Транзит власти – дело ненадежное.
Транзит власти – дело рискованное. Легко ошибиться даже человеку многоопытному, который в недавнем прошлом возглавлял могущественнейшую спецслужбу, теперь стал генсеком, тяжко болеет, переживает за страну и подыскивает преемника. Свой невеселый взор Юрий Андропов останавливает на Михаиле Горбачёве, человеке молодом, здоровом, волевом и верном, и тот, переждав Константина Черненко, усаживается на коммунистический трон. Усаживается с тем, чтобы спасти обветшавшую советскую империю, перестроив ее экономику в соответствии с таинственными законами рынка. Однако именно при Горбачёве развалится великая держава, но ушедший вождь, к счастью для себя, никогда не узнает, какая судьба постигла его избранника и нерушимый Союз.
Транзит власти – дело опасное. Легко ошибиться даже человеку весьма искушенному, прошедшему огонь и воду номенклатурной селекции: свердловский обком, столичный горком, позор отставки и чудо политического воскрешения. Борис Ельцин, первый президент свободной России, долго будет подбирать себе наследника, пока не решит, что скромняга-подполковник из андроповского ведомства – это то, что нужно. Это не должно смущать, что он из КГБ, правда же? Ибо страну снова пора спасать, после всех гражданских войн и дефолтов, а в особенности надо защищать демократические завоевания, для чего необходим человек молодой, здоровый, волевой и верный. Таков, заключит хворающий гарант, Владимир Путин, объявляя имя очередного премьера и называя его преемником. "Я в нём уверен", – скажет Ельцин.
Двадцать лет назад. 9 августа 1999 года.
Потом Ельцин пожалеет о содеянном, поскольку именно при нём, при Путине, с демократическими завоеваниями будет покончено, а режим, установившийся в России, соединит в себе несоединимые вроде черты загнивающей романовской империи, бодрого немецкого рейха и стабильного маразма эпохи зрелого социализма. После своей скоропостижной отставки Борис Николаевич проживет в этой меняющейся на глазах стране долгих семь лет, медленно прозревая и постигая, кого он выбрал. Изредка будет высказываться, осторожно полемизируя с подполковником – насчёт возвращения сталинского гимна, насчет ареста Михаила Ходорковского, насчет отмены губернаторских выборов после Беслана. Но в общем предпочтёт отмалчиваться, боясь за семью и опасаясь прослушек.
Два этих сюжета, внезапно закольцевавшихся, описывать можно по-разному. Аполитично размышляя о личных драмах стареющих вождей, не сумевших разобраться в людях, которым завещали страну. Применительно к цикличности российской истории, в рамках которой кого там ни выбирай, а в положенный им срок придут и оттепель, и заморозки. Рассуждая о везении и непрухе как составных частях отечественного исторического процесса. Ибо пришествие Горбачёва в безнадежные застойные времена было явлением несомненно чудесным, равно и явление Путина строго рациональным образом сложно объяснить.
А еще в этих сюжетах чудится интрига, связанная с поражением и реваншем советских спецслужб. "Мы не знаем страны, в которой живём", – молвил как-то Андропов, и это было правдой. Они не знали страны, которую Юрий Владимирович стремился спасти, громя диссидентов и отлавливая зазевавшихся нарушителей трудовой дисциплины в скверах и в банях, оттого и прохлопали Советский Союз. Собственно, и Михаил Сергеевич, следуя андроповским заветам, начинал с того, что пытался укрепить дисциплину в центре и на местах, и только потом, когда осознал, до чего гражданам осточертело коммунистическое враньё, увлекся процессом их освобождения.
В отличие от него Владимир Владимирович страну, в которой был назначен преемником первого лица, знал. Сверху донизу, поскольку воспитывался в ленинградских дворах, а службу в демократических колоннах проходил под руководством знаменитого градоначальника, приняв посильное участие в разграблении родного Петербурга, который как раз при Путине стал бандитским. А ещё он обладал навыками, полученными от рождения и отшлифованными в разведшколе: умением воздействовать на людей, входить в доверие, привлекать сердца. Иначе говоря, вербовать. Конечно, не обязательно быть чекистом или артистом, чтобы уметь грамотно вживаться в разные роли. Однако, судя по некоторым свидетельствам, даром перевоплощения и способностью казаться единомышленником любому сиюминутному собеседнику подполковник владеет в совершенстве.
Потому едва ли следует слишком уж азартно обвинять ельцинскую "семью", то есть Таню-Валю и Волошина с примкнувшим к ним Березовским, в том, что именно они изобрели нового президента. Путина подвели к Ельцину, это правда, но подводили к нему и других, а успеха добился он, Владимир Владимирович. Он нашел самые правильные слова и выбрал самую точную манеру поведения в той ситуации, в которой оказался первый президент России. Когда слабело здоровье, поджимали сроки, страшило будущее, а внушенная россиянам тоска по сильной руке была в стране уже почти всеобщей, объединявшей гаранта с последним бомжом.
Реванш советских спецслужб выразился в том, что Путин, прикинувшись демократом и подлинным, понимаешь, продолжателем реформаторского курса, повел страну по пути успешного построения полицейского государства. Избывая, как представлялось ему и тысячам отставных и кадровых гэбэшников, величайшую геополитическую катастрофу ХХ века – мирный роспуск коммунистической империи. Хорошо чувствуя страну, он с первых дней, ещё на посту премьера, сделает месть за прошлые поражения своим основным занятием, и уже совсем скоро чеченцы начнут расплачиваться за победу в первой войне, а когда наследник станет президентом, он сведет счеты со всеми, кто "ураганил" при Ельцине. То есть, в переводе с путинского на русский, выстраивал свободную Россию на обломках рухнувшего совка. Он отомстит и за перестройку, и за "лихие девяностые", и за Андропова, восстановив на Лубянке памятную доску в честь покойного шефа КГБ.
Транзит власти – дело обнадеживающее. Андропов ошибся, Ельцин ошибся – отчего не предположить, что и дедушка Путин, когда придёт время и ему подыскивать преемника, допустит промах? Подобно невезучему генсеку, он остановит свой недоверчивый взор на каком-нибудь своём ретивом охраннике, молодом, здоровом, волевом и верном. Решив, что этот уж наверняка поведет путинскую Россию по проторенному Михал Иванычем пути. А тот возьмет и свернет в противоположную сторону. Ибо так жить нельзя, догадается избранник, как некогда догадались все мы, включая Михаила Сергеевича. И если Владимиру Владимировичу повезет, то он не доживет до того дня, когда Россия станет свободной. А если не повезет, то не повезет, о чём уже сегодня невозможно думать без содрогания.
Илья Мильштейн, «Радио Свобода»