«Эта технология разрабатывается с 1950-х годов»: что могло взорваться под Северодвинском?

Специалист прокомментировал взрыв на секретном полигоне РФ.

В понедельник газета Wall Street Journal сообщила, что через два дня после взрыва на военном полигоне в Архангельской области отключились две российские станции мониторинга ядерных взрывов. При этом до сих пор неизвестно, что именно взорвалось на полигоне возле села Нёнокса 8 августа, когда погибли пять человек, и каков реальный уровень выброса радиации, передает currenttime.tv.

Среди версий – взрыв крылатой ракеты с ядерным источником на борту "Буревестник" и взрыв баллистической ракеты донного базирования "Скиф".

О "Скифе" написала "Новая газета". Журналисты проанализировали сообщения о катастрофе и собрали информацию по своим источникам. Глубоководная ракета "Скиф" разрабатывается конструкторским бюро "Рубин" и ракетным центром Макеева по заказу Минобороны России. Известно также, что российский ядерный центр работает над созданием источников энергии с использованием "радиоактивных материалов".

"Буревестник" еще 12 августа упоминал президент США Дональд Трамп. В своем твиттере он написал, что авария на российской военно-морской базе – это результат испытаний ракеты с ядерным двигателем, которая в США классифицируется как Skyfall ("Буревестник").

Подтверждений этим версиям пока нет.

"Росатом" заявлял, что речь идет о ракете с радиоизотопным элементом в двигателе.

О технологии использования небольшого радиоизотопного устройства для получения энергии известно много, но о ракете, которую упоминал в своем твиттере Трамп и которую анонсировал во время обращения к Федеральному собранию Владимир Путин, – гораздо меньше. Если бы возле поселка Нёнокса в Архангельской области взорвался реактор крылатой ракеты "Буревестник" неограниченной дальности, пришлось бы признать, что такой реактор существует. И оказывается, он действительно есть.

Как он выглядит и сколько радиации могло попасть в окружающую среду, в эфире программы "Вечер" рассказал Александр Черкасов, глава правозащитного центра "Мемориал": до того, как стать правозащитником, он работал научным сотрудником в Институте атомной энергии имени Курчатова.

— Однажды вы рассказывали мне в личной беседе историю про маленький реактор, который в принципе способен летать в ракете. Если предположить, что такой реактор существует или был доработан, то что могло взорваться тогда на Севере?

— Знаете, такие реакторы создавались много десятилетий.

— То есть они были вообще в принципе, изначально технология существует?

— Эта технология разрабатывается с 1950-х годов. Это одно из возможных средств доставки ядерного оружия, которое делалось еще в 1950-е годы, так называемая крылатая атомная ракета. Только тогда это должно было весить порядка 450 тонн. Поищите в интернете, там есть слово КАР – крылатая атомная ракета. Слава богу, тогда не получилось. Но технологии развивались, и в принципе к моменту распада Советского Союза реактор подобных характеристик уже существовал, правда, скорее для космического применения.

— Какого он размера?

— Большое ведро, небольшой бак. Опять-таки, погуглите: реактор РД-0410. Об этом была информация вполне открытая. Только здесь он не на каком-то рабочем теле, который через него продувается, а прямоточный. С одной стороны в него накачивается воздух, с другой стороны воздух идет на выхлоп. Просто как источник тепла для нагрева воздуха.

— Воздух должен нагреваться до какой-то огромной температуры за очень короткое время. Какая тогда температура рабочая внутри такого реактора?

— Это зависит от того, насколько долго он должен работать. Какие у нас рабочие температуры в авиационных двигателях? Давайте примерно такую температуру сделаем. Нужно 1500? Будут 1500. Нужно 2000? Будут 2000. Нужно 2500, больше? Будет.

— То есть так можно, технологии позволяют – и материаловедение, и все остальное?

— Вопрос в том, что действительно материалы должны быть разработаны. Это все требует долгой кропотливой работы. Но в Советском Союзе такие работы велись, и принципиальных сложностей, принципиальных препятствий к созданию подобных изделий нет. Другое дело, что мы ничего не знаем о том, что там было именно. Но мы знаем, что такие вещи нужно делать очень спокойно, без пристального внимания начальства.

— Что может заставить это ведро с ядерным топливом, которое нагревается, на какой режим оно вообще может выйти, чтобы произошел взрыв? Кстати, тепловой взрыв или атомный? Тепловой, судя по всему?

— Ядерный взрыв происходит там, где делают специально штуку, которая взрывается. В Арзамасе-16 как раз умеют делать то, что специально взрывается.

— То, что специально не должно взрываться, оно не взорвется никогда?

— Почему? Тепловой взрыв возможен. Вводите большую реактивность – оно может у вас взорваться. Вопрос в том, что этому нужно очень спокойно учиться, этому нужно очень спокойно учить ваше изделие. Главное – чтобы начальство не говорило, что это нужно немедленно и вчера. Главное – чтобы коллектив был с большими традициями, понимающий, что это такое, без штурмовщины.

— Если реактор с ведро размером, то сколько там килограмм или грамм топлива может быть теоретически?

— Десятки килограмм. Понимаете, если вас интересует масштаб радиоактивного заражения, то вас интересует другое: сколько там накопилось продуктов деления урана, какая мощность выделилась при вспышке. Мощность у вас будет сколько-то десятков – от силы фунтов – тротилового эквивалента. То есть очень небольшой взрыв, который может все это к чертям разметать.

И очень недолго это работало. Вряд ли это гоняли на каком-то очень свирепом режиме. То есть в любом случае это не Чернобыль. Чернобыль – это 3 гигаватта, которые гоняли три года. А здесь рабочая мощность – десятки мегаватт, может быть, от силы. И какие-то минуты.

— То есть это не может быть смертельно опасно для людей, находящихся в непосредственной близости?

— Для людей, находящихся в прямо непосредственной [близости], это, безусловно, смертельно опасно. Но какой-то долговременной опасности [нет], сравнивать это с Чернобылем невозможно.

— Единственное, что может быть, я так понимаю, – станции могут зафиксировать остаточный след радиации, который может привести к секретам родины. Видимо, об это сейчас вся речь?

— Станции могут зафиксировать [радиацию], но ведь мы помним совершенно недавно историю с утечкой рутения на комбинате "Маяк", которую отрицали. Утечки были, как теперь говорят нам европейцы, но российские станции ничего не фиксировали, то есть их данные не предоставлялись. Я о том, что здесь ничего большого зафиксировать было бы невозможно, потому что несравнимо это ни с Чернобылем, ни с ядерным взрывом полномасштабным. Другое дело, что очень печально, что такую технологию дискредитировали.