C XVII века около трех миллионов белорусов оказалось в Сибири.
Kp.by узнал, как земляки поднимали восстание на золотых приисках, из-за чего столыпинские вагоны по полгода ехали на поселение и как белорусы избегали расстрела в годы сталинизма.
- Я насчитал 11 волн переселений белорусов в Сибирь, начиная с XVII века, - рассказывает зампред иркутского Белорусского клуба «Крывічы» и активный деятель диаспоры Олег Рудаков, который недавно приезжал в Минск. Уроженец Полоччины, он после долгой службы в армии осел в Иркутске, стал лидером белорусского движения в Прибайкалье и исследователем истории и культуры наших земляков, оказавшихся в этих краях. - Белорусы столетия назад оказались в числе первопроходцев - небольших отрядов казаков. Литва, или служивая литва, как называли белорусов, была попавшими в московский плен воинами ВКЛ. На Севере они быстро богатели, получали землю, меняли тюрьму на свободу. Многие вошли в историю: литовскому ротмистру Барташу Станиславову доверили руководить казацким отрядом, белорус Ян Куча возглавил русское посольство к племени айратов, убедив их перейти со своими землями под крыло империи, а шляхтич ВКЛ Андрей Дубенский даже основал Красноярск - сегодня в центре города ему установлен памятник. Правда, немногие знают, что Дубенский - белорус…
А еще белорусы-первопоселенцы в 1670 году основали деревню Литвинцево у самого Илимского острога - первого форпоста казаков в Восточной Сибири. Острог и село не сохранились, попав в 70-х под зону затопления Усть-Илимской ГЭС. Но в Иркутске немало выходцев оттуда, распространена и фамилия Литвинцев. «Жаль, мало кто называет себя белорусом», - замечает Олег.
Повстанцы Калиновского поднимали бунт на каторге и изучали Байкал
Вторая волна белорусов в Сибири - тысячи ссыльных повстанцев 1830-1831 и особенно 1863 годов. Их нередко этапировали в Прибайкалье в кандалах.
Ученого Яна Черского родом из Дрисненского уезда (нынешний Верхнедвинский район) после поражения восстания Калиновского лишили дворянства и направили штрафным рекрутом в Омск. Спустя 7 лет хлопотами коллег-ученых ему позволили переехать в Иркутск на вольное поселение.
- Сначала Черский устроился сторожем, а потом на свои деньги проводил экспедиции, первым объехал озеро Байкал и первым нарисовал его точную карту. Вдобавок описал флору и фауну, а также сделал замеры уровня воды в разные поры года. Его метки сохранились на скалах до сих пор.
Получив вольную, Черский вернулся на родину, затем преподавал в Петербурге, но вскоре снова отправился в очередную сибирскую экспедицию, где и умер от туберкулеза. Белорус оставил 97 работ о Байкале и Прибайкалье, в его честь назван хребет Черского, известный каждому школьнику, и еще с десяток географических названий в Сибири. А среди экспонатов Иркутского краеведческого музея под первыми номерами идут находки Яна Черского - в том числе бивень мамонта.
Кстати, к музею причастен и создал археолог Николай Витковский - уроженец Витебщины, товарищ Достоевского по училищу в Петербурге. После восстания Калиновского он 10 лет провел каторжником на золотых приисках, прежде чем получить право на поселение и научную работу в Иркутске. Между прочим, на тех приисках именно белорусы из-за тяжелых условий труда поднимали бунты. Их, конечно, подавляли, но условия смягчали - сокращали рабочий день, лучше кормили, а со временем отменили кандалы.
Бенедикт Дыбовский с Новогрудчины к 1863 году был доктором медицины и профессором. Как комиссара повстанцев его ждало повешенье, но за Дыбовского заступились немецкие ученые-зоологи. С российским правительством по этому вопросу общался будущий канцлер Германии Отто фон Бисмарк. В итоге Бенедикту дали 12 лет ссылки. За это время Дыбовский вместе с другим повстанцем-ученым Виктором Годлевским изучил Байкал и Амур. Когда благодаря ходатайству Петербургской академии наук ему позволили вернуться на родину, Дыбовский, тем не менее, снова сорвался на Север - уже на Камчатку.
Половина семьи переселенцев могла умереть по дороге в Сибирь
- Чтобы в конце XIX века набрать рабочих на строительство Восточносибирской железнодорожной магистрали, по всей Российской империи действовали агитаторы. И десятки тысяч людей из белорусских деревень срывались за заработком и новой жизнью, - говорит об очередной волне переселенцев Олег Рудаков. - Около 70% строителей оставались в Сибири поддерживать объекты магистрали, разбирать последствия частых землетрясений, обвалов.
Следующая волна была связана с аграрной реформой начала ХХ века. Глава царского правительства Петр Столыпин говорил: «По-настоящему российской эта земля станет, когда там появится крестьянин». Тогда на территорию от Тюмени до Байкала переселилось до 1,5 миллиона белорусов, а всего из центральной России, Беларуси и Украины переехало вдвое больше.
- И агитаторы снова зазывали белорусов в Сибирь. Люди соглашались быстро: в европейской части империи земель для больших семей не хватало. Но сначала от деревни отправляли кого-то на разведку - правда, частенько гонцам показывали места получше, чем те, куда потом везли крестьян. Порой белорусы выезжали всем родом, но нередко переселение разделяло семьи: жены оставались в Беларуси с младшими ребятишками, а мужья и старшие ехали в Сибирь.
Белорусов везли в столыпинских вагонах - теперь один такой стоит в Иркутске как памятник. Туда помещали в страшной тесноте по 80 человек с их скарбом. А везли с собой не только одежду, но и ткацкие станки, ступы, поначалу даже коней. Поездка занимала порой до полугода, ведь поезда с переселенцами должны были пропускать литерные составы с пассажирами-дворянами и товарные поезда.
- Крестьяне на полустанках стояли месяцами, в поездах царили голод и болезни. Все было так плачевно, что местные дворяне и купцы организовывали медпомощь и питание переселенцам. До сих пор в этнографических экспедициях я записываю истории, как из 15 выехавших детей одной семьи до Сибири добиралось семеро…
В Сибири белорусов ждали переселенческие станции - нынешние райцентры Иркутской области Тулун, Куйтун, Тайшет. Там их из вагонов пересаживали на подводы и развозили под заселение.
- Люди долго оценивали землю, а еще то, каких сил будет стоит выкорчевка толстоствольного леса - четыре таких дерева хватало, чтобы поставить хату, и подобные жилища до сих пор стоят! - рассказывает Олег Рудаков. - Подводы сопровождал чиновник-инженер, чтобы зафиксировать на карте и назвать деревню. Порой он катался с переселенцами по несколько дней. Так было с деревней Анучинск, основанной в 1903-м. Недалеко от ее будущего места белорусы попросили сделать привал - «анучы перавязаць». И пока перевязывали, посмотрели на речку, на просторы, и решились остаться - уж очень похоже на родную сторону. Инженер и назвал село Анучинск.
Олег Рудаков добавляет, что белорусских деревень, основанных в годы столыпинской реформы в Сибири, немало. Их можно узнать и по названиям (Андрюшино, Тургеневка, Жизневка), и по планировке:
- Обязательно строится прямая главная улица, через 6 хат - проулочек. Могут быть дополнительные улицы, но все строго перпендикулярно и параллельно, как на орнаменте. Как-то я ехал в экспедицию в деревню Тарнополь, основанную хуторянами из Беларуси. Ехал перекладными через всю Иркутскую область, чья территория как современные Беларусь, Украина, Литва, Латвия, Эстония и Финляндия вместе взятые. Правда, проживает в ней всего 2,6 миллиона человек, а между селениями может быть и тысяча километров. Неподалеку от Тарнополя сел в кузов попутного грузовика с местными рыбаками. Их первые слова были по-белорусски: «А ты куды едзешь? Да каго?» Мало того, в этих деревнях до сих пор картошку называют «бульбай», «бульбачкай». А в Тарнополе одна из улиц называется Гомель, где обосновались переселенцы с Гомельщины.
Приговоренные к расстрелу брали документы и фамилии умерших ссыльных
Во время Первой мировой войны беженцы из Беларуси в основном оседали на Урале и в Западной Сибири, но отголоски докатились и в Прибайкалье. А с конца 1920-х и в 1930-х белорусов вербовали осваивать Сибирь - правда, куда больше было репрессированных и пытавшихся сбежать от коллективизации в родных краях.
- Сначала не желавшим вступать в колхозы позволяли добровольно ехать в Сибирь и жить единолично. Правда, вскоре коллективизация началась и там, - рассказывает Олег Рудаков, чей дед тоже чуть не выехал в Сибирь со своего хутора на Полоччине. - Когда начались репрессии и высылки, в этапных вагонах до Сибири нередко умирали ослабевшие заключенные, а получившие расстрельную статью подкупали конвоиров, чтобы те позволили им забрать документы и, соответственно, тюремный срок этих несчастных. Свои же документы смертники прилагали к трупам. Однажды ко мне обратился иркутянин Владимир Пенюшкин. Только перед смертью его бабушка призналась, что их фамилия - Калиновские, они из Беларуси, а репрессированный дед именно так и выжил. Петр решил съездить с Байкала в деревню под Брест. Приехав, спросил бабушку у первой же хаты, мол, где тут жили Калиновские. А старушка в ответ: «А ты не Петруся будзеш? Дужа падобны». Оказалось, в юности дед Петр встречался с ней, они чуть не поженились. После этой поездки на родину предков Владимир пошел в паспортный стол и сменил свою фамилию на Калиновский.
Приезжали белорусы в Сибирь и в годы Великой Отечественной войны - в основном, в эвакуацию. А потом строили Иркутскую, Братскую и Усть-Илимскую ГЭС.
- А на БАМе наши возводили станции Улькан, где до сих пор стоит памятник аистам, которых нет в Сибири, а большая часть жителей - белорусы. Многие ехали по 5-летнему распределению, поскольку в Сибири многим специалистам платили по коэффициенту 1,5 относительно европейской части СССР. Так же зачислялся и стаж, - поясняет Олег Рудаков: «Я и сам был распределен в Иркутск как офицер, мог бы здесь всю жизнь прослужить, но был уволен по ограниченному состоянию здоровья, без права пенсии».
Следующая волна немногочисленная - переселенцы из зоны радиоактивного загрязнения после Чернобыльской катастрофы. А дальше был вывод ракетных войск, и белорусские офицеры (многие с семьями приехали из Постав, где тоже незадолго до того проводили сокращение вооружений) оставались тут отслужить до пенсии год за полтора.
...Сегодня записываются белорусами единицы. Влияет ассимиляция: по последней переписи в Иркутской области белорусами записалось только 50 тысяч человек, а ведь только в годы столыпинской реформы сюда переселилось порядка 300 тысяч белорусов. И многие очень удивляются, когда Олег заново открывает прошлое их деревень и семей...