Эколог-краевед каждый день следит за радиационным фоном с помощью личного дозиметра.
Алексей Климов одним из первых после взрыва на полигоне под Нёноксой стал замерять радиационный фон с помощью личного дозиметра — в частности, он обнаружил повышенный радиационный фон на Мироновой горе. Но занимается проблемой радиации вокруг Северодвинска он не первое десятилетие. Он поделился с 29.RU мыслями о том, что случилось в селе и насколько опасны последствия ЧП.
«Мы жили в условиях повышенной радиации»
Алексей Иванович — коренной северодвинец, его отец работал на «Севмаше». В городе его многие знают и уважают: он и кандидат философских наук, и член архангельского отделения Союза писателей России и Русского географического общества, и эколог-краевед. «Где родился — там и пригодился», — говорит он.
— В Северодвинске ещё в 80-е годы фон был больше, чем у других городов. И был выше, чем сейчас. Благодаря нашему контролю и изменениям в стране он стал меньше. Но в своё время мы жили в условиях повышенной радиации. Первый дозиметр я получил от Greenpeace ещё в далёком 1992 году. Вообще Greenpeace привёз в Северодвинск первым я — в лице Джошуа Хендлера, которого я в шутку называю «великим американским шпионом». Сейчас мы с ним уже не переписываемся, как-то у нас пропал контакт, но тогда было положено начало экологическому движению, — рассказывает Алексей Иванович.
По словам краеведа, таким рядовым дозиметрам, которыми в последние дни многие замеряли радиационный фон, действительно можно верить. Сам он с коллегами в 1990-е при помощи такого же устройства открыл две радиоактивные свалки на территории Северодвинска, которые не соответствовали технике безопасности. Одна из них — Миронова гора, где складировали 1840 кубометров радиоактивных отходов, и откуда радиация начала поступать в окружающую среду из плохо изолированного хранилища. Так вот, на крышке этого хранилища жидких радиоактивных отходов мой дозиметр зафиксировал 1200 микрорентген в час. Сейчас, уже после их вмешательства, Миронова гора является законсервированной территорией, изолированной от окружающих.
— И вот когда в 1994–95 годах мы оглашали действительно жёсткую информацию о настоящем положении дел с атомными подводными лодками, об их утилизации, о неконтролируемых свалках радиоактивных отходов — тогда было страшно, — объясняет Алексей Климов. — Но мы были молодыми, мне было 34–35, а сейчас — уже почти 60.
«Страх был жуткий — когда у меня в первый раз в октябре 1995 года прошёл обыск ФСБ — это было дико»
У меня как у представителя Greenpeace искали секретные документы. Всё было очень серьёзно. Моя родная мать после обыска сказала: «Я ведь понимаю, что если про вас надо будет говорить, то я скажу правду. Вы — предатели России». Это всё страх. А сейчас такого нет. Люди изменились, появилась молодёжь, которая, может быть, что-то изменит.
«Северодвинск — не город, а армия»
По словам Алексея Климова, 8 августа у нас произошло радиоактивное излучение — оно было кратким, и обычно оно действует «одноразово»: те, кто был близко, — умер, те, кто чуть подальше, — заболел, кто был ещё дальше — заболеет позже. Будет ли это именно так в Поморье — неизвестно.
— Некоторые люди хотят уезжать. Меня знакомые спрашивают: «Так что, нужно покидать Северодвинск? Здесь действительно невозможно жить? Здесь власти города будут врать? Министерство обороны и "Росатом" будут проводить свои исследования и не ставить нас в известность?» А я думаю, что им ответить, и не знаю. Но почему я на этот вопрос должен отвечать, а не власти? — считает он.
Самое страшное, по мнению эколога, что во время взрыва жители Северодвинска находились на свежем воздухе.
— Ведь это был третий тёплый день в Северодвинске, у нас это лето состояло из трёх дней — все вышли на прогулку.
Но когда в 09:20 произошло ЧП — почему не было звукового оповещения? Мы же очень дисциплинированы, мы фактически не город, а армия.
Мы военный город. Нужна чёткая голосовая команда: «Уйти всем домой, вернуть всех детей в садик, закрыть окна». Кто-то говорит, что это глупо, но это было бы хоть что-то!
Но они промолчали, а сейчас врут непрерывно. Более того, Владимир Владимирович что-то не задумывается над этой ситуацией. Он сказал, что не было никакого превышения радиации. Было. Ветер дул на город, а Министерство обороны утверждает, что он был южным. А у нас южного ветра не было уже полтора месяца, дуют только северный и северо-западный. А сейчас выкинуло баржу радиоактивную. Это же море — оно через две недели начнёт после аварии выкидывать на берег, и так может продолжаться месяца три.
Отразится ли скачок радиации на местных овощах и фруктах — пока что Алексей Иванович затрудняется утверждать. Сейчас радиационный фон, по его информации, в норме, а фонят только те детали, которые выбрасывает на берег. Их он ещё будет изучать в течение следующих трёх недель — ходить по берегу от Солзы до Нёноксы и делать замеры радиации.
— Сейчас эта тема рубежная и стоит очень остро — где грань между секретностью и безопасностью населения? — считает он. — Многие, кто хоть что-то знает, говорят — «Мы под подпиской о неразглашении гостайны», а кто-то — «Извините, но я могу потерять работу». И это тоже понятно: сейчас у нас экономический спад, живёт у нас в области только Северодвинск, остальные города — существуют. Чем это всё закончится — не знаю. Авария обсуждается с замалчиванием фактов — нам приходится читать между строк. А сейчас ещё и «Лошарик» у нас будут ремонтировать, и никто не знает, что в нём, какие там уровни радиации и какой есть риск для местного населения.
Единственное, что я могу сейчас ответить, — это то, что всё очень серьёзно.