Сегодня исполнилось 15 лет со дня захвата заложников в Беслане.
1 сентября 2004 года во время торжественной линейки, посвященной началу учебного года в школе №1 североосетинского города Беслан, 32 террориста захватили в заложники больше тысячи школьников, их родителей и работников школы.
В результате теракта погибли 186 детей, 17 учителей, 111 родственников и других присутствовавших на линейке, 19 силовиков и гражданских спасателей.
Один террорист захвачен живым и осужден пожизненно. Ответственность за теракт взял на себя один из лидеров чеченских боевиков Шамиль Басаев.
Накануне траурных мероприятий корреспондент Настоящего Времени встретился с председателем комитета "Матери Беслана" Сусанной Дудиевой. Ее сын Заур, как и десятки других заложников, погиб 3 сентября во время штурма спортзала бесланской школы. Дочь Залина выжила.
– Что с расследованием бесланского теракта?
– Ну расследования как такового сейчас нет, расследование бесланского теракта пошло по тому же сценарию, который в 2004 году предложила Генпрокуратура Российской Федерации. Дело продолжается, на сегодняшний день следователи работают над материалом по опознанию личности террористов, которые еще не опознаны.
У нас был бардак в оперативном штабе, потому такой же бардак царил тогда в стране
Изначально у нас было одно количество террористов. Вроде бы всех опознали. А теперь откуда-то берутся другие террористы, и они тоже изучаются на вопрос причастности к бесланскому теракту.
В общем, дело очень важное, но дело мертвое. Идет в том векторе, который задали, и потому у нас нет виновных, и потому у нас нет ответственных за что-то, за исполнение или неисполнение своих должностных обязанностей, и потому у нас не извлекаются уроки из того, что произошло. Я думаю, потому у нас был такой бардак в оперативном штабе, потому что вот такой же бардак царил как тогда, так и сейчас вообще в стране.
– Что значит поменялось количество террористов?
– У нас количество террористов, которые были убиты, найдены после теракта в школе было одно, но я склонна верить тому, что террористов было больше, из рассказов заложников, детей и взрослых, которые были в школе. Большая часть террористов была опознана: было четыре трупа которые были не опознаны, со временем и их опознали. Но потом добавилось еще два трупа, и они исследовались на причастность к бесланскому теракту – принимали ли какое-то участие в руководстве, были какие-то, может быть, идейные вдохновители или организаторы. Я не знаю. Но во всяком случае, дело продолжается. Мы периодически наведываемся в Следственный комитет, просим их активизироваться.
Вину свою государство не признало. Хотя объективный европейский суд, признал, что Российская Федерация виновна в том, что нарушено право людей на жизнь, но никаких выводов, никаких объяснений по поводу рассмотрения каких-то вопросов, которые были в решении Страсбургского суда, не было. Это говорит о том, что не хочет Российская Федерация признавать свою вину в том, что власть допустила теракт, в том, что власть не справилась.
– Кого вы считаете виновными в теракте, помимо террористов?
– Ну, то, что террористы виновны – это понятно, это нелюди. Но то, что есть у нас структуры, которые призваны обеспечивать безопасность граждан, – это Федеральная Служба Безопасности, это Министерство внутренних дел.
И учитывая то, что эти структуры получали сигналы о том, что в одном из регионов Северного Кавказа готовится террористический акт, и по этому поводу приходили в республику много телеграмм, шифрограмм, что там готовится теракт по буденновскому сценарию с массовым захватом заложников, с предъявлением требований, и что якобы этот террористический акт проплачен из Турции.
И получается, что несмотря ни на что, теракт совершен, террористы спокойно проехали по республике, и сделали свое зло. Да почему нет ответственных в этих ведомствах республики и в этих же ведомствах Российской Федерации?
Все чиновники ушли от ответственности, и каждый из них получил повышение по службе
Я думаю, что ответственность должна разделиться, и я думаю, глава государства должен был наибольшие требования предъявить к федеральным руководителям структур, но мы этого не увидели.
Более того, все чиновники –руководители ведомств, даже руководитель районной службы безопасности, который был на тот момент, у нас в районе в Беслане, все, абсолютно все, ушли от ответственности, и каждый из них получил повышение по службе. И поэтому я склонна думать, что вот эта чиновничья солидарность, вот такой свой позор и такую безответственность прикрыли тем, что не стали никого наказывать и не стали разбираться. А стали награждать.
– Последняя телеграмма о готовившемся теракте пришла накануне трагедии?
– Вечером 31 августа пришла телеграмма из Южного федерального округа о том, что в селении Шали – это между Дагестаном и Чечней – захвачен террорист Арсамигов, и он дает показания о том, что завтра в Беслане будет теракт. Эта шифрограмма с показаниями этого террориста пришла в республику поздно ночью. Министерство внутренних дел приняло эту шифрограмму, зарегистрировало ее в своих журналах, и далее – бездействие.
Документ, рапорт ушел на стол министру. Министр пришел утром на работу, а в это время уже террористы захватили заложников. И нет никого виновных, и никто не разбирает этот факт, о котором мы всегда говорим, у нас есть материалы именно по этому эпизоду бездействия следственной группы, бездействия руководства Министерства внутренних дел.
В бездействии руководителей структур всегда виноват самый главный. Я считаю, что виноват президент Путин. Если бы была его личная заинтересованность в расследовании бесланского теракта – разобрать все досконально, наказать всех виновных, извлечь уроки из того, что произошло – я думаю, ему не составило бы труда разобраться и наказать.
Мы не кровожадные, мы не требуем пересаживать всех в тюрьму, мы не требуем, чтобы их казнили. Просто пусть разберутся и просто пусть назовут фамилии тех, кто виноват. Нам и этого было бы достаточно, что разобрались и назвали виновных. И чтобы эти люди не продолжали сидеть и вот так вот, не знаю как, исполнять свои обязанности.
И вот такие кабинетные министры, кабинетные генералы правят сейчас, и в общем-то они обеспечивают безопасность опять-таки теперь опять же нас и всех вас.
– Вы верите, что виновных накажут?
– Я верю, что это произойдет. Ну, конечно, хочется, чтобы это произошло как можно раньше. И потом, когда это произойдет, я думаю, тогда этим людям будет очень трудно как-то находить слова для своего оправдания – тогда они будут уже никому не нужны.
Я уверена в том, что все зависит от первого лица: захочет – расследуют, не захочет – не расследуют. На сегодняшний день – не расследуют. И заручиться поддержкой людей очень сложно.
Когда каждый раз мама ведет ребенка в школу 1 сентября, любая мать, любой отец помнит Беслан. И как бы они не вели себя спокойно или неспокойно, каждый из них вспоминает это.
Если бы было объективное расследование, то объединяющий фактор, как на тот момент хотелось бы сделать президенту – объединить народ... Я думала, после бесланского теракта все изменится, жизнь станет другой... Но этого не произошло.
– Вы были в новой школе Беслана?
– Да, много раз. Мой внук, я так думаю, старший внук пойдет в новую школу.
– Вам не страшно повторение?
– Боюсь я или не боюсь? Конечно, боюсь. Конечно, боюсь. Я боюсь всего. Я боюсь, когда моя дочь с детьми уходит в парк, уходит в кино. Я боюсь, когда моя дочь идет куда-то в развлекательный центр с детьми. Я боюсь, когда они летят самолетом куда-то. Но жить и всего бояться... Но в школу мой внук пойдет.
Я поведу его в новую школу, которая построена, и в память о его дяде, о моем сыне, о всех тех, которые погибли, о всех тех, которые выжили, я поведу его в новую школу, я буду продолжать, как и своего сына, воспитывать своих внуков мужчинами, патриотами.