Путин и многоточие

Что за лозунг такой?

Российский оппозиционный политик Илья Яшин продолжает публиковать свой «тюремный дневник»:

28 августа, день освобождения.

«Видимо, до встречи», — дежурный офицер возвращает мне личные вещи, поглядывая в окно. Там уже ждет автозак, и несколько полицейских переминаются с ноги на ногу.

Иду к выходу.

«Не спешите», — встает в дверях начальник спецприемника.

Смотрим друг на друга.

«В чем дело-то?» — спрашиваю.

«Вы же в 14:20 освобождаетесь, верно?» — уточняет он. Киваю.

Начальник показывает часы: 14:18.

Ждем.

***

На пороге бойцы в черной форме 2-го оперполка МВД. Старший бодро докладывает, что я задержан за призывы к митингу, и почему-то все время улыбается. Я снимаю его выступление на видео и публикую в соцсетях.

Через час мы уже в отделе полиции, и тот же боец по-свойски садится рядом со мной на стул.

«Почитал ваш фейсбук, — говорит. — Ну где вы меня выложили».

«И как? Понравилось?»

«Чему там нравиться? Я просто улыбался, а там хай такой. И прям оскорбляют».

Смотрю на него с интересом: похоже, и правда переживает.

«Расстроился?» — спрашиваю.

«Да блин, не улыбаешься — плохо, улыбаешься — опять плохо, — жалуется боец. — Американские фильмы видел? Там полицейские все время улыбаются, никто их не оскорбляет. А я улыбнулся, и понеслось: лыбится, животное…».

«Не грусти, сержант».

***

Обаятельная капитанша Мария в ОВД «Тверское» знакомит меня с материалами дела. Читаю рапорт: «Собравшиеся кричали «Путин … !» и не подчинялись полиции.

«Это что за лозунг такой? — уточняю. — Путин и многоточие».

«Ну там вроде кричали, что Путин вор. Пропущено просто», — смущается Маша.

«Так давай допишу», — беру я ручку.

Мария хватает бумаги.

«Нельзя, вы что!»

***

«Вот неймется тебе, Илья», — качает головой оперативник у двери КПЗ, где мне предстоит ночевать.

«В смысле?»

«Ну отсидел бы спокойно и гулял уже на свободе».

«Я разве беспокойно сижу?»

«А что, спокойно? Про выборы что-то писал, за коммуниста какого-то впрягся, которого снимать пришлось после этого…».

Открывает дверь камеры.

«Тебе прям как будто нравится злить начальство», — хмурится опер.

Честно говоря, да: нравится.

***

Камера крошечная: ни окон, ни кровати. Чувствуешь себя, как в каменном мешке. Зато на стене гордо красуется надпись «Ингуши сила!».

«Ты что, совсем тупой!?» — орет за дверью дежурный. Кто-то отвечает ему, путая русские и, кажется, узбекские слова.

«А я тебе еще раз говорю, — психует офицер. — Пока штраф не оплатишь, будешь сидеть в клетке».

«Нет денег, командир…»

«Держи телефон. Звони землякам. Шегельме-бегельме, твою мать».

***

Ближе к ночи в соседней камере начинают стучать в дверь. Просят поесть: «Вторые сутки не жрали…». Дежурный орет, что здесь не ресторан, терпите.

Минут через 20 он заходит ко мне и просит расписаться за матрас. Спрашиваю про соседей.

«Да там трое киргизов сидят, не обращай внимания, — отмахивается полицейский. — Я им галеты дал из сухпая, с голоду не помрут».

У меня в камере три пакета с едой от сторонников: гораздо больше, чем я могу съесть. Собираю воду, хлеб, нарезку — прошу передать. Дежурный нехотя соглашается.

«От души, брат! От души!» — кричат через стену киргизы. Поужинав, они начинают петь. Сотрудники отдела сначала злятся и долбят в дверь, чтобы те заткнулись; но в итоге смирились.

Поют-то киргизы душевно.

***

«А ведь вы меня так и не вспомнили, да?» — улыбнулась утром капитан Маша, провожая меня в суд. Рассказывает, что оформляла меня в 2010 году после митинга оппозиции. А еще знакома с Навальным и Удальцовым.

«Я вот с тех пор уже двоих родила, — говорит Маша и поглаживает живот. — Третьего жду».

Всюду жизнь.