Маленький человек и великий перелом

Как сентябрь 1929 года стал рубежом в истории СССР.

Сталин назвал его великим переломом. Он действительно сломал судьбы множества людей и привел к великому голоду 1932–1933 годов, пишет для «Радио Свобода» Владимир Абаринов.

АРЕСТ

За Андреем Ивановичем пришли в октябре 1930-го. До Большого террора было еще далеко, машина репрессий еще не заработала в полную силу и даже еще не была окончательно построена, поэтому ощущения необратимости случившегося у Андрея Ивановича, наверное, не возникло. Сильнее всего его, должно быть, встревожила подпись на ордере. Его подписал сам Генрих Ягода, в то время заместитель председателя ОГПУ. Андрей Иванович занимал невысокий пост и не знал за собой никаких грехов перед советской властью.

Причина ареста в ордере не указывалась, исполнитель на вопрос "А в чем дело?" отвечал: "Там узнаете". Ради обыска всю семью, конечно, разбудили – жену Анну Павловну ("домашняя хозяйка без прислуги при трех членах семьи") и двух сыновей-подростков, Андрея и Николая, 17 и 15 лет.

Забрали, вероятно, письма, групповые фото с коллегами по работе. Не исключено, что в семейном альбоме были и фотографии племянника Андрея Ивановича – моего отца Константина Владимировича 1911 года рождения. Самая ранняя, какую я видел, – изображение пупсика в белоснежном девчачьем платьице по дореволюционной моде. Никаких писем, фотографий или документов, изъятых при обыске, в следственном деле не имеется.

По ночному времени и тогдашнему трафику (ограничение скорости – 25 верст в час) езды от Новокузнецкой до Лубянки было минут 15. Если, конечно, Андрея Ивановича не повезли в Бутырки – многие арестованные по тому же делу содержались там. Тогда подольше.

В доме 33 по Новокузнецкой улице проживало когда-то многочисленное семейство. Отец Андрея Ивановича Иван Миронович держал магазин колониальных товаров на Большой Татарской ("владелец бакалейной лавки с одним служащим и мальчиком", как показал на первом допросе арестованный). Революция разбросала фамилию. Моя бабушка с семилетним сыном на руках оказалась в Оренбургской губернии, во владениях атамана Дутова. Отец всю жизнь помнил, как атаман по какому-то случаю потрепал его по щеке и подарил леденец – петушка на палочке.

После революции Абариновых уплотнили. Андрей Иванович как человек семейный занимал отдельную квартиру номер 45. В соседней жили вдовец Иван Миронович с другим неженатым сыном и двумя незамужними дочерьми. Никого из родственников Андрея Ивановича при его аресте не тронули. Шел ему в то время 42-й год.

В ордере отсутствует дата, поэтому мы не знаем, сколько суток арестованный томился в неизвестности. Первый допрос состоялся 25 октября, но протокол содержит исключительно анкетные данные. Никакие обвинения Андрею Ивановичу не предъявлялись и никакие вопросы по существу дела не задавались.

Из показаний на этом первом допросе мы узнаём, что Андрей Иванович "ознакомлен с курсом тех. училища, ныне текстильный техникум, и год занимался по химии в МГУ", два года участвовал "в торговом деле", все остальное время служил по найму: с 1914 до апреля 1916 года – в торговом доме "А. Ганзель и Кº" (сначала конторским учеником, затем счетоводом, экспедитором, приемщиком товара и, наконец, продавцом), с 1 апреля 1916 года – заведующим ткацкой фабрикой братьев Щаповых. Никаких паев предприятий, на которых трудился, не имел, движимого и недвижимого имущества не нажил.

Октябрьскую революцию Андрей Иванович встретил в должности директора Хамовнической ситценабивной фабрики, принадлежавшей Товариществу Альберт Гюбнер. Ни в Февральской, ни в Октябрьской революции активного участия, увы, не принимал. В РСДРП никогда не состоял, стало быть, и меньшевиком быть не мог.

В годы НЭПа Андрей Иванович стал "компаньоном в мануфактурном деле", затем поступил на службу во Всесоюзный текстильный синдикат, а когда НЭП свернули, перешел на работу в Главное управление швейной промышленности (в составе Наркомата легкой промышленности) "ответственным исполнителем по учету снабжения". Судимостей ни до, ни после революции не имел. Беспартийный. К этому пункту Андрей Иванович счел нужным добавить: "Считаю Советскую Власть единственно приемлемой, а все проводимые ею мероприятия безусловно правильными".

Заверения в безусловной лояльности ему не помогли. Андрей Иванович еще месяц терялся в догадках, сидя в камере без вызовов на допросы. Человек в таком положении обычно напрягает память и сопоставляет события, которые прежде казались ему не имеющими отношения к его собственной судьбе. Если так, то Андрей Иванович мог и догадаться, ведь допрашивал его уполномоченный 2-го отдела (легкая промышленность) Экономического управления ОГПУ – учреждения, созданного в 1921 году для борьбы с "экономической контрреволюцией".

Феликс Дзержинский