Ирина Халип: Все говорят о магической цифре «95»

Известная журналистка рассказала о ситуации в Беларуси.

Об этом известная белорусская журналистка Ирина Халип заявила в интервью Виталию Цыганкову в программе «Беседа» на телеканале «Белсат».

- Вы стали «кандидатом в кандидаты в депутаты». Это был неожиданный шаг для многих поклонников вашего журналистского творчества, и для политической публики. Как вы чувствуете себя в качестве «кандидата в кандидаты»? Вы стоите в пикетах по сбору подписей — что это вам дает?

- Это дает мне, во-первых, вдохновение. Во-вторых, это дает мне надежду. В-третьих, это дает мне новые темы как журналисту. Это вообще дает мне много.

Честно говоря, я даже не думала, что это будет именно так.

- В хорошем смысле не думали — то есть ждали меньшего?

- Да, ждала меньшего.

- И в чем проявляется это большее? В реакции людей? В количестве людей, которые приходят? Или в тех темах, необычных репликах, которые люди вам говорят?

- Во всем. Во-первых подходит очень много людей — даже из каких-то дальних районов города, которые приезжают специально, чтобы со мной поздороваться, потому что прочитали на «Хартии-97» расписание пикетов по сбору подписей.

- Но подписаться не могут, потому что они не ваши «клиенты»?

- Да.

Кстати, еще одна проблема в том, что Лукашенко тем, что он уничтожил законодательную власть, уничтожил тем самым некое правосознание белорусов. Люди привыкли за 25 лет, что нас нет «парламента», и сейчас многие из них даже не знают, что такое избирательный округ.

«А что, я не могу поставить за вас свою подпись, если живу в Зеленом Лугу?», — спрашивают люди.

«Нет».

- Бывает, что люди ставят подпись за одного кандидата в своем округе и им говорят, что больше нельзя ни за кого подписаться. Хотя по закону это не так — можно подписаться хоть за всех кандидатов в своем округе…

- Абсолютно так. И это уничтожил Лукашенко.

- Я, пожалуй, начал с легкого вопроса… Кроме тех позитивных импульсов, которые вы видите, идет наверное и много непонимания этого вашего шага. Вы все время, как журналистка и как представительница, в определенном смысле, «Европейской Беларуси», негативно высказывались про «выборы», не участвовали в них, высказывались за бойкот. Что вдруг изменилось?

- Поменялось все, поменялась ситуация.

Я человек в определенной степени консервативный. Я бы хотела, чтобы можно было избрать для себя определенную позицию с юных лет — и на всю жизнь, до конца своих дней. Все: я за бойкот — и буду за бойкот до гробу.

Но, к сожалению, так не бывает. Не бывает универсальных стратегий и методов, которые бы подходили и к одной кампании, и к другой, и к третьей, и десять дет назад, и сегодня, и через десять лет. Ну не бывает такого.

К сожалению, приходится меняться вместе с ситуацией. Tempora mutantur et nos mutamur in illis (Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними — ред.).

- Что изменилось в ситуации, что вынудило вас принять такое радикально новое для вас решение?

- Меня очень расстраивает тот факт, что у нас очень скоро запустится АЭС. Меня очень расстраивает тот факт, что давление со стороны России стало более сильным, чем три-пять-десять лет назад.

Раньше все угрозы независимости все-таки были гипотетическими, мне кажется. Даже военные учения «Запад-2017», когда речь шла о том, что к нам придет российская армия и тут останется, даже тогда не было такой абсолютно серьезной угрозы, как сейчас. Я ее чувствую сейчас — раньше не было, а сейчас есть.

И понимаете, люди понемногу теряют веру в то, что что-то можно поменять. Я же не настолько наивная, как кому-то может показаться. Я понимаю, что участие в политической кампании, которая по времени проведения совпадает с «выборами» в «палату представителей» — это еще не начало перемен.

Начало перемен — это мобилизационная кампания. Можно считать, что мы участвуем в мобилизационной политической кампании.

Давайте будить народ. Давайте покажем, что мы есть, что мы не боимся, что мы способны рисковать, способны выходить на улицы.

- А конечная стратегическая цель, конечно — президентские выборы? Выборы — как основа для Площади?

- Абсолютно так.

- И это то, что как раз недавно говорил политолог Павел Усов, который критиковал идущих на эти «выборы» и утверждал, что если и участвовать в этой кампании, то только если ставить вопрос о Площади. Вы так вопрос ставите — значит, это является обоснованием для участие в, как вы подчеркиваете, не «выборах», а в политической кампании?

- Абсолютно так.

- Но если власти это почувствуют — наверное, они начнут иначе к вам относиться? Не как к обычному кандидату, а как к потенциальному революционеру, который хочет на самом деле использовать легальные возможности для чего-то другого?

- Я это все понимаю. Конечно, если бы была возможность не рисковать, а что-то поменять, не рискуя, то я бы, конечно же, ей воспользовалась.

Но таких возможностей нет — или я про них еще не знаю.

- В ваш адрес за те дни, после того, как стало известно про ваше желание стать «кандидатом в депутаты», были какие-то резкие негативные высказывания — в социальных сетях или лично? Вроде того: как вы, которая сидела, которая так радикально относится ко власти, пошли на эту кампанию?

- Конечно были. И я была к этому готова. Я была готова к тому, что на первом этапе, на первой стадии, негативной реакции будет больше со стороны единомышленников, чем со стороны властей.

Власти еще, мне кажется, ничего не поняли, и поэтому пока ведут себя спокойно. Возможно, они думают, возможно, рассуждают, возможно, анализируют. Возможно, решают, как лучше: может, сейчас, на этом этапе, мы нужны им больше, чем мешаем — или наоборот? Надо что-то делать или сделать вид, как будто можно все и у нас «демократия», как это было, например, осенью 2010 года — аж до 19 декабря.

Не знаю. Я не могу прогнозировать, что там сейчас происходит во власти, в ее коридорах, но к негативной реакции я была абсолютно готова.

- У меня сложилось впечатление, что мы, журналисты и политические аналитики, уже отдали Лукашенко эту победу следующим летом, но вместе с тем — у нас нет социологии, но есть какие-то впечатления — что сейчас у действующей власти как никогда минимальный рейтинг. Есть у вас такое же впечатление?

- Абсолютно такое же. Да, минимальный рейтинг.

Знаете, я в последнее время я почему-то очень часто слышу магическую цифру 95. Знаете, что такое 95?

Вот ко мне подходят люди — неважно, на пикетах или просто знакомые, дальние знакомые или вообще незнакомые — и говорят: «Вы понимаете, что уже 95% против Лукашенко?»

Они между собой незнакомы, это люди из разных кругов, абсолютно разных сфер деятельности — и все они говорят: 95%.

И я соглашаюсь. 5% — это, пожалуй, администрация, самое высокое чиновничество, которые уже «замазано» так, что не может допустить смены власти.

А 95 — да, против. Но что с этим делать? «Мы, белорусы, мирные люди», — как говорится в официальном гимне. Потому мы против крови, против революций, против какого-то радикализма. Мы бы хотели «мирных перемен». Мы бы хотели, чтобы можно было пойти и проголосовать.

Очень не хочется верить в то, что уже невозможно прийти, проголосовать, сесть за какой-то круглый стол, вступить в диалог и так далее. Все. Это уже невозможно. Только протесты. Это очень болезненно признать, что больше не осталось средств и методов — только один. А протесты — это всегда риск. Уж я это знаю как никто другой, наверное.

- Но тут, в отличие от 2010 года, после 2014 года, после Крыма и Донбасса, появился новый аргумент, по поводу которого я хочу услышать ваше мнение. Это — российский аргумент: если мы выйдем на протесты, это якобы будет выгодно России. Вот в 2015 году прошли первые «выборы», после которых не было Площади. Впервые оппозиция не готовила Площадь, поскольку, мол, если мы подготовим Площадь, Россия это использует и будет еще хуже. На чью пользу этот аргумент? Не считаете ли вы, что он может быть даже запущен властью? Или в самом деле есть такой риск? Как одновременно бороться с реальной опасностью для суверенитета со стороны России и нашей авторитарной властью — чтобы не было совпадения этих двух тенденций?

- Ну надо же понимать, и мы с вами понимаем, что эта власть, несмотря ни на что, Россией поддерживается.

Во-перых, именно при этой власти возможна аннексия Беларуси — и только при ней. Мне кажется, никто другой, кроме Лукашенко, на это не пойдет. А Лукашенко, мне кажется, думает, что он, как занимался проскакиванием между каплями дождя 25 лет…

- Геополитический шпагат…

- Да, и он думает, что так можно и продолжать. Но именно его и может «дожать» Кремль.

Таким образом, я считаю, что протесты — не на пользу ни Лукашенко, ни Кремлю. Давайте все же понимать, что протесты — это, во-первых, настоящее волеизъявление народа. Во-вторых, российские протесты, которые мы наблюдали этим летом — тоже вдохновляют.

Не вся Россия мечтает о том, чтобы был «русский мир», чтобы Беларусь стала «северо-западным краем». Там тоже есть нормальные люди — и у нас совпадают цели. Они тоже хотят, чтобы Россия была цивилизованной страной, а мы хотим, чтобы Беларусь была цивилизованной страной. И ничто нам не помешает, я надеюсь, однажды этого добиться.

- Я знаю вас как журналиста и политика. Думаю, вы не ограничитесь банальным, стандартным стоянием в пикетах. Когда вы зарегистрируетесь — можно ли от вас ждать неожиданных, несвойственных ранее ни для кого сюрпризов во время этой кампании?

- Яркую, интересную кампанию я обещаю.