Пять белорусов, чьи биографии достойны экранизации

Как минимум — Квентином Тарантино.

Говорят, что нет пророка в своем отечестве. Kyky.org решил собрать свой топ белорусов, которые не только опровергают эту расхожую фразу, но и стали героями, за которых бьются другие государства в попытке доказать, что «он наш, родной». А мы, белорусы, к сожалению, недостаточно ценим нашу историческую и культурную память и забываем хотя бы назвать улицы городов в их честь. Считаем своим долгом напомнить их имена и публикуем первую пятерку людей, чья биография достойна экранизации как минимум Квентином Тарантино.

Адам Мицкевич, который помогал англичанам бороться с Россией

Безусловно, право открыть топ великих людей, которых пытаются «присвоить себе» и поляки, и белjрусы, и литовцы, и украинцы, и русские следует отдать Адаму Бернарду Мицкевичу, родившемуся в фольварке Заосье Новогрудского уезда Виленской губернии Российской империи в 1798 году накануне Рождества. Пуповину малышу перерезали над книгой — чтобы, по примете, вырос человеком, склонным к наукам. Примета сбылась — маленький Адам, в детстве выпавший из окна (да так, что матери пришлось взмолиться одной из икон Божией Матери Остробрамской, чтобы малыш начал дышать) стал основоположником польского романтизма.

Вместе со старшим братом Адам учился в доминиканской школе в Новогрудке. Здесь он начал писать первые стихи. Известно, что он написал стихотворение по случаю пожара в городе в 1810 году.

В 1815 году Мицкевич поступил в университет в Вильно на физико-математический факультет, но вскоре понял, что его больше привлекает изучение филологии, литературы и истории. Уже через год он переходит на историко-филологический факультет. Одним из учителей Мицкевича был знаменитый историк Иоахим Лелевель, с которым поэт всю жизнь поддерживал теплые дружеские отношения. Мицкевич выучил несколько языков, среди которых были русский, французский, английский и немецкий. Он читал в оригинале и памятники античной литературы.

Виленский университет славился своим либеральным духом, который не замедлил отразиться и на активном Мицкевиче. В 1817 году он с товарищами организовал тайное студенческое «Общество филоматов», что означает «любящие науку». По сути, это было патриотическое общество с определенными политическими взглядами, которое даже установило связи с российскими декабристами.

Окончив университет, Мицкевич поступил преподавателем латинского языка в одну из гимназий Ковно (нынешний Каунас). Муза была благосклонна к поэту, и он издал один за другим два сборника своих стихов, в основу которых легли польские и белорусские фольклорные произведения. В это время он написал ту самую «Оду к молодости» – манифест свободолюбивой юности, и большой цикл романтических баллад, сюжеты и образы которых взяты из белорусского фольклора.

В 1823 году Мицкевич переехал в Вильно, где начал работу над своим самым философским произведением – поэмой «Дзяды». В 1823 году на след общества филоматов напали власти, Мицкевич и его друзья были осуждены и отправлены в ссылку. Адаму повезло больше, чем другим участникам сообщества, и он поехал не в прекрасную заснеженную Сибирь, а в центральные регионы России. Но для автора, любившего родину и черпавшего вдохновение в прогулках по родному краю, это стало настоящим ударом.

Домой ему вернуться не суждено. Первыми этапами его путешествия становятся Москва и Санкт-Петербург, где он заводит новые знакомства и даже знакомится с Пушкиным. Современники писали, что после роковой дуэли Пушкина, Мицкевич даже искал Дантеса в Европе, чтобы отомстить.

В Париже Мицкевич общался с Шарлем де Монталамбером и Жорж Санд, в Германии – с Гете и Гейне. Он исколесил все самые красивые уголки Европы, некоторое время жил Лозанне в доме, где «за окошком Альпы», и практически везде хорошо зарабатывал преподаванием. Однако, все это совершенно не радовало поэта, и он практически в каждом своем произведении, в каждом письме друзьям выплескивал тоску по родине.

В России Мицкевич пишет жизнерадостный цикл «одесских лирических стихотворений». Результатом пребывания в Крыму стали знаменитые «Крымские сонеты».

В середине 1832 года Мицкевич переезжает в Париж, где снова сталкивается с Лелевелем – видным деятелем демократической эмигрантской партии. Здесь он увлекается мессианскими идеями об особом значении Польши в судьбе народов. Эти идеи он изложил в публицистическом произведении «Книги польского народа». Не оставляла Мицкевича равнодушным и социальная борьба, происходившая на Западе. К периоду 1832-34 годов относится работа Мицкевича над поэмой «Пан Тадеуш» – своеобразной энциклопедией польской жизни, рассказывающей о взаимоотношениях двух шляхетских родов.

В июле 1834 года в холостяцкой жизни Мицкевича произошли изменения: устав тосковать по своей первой возлюбленной, он женился на Целине Шимановской, дочери известной польской пианистки… по переписке. Какое-то время поэт был совершенно счастлив. Затем начались заботы, как прокормить семью, в которой стали рождаться один за другим дети. Поэт поехал преподавать в Лозаннскую академию. В 1840 году он стал первым профессором славянской словесности в Коллеж де Франс. А оставленная в Париже с детьми Целина Шимановская сошла с ума.

Мицкевич с детства был мистически настроен. В Париже ходил к ясновидящей Парран, в чьи пророчества свято верил. Поэтому когда в июле 1841 года к нему пришел некто Анджей Товяньский и сообщил, что знает средство для излечения его жены, поэт тут же ухватился за предложение. Целине и вправду стало лучше. А Мицкевич начал считать Товяньского настоящим пророком и горячо проповедовал его учение. За пропаганду товянизма французское правительство в 1845 году отстранило Мицкевича от чтения лекций.

В апреле 1855 года Мицкевич овдовел, и уже осенью 1855 года уехал в Константинополь, намереваясь организовать новый польский, а также еврейский легион для помощи французам и англичанам в борьбе с Россией.

Заразившись холерой, он умер 26 ноября. Впрочем, существует версия, что поэт был отравлен. Свой последний приют Адам Мицкевич обрел на Вавеле в Кракове. В 1924–1931 годах в Новогрудке в честь Адама Мицкевича был насыпан Курган Бессмертия. Редкий город не поставил памятник Адаму Мицкевичу: Санкт-Петербург, Львов, Минск, Ивано-Франковск, Париж, Брест, Гродно, Шальчининкай, Варшава, Познань, Гданьск, Вильнюс и даже турецкий Бургас. А улица Мицкевича есть даже в израильском Яффо.

Тадеуш Костюшко, который из учителя стал европейским революционером

Тадеуш Костюшко, родившийся в Беларуси в 1746 году, – это национальный герой Беларуси, Америки и Польши, да еще и почетный гражданин Франции. Его имя носит один из округов штата Индиана, самая высокая гора в Австралии, острова на Аляске, город в штате Миссисипи, и, конечно, улицы в польских городах. Был руководителем национально-освободительного восстания 1794 года в Речи Посполитой, принимал участие в войне за независимость США. Орден Цинцинната (самая престижная награда США на тот момент) Тадеуш Костюшко получил из рук самого Джорджа Вашингтона. Как же увековечена память о нем в нашей стране: в Могилевской области есть поселок Костюшково, в Гродно, Жабинке, Коссово и Бресте именем Костюшко названы улицы.

Неизвестно, стал ли бы он национальным героем двух континентов, женись он на своей любимой — Людвике Сосновской. Нанявшись к магнату Сосновскому частным учителем, обучавшийся военному делу во Франции, 27-летний красивый и интеллигентный молодой человек закономерно влюбляется в 19-летнюю Людвику, а та отвечает ему взаимностью. Когда Тадеуш просит у Сосновского руки его дочери, магнат выгоняет бедного учителя, который не может похвастать ни титулом, ни достатком, и вслед бросает ставшую знаменитой фразу: «Голубки не для воробьев, а дочки магнатов не для шляхтюков». Тайное венчание сорвали люди Сосновского, чуть не убив Тадеуша, который после этого уезжает в Париж. Говорят, что Людвика, выданная замуж так, как хотел папа, всю жизнь любила своего бывшего учителя и до самой смерти ждала его приезда.

А Тадеуш нанимается волонтером от французской стороны в армию американских колоний, где занимается фортификацией городов и военных лагерей и вскоре становится главным инженером Северной армии. Именно он возвел крепость в Вест-Поинте и придумал, как перегородить реку в Филадельфии большими цепями, чтобы английские корабли в нее войти не смогли. Партизанская смекалка белjрусов — это у нас от Костюшко!

Когда в Речи Посполитой начинается восстание, Тадеушу Костюшко предлагают его возглавить. Он понимает, что силы неравны и что восстание обречено на провал, но все равно соглашается. Под предводительством Костюшко повстанцы одерживают не одну победу, в том числе наваляв под Рацлавицами армии Тормасова – будущего героя войны 1812 года. Однако, восстание было все таки разбито, а раненный Костюшко был взят в плен и помещен в Петропавловскую крепость.

После смерти Екатерины II он был вынужден дать присягу Российской империи. Ему предложили службу, дали деньги и имение, но он отказался от такой интеграции и уехал в Европу.

Умер национальный герой Речи Посполитой и США в Швейцарии. Прах его — в Кракове, а сердце хранится в специальном саркофаге в Варшаве.

Игнат Домейко, который сделал невероятное для Чили. А дома его ждал «автозак»

Родился в Беларуси в 1802 году, большую часть жизни провел в Чили, где стал национальным героем. За свои достижения официально признан ЮНЕСКО. Он засветился в минералогии и геологии, физике, химии и металлургии, географии и этнографии, ботанике и зоологии и даже в организации системы образования Чили.

На чилийском побережье Тихого океана расположен порт Пуэрто-Домейко, а у подножия Кордильеров — город Домейко. На карте Чили можно найти горный хребет с аналогичным названием, а в Андах — вулканическую гряду «Кордильеро де Домейко». Зоологи с гордостью продемонстрируют нам моллюска наутилус домейкус, геологи — похвастаются минералом домейкит, астрономы — покажут астероид 2784 Домейко, ботаники — предложат подарить любимым фиалку домейкиану. В честь Игната Домейко в Чили была отчеканена медаль и поставлен памятник в Сантьяго.

Что же надо сделать, чтобы стать такой «глыбой»?

Во время учебы в Виленском университете юный Игнат познакомился с Адамом Мицкевичем, Яном Чечетом и Томашем Заном. Под их влиянием вступил в тайное студенческое общество филоматов, которые уделяли большое внимание пробуждению национального самосознания, пропаганде гуманизма, трактовали знания и науку как наивысшие ценности человека, выступали против официальной политики царской России в области образования, осуждали деспотизм и крепостничество. За это в 1823 году вместе с Мицкевичем Домейко в каретах-автозаках заехал на тюрьму.

Их выпустили, но депортировали. После восстания 1830 года друзьям нелегально пришлось эмигрировать, где они довольно весело проводили время, не забывая учиться в заведениях вроде Сорбонны. Кстати, именно Домейко Адам Мицкевич вывел в образе Жеготы в поэме «Дзяды». Более того первоначально он хотел дать название «Жегота» (конспиративное имя Домейко) своей поэме «Пан Тадеуш».

Когда появилась возможность перебраться в Чили (там требовался преподаватель химии и минералогии), Игнат подписал контракт на шесть лет и отправился в свое первое морское путешествие. Он и не думал, что оно затянется на сорок шесть лет и что далекое и незнакомое Чили станет для него второй родиной.

Домейко преподавал в Горной школе города Кокимбо, основал метеорологическую службу, создал этнографический музей. В поездках по стране он изучал геологию и минералогию Анд, пустыни Атакама и провинции Араукания на юге Чили, а также быт коренных жителей страны – индейцев мапуче (арауканов).

В 1847 году его пригласили преподавать в Чилийский университет в столице страны — Сантьяго. Через 20 лет он стал ректором этого ВУЗа и круто реформировал систему образования в стране.

Если вам уже кажется, что он слишком идеален – погодите, это только половина его заслуг. Домейко проводил экспедиции в Андах, изучал вулканы, открыл медные и серебряные копи, организовал добычу золота и селитры (которую, собственно, он и открыл, и это удобрение стало использоваться во многих странах мира). Игнат, видя, в каких условиях и за какую плату вынуждены работать местные шахтеры, начал писать письма правительству страны с требованием повысить оплату рабочим и улучшить условия их труда. И, удивительно, ему пошли навстречу.

Еще он впервые в Латинской Америке ввел метрическую систему мер и весов, писал учебники и научные трактаты, которые публиковались в парижских научных журналах. После выхода Домейко в отставку, правительство Чили утвердило ему персональную пенсию – самую высокую в стране, размер которой был выше даже генеральской, для тех, кто, на минуточку, воевал за независимость этой страны.

В 1884 году 82-летний Домейко наконец смог осуществить свою мечту – приехать в Беларусь (до этого в царской России его ждала бы ссылка). Провожали его всем народом. Играл национальный чилийский гимн, то тут, то там раздавались возгласы «Вива Домейко!», «Вива дон Игнасио!». По дороге в Беларусь – в Кракове и Варшаве, где он останавливался, – его торжественно чествовали, но Домейко стремился поскорее попасть на родину. В своем дневнике он писал: «...Я чувствовал, как стучит у меня в висках кровь при мысли, что я скоро буду дома, что я еще не достиг цели своего путешествия».

Интересно, что в записях о восстании 1830-1831 годов Домейко практически в каждом случае не забывает указать национальную принадлежность того или иного повстанца. Он четко выделял «коронных» (это значит поляков), «жмудинов» (современных литовцев) и «наших литвинов» (современных белорусов). 14 июня 1887 г. Ягеллонским университетом в Кракове степень почетного доктора медицины была присуждена, как указано в дипломе, «литвину» Игнатию Домейко.

В 1888 году наш земляк принял решение вернуться в Чили, но по дороге тяжело заболел и по приезде в Сантьяго в 1889 году умер. День его похорон был объявлен днем национального траура, каждый чилиец воспринял эту утрату как личное горе. «В нашей стране нет более популярного и уважаемого имени, чем имя Домейко. Господин Домейко не просто ученый, он – апостол науки», – писали местные газеты.

В Республике Беларусь с именем Домейко связано 17 населенных пунктов. На его исторической родине — в деревне Крупово Лидского района – открыт музей в его честь, на месте родовой усадьбы в Медведке установлен памятный валун. Но главным памятником, пожалуй, можно считать 130-летний дуб возле деревни Крошино под Барановичами, который лично посадил Игнат Домейко в 1884 году.

Николай Судзиловский, который стал главной парламента Гавайев и выкупал русских из плена японцев

Николай Константинович Судзиловский родился в 1850 году в Могилеве в дворянской семье мелкого судейского чиновника. Он владел десятью языками, делал открытия в области медицины и генетики. Этому незаурядному во всех смыслах человеку было суждено увидеть очень многое и внести свой вклад в судьбы нескольких государств. Один из словарей даже удостоил его титула «последний энциклопедист 20 века».

Окончив с отличием Могилевскую гимназию, в 1868 году он поступил на юридический факультет Петербургского университета. Еще в гимназии став свидетелями расправы над участниками польского восстания 1863—1864 годов, а затем познакомившись с сочинениями модных тогда Герцена и Чернышевского, Судзиловский рано пришел к выводу, что Россия — «тюрьма народов». А российские высшие учебные заведения являются «орудиями полицейской муштровки».

В общем, он решил посвятить себя борьбе за права студенчества, за что закономерно был отчислен из университета. Но абсолютно не расстроился: он разочаровался в юриспруденции, куда больше его интересовала медицина.

Единственным университетом, в который ему разрешили перевестись, был Киевский. Там он встал во главе так называемой Киевской коммуны — одного из первых в России студенческих объединений социалистического толка. От чтения эмигрантской литературы и мечтаний о борьбе с деспотизмом молодые люди решили перейти к делу: Николай участвовал в «хождении в народ» в Саратовской губернии, а затем устроился фельдшером в тюремную больницу и участвовал в организации побега заключенных: подсыпал снотворное в чай караульным. Но один из них все-таки поднял тревогу, побег провалился, и на Судзиловского началась настоящая охота, вынудившая бежать его в Лондон.

Там он умудряется завести дружбу с самими Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. В 1876 году эмигрантские круги привлекли Николая к подготовке антитурецкого Апрельского восстания в Болгарии. Тогда Судзиловский взял себе псевдоним Николас Руссель, который со временем стал его новым именем.

Параллельно с революционной деятельностью он продолжал заниматься медициной, защитил в Бухарестском университете диссертацию по антисептической хирургии, что было новым словом в мировой врачебной практике и возглавил больницу. Но руки царской охранки дотянулись и в Румынию. Судзиловскому припомнили все и депортировали на пароходе в Россию, через Константинополь. Охранники, решив, что в открытом море с корабля не сбежишь, не больно-то присматривали за подопечным. А Судзиловский прямиком пошел в каюту к капитану. После долгой и увлекательной беседы за коньяком белорус в прямом смысле завербовал «морского волка», увлек его призывами к всемирной справедливости и спокойно сошел с трапа в его мундире.

Дальше путь Судзиловского лежал в Америку. В Сан-Франциско Николая Константиновича встретили как вновь прибывшее на эту землю европейское медицинское светило. Судзиловский быстро становится самым популярным и высокооплачиваемым врачом Калифорнии.

Тут бы и осесть ему в довольстве и покое, но кипучая натура не дает. 1890 год ознаменовался крупным конфликтом между Судзиловским и епископом Алеутским и Аляскинским Владимиром. Судзиловский начал настоящую кампанию его травли, обвиняя церковного иерарха в педофилии и растрате казенных средств. В ответ епископ предал эмигранта анафеме и запретил прихожанам лечиться у него, Судзиловский подал иск в суд. Разразился грандиозный скандал, в итоге которого епископ был переведен из Сан-Франциско в Воронеж. Всем сетевым троллям стоит поучиться у Николая эффективности и полезности!

«Коля» устроился судовым врачом на пароход, курсирующем между Сан-Франциско и Гавайскими островами. Эта отдаленная американская провинция настолько понравилась ему, что в скором времени семья переселилась на Оаху. Возле потухшего вулкана Судзиловские арендовали участок земли размером 160 акров, построили дом, обзавелись небольшой кофейной плантацией. Помимо привычных в тех краях бананов и ананасов,там были высажены картошка, репа и брюква, прихваченные с собой из русской колонии в Сан-Франциско. Действительно, может же белорус соскучиться по привычной с детства еде и научить гавайцев жарить драники!

Параллельно Судзиловский продолжил врачебную практику, за что получил от местных жителей почетное имя «каука лукини» — «добрый доктор». Он быстро завоевал доверие туземцев и начал пользоваться огромным авторитетом.

Устройство жизни на Гавайях казалось Судзиловскому несправедливым, и вскоре он начал создавать из местных жителей некое подобие революционных кружков, на заседаниях которых своими словами пересказывал аборигенам главы из трудов Маркса. Со временем это вылилось в создание партии «независимых», выступавших за независимость островов от США, реформу налогообложения и здравоохранения.

В 1900 г. на Гавайских островах, согласно решению президента США, провели административную реформу — там появился двухпалатный парламент, состоявший из палаты представителей и сената. «Независимые» во главе с Судзиловским вступили в предвыборную борьбу и во многом неожиданно для себя добились крупного успеха — сначала Судзиловский стал сенатором, а в 1901-м — первым президентом сената, то есть главой парламента Гавайев.

Будучи спикером гавайского парламента, Судзиловский намеревался провести на островах поистине революционные преобразования: отмену смертной казни, введение бесплатного среднего образования, коренную реформу налоговой системы. Но неискушенный в интригах и тонкостях легальной политики Судзиловский проиграл схватку с противниками и в 1902 году вынужден был оставить пост.

Его очередным пристанищем после Гавайев стал Китай, где Судзиловский опять «взялся за старое» — начал вынашивать планы вторжения в Россию вооруженного отряда революционеров-эмигрантов, которые должны были освободить политкаторжан в Сибири.

После он жил на Филиппинах и открывал новые земли в Тихом океане, изучал тропическую флору и фауну, писал полемические статьи и научные труды. Во время русско-японской войны помогал пленным и даже выкупал их у японского правительства.

Николай Константинович не принял октябрьский переворот 1917 года с его массовым истреблением народа и гражданской войной, диктатурой и агрессией. А между тем, советское правительство с 1921 года платило Судзиловскому пенсию – как бывшему революционеру-народнику. Его под разными предлогами со всяческими посулами звали вернуться на родину, предлагали высокие должности, на выбор – хоть в науке, хоть в государственном управлении. Судзиловский отшучивался: мол, я уже за столько лет изнежился в тропическом климате, русская зима не для меня, старика.

В некрологе по поводу смерти Судзиловского, размещенном в советском журнале «Каторга и ссылка» в 1930 году, говорилось: «Если подвести итоги его изумительно содержательной жизни и всему тому, что он сделал и что видел, конечно, этого содержания с избытком хватит не на одну столетнюю человеческую жизнь».

Борис Кит, который занимался ракетным топливом в Америке, но говорил с сыном на белорусском языке

Удивительный человек и патриот Беларуси, проживший без малого 108 лет. Заслуженный профессор Мэрилендского университета (США), старейший член Американского общества астронавтики, почетный член Британского межпланетного общества, член комитета международной Академии астронавтики (Париж).

«Капсула времени» с именами лучших ученых мировой космонавтики замурована в стене Капитолия в Вашингтоне, и в ней есть имя Бориса Кита, ведь он стал первым ученым в истории фундаментальных исследований топлива, которое затем было использовано в качестве основного ракетного топлива. Результаты его исследования позволили осуществить первый пилотируемый полет на Луну.

Кит всегда оставался сознательным белорусом: «Все, что я сделал в моей жизни – я сделал для моей родины и своей славы». Хоть родился он в Санкт-Петербурге в 1910 году, в 1918 году его семья вернулась в Гродненскую область. В 1924 году Борис поступил в 4 класс местной школы, а в сентябре 1926 года – в 6-й класс белорусской гимназии в Новогрудке, находившемся в то время в составе Польши. В этом возрасте Кит в совершенстве владел французским языком, затем изучил английский, немецкий и украинский. Еще учась на 3-м курсе физико-математический факультет Вильнюсского университета, стал преподавать математику в Виленской белорусской гимназии. В 1939 году Вильнюс вошел в состав СССР, а Кита назначили директором этой гимназии.

«У меня по-белорусски тысяча школьников обучалось. Тогда в городе литовцев почти не было — евреи, поляки и белорусы. Но потом Сталин подарил город Литве — пришли литовцы, и мы должны были со всем скарбом переезжать в Новогрудок».

В годы немецкой оккупации Борис Кит, несмотря ни на что, не оставил просветительского поприща. Он преподавал в школе в деревне Лебедево под Молодечно, работал директором учительской семинарии в Поставах. По подозрению в связях с партизанами был арестован.

«Я сидел в страшной немецкой тюрьме и умирал ежедневно, 30 дней сидел в тюрьме в Глубоком. Каждый день полиция забирала от нас на расстрел 25 человек, 5 осталось, и я среди них. И так 30 дней, 30 раз ждал смерти. Меня спас Константин Косяк, который пошел к немецкому гебиткомиссару и добился моего освобождения через 30 дней в тюрьме. Он был моим учеником в Новогрудской белорусской гимназии, хорошим учеником. И многим белорусам он тогда помог освободиться из немецких тюрем. Но когда пришли большевики, то первым его повесили».

В 1943 году стал директором торговой школы в Молодечно, разрешения на открытие которой удалось добиться от немецких властей. Причем учащиеся в ней получали не только профессиональную подготовку, но и знания по истории и культуре Беларуси. Фактически обучение там велось по институтской программе, что старались скрыть от немцев. Когда же тем стало известно об этом факте, Борис Кит вновь оказался на грани ареста и расстрела.

«Меня вызвали в Минск на беседу, но пока я туда ехал, немцы были вынуждены бежать, им стало не до меня. В послевоенное время советские власти жестоко расправлялись с преподавателями школ типа нашей. Я был не единственный белорус, кто убегал с Родины от проклятого коммунизма. Мы знали, что там нас ждут репрессии».

В конце 1948 года Кит переехал в США, в городок Саут-Ривер, где работал в фармацевтической фирме. В 1950 году переехал в Лос-Анджелес, где работал химиком. Потом устроился в North American Aviation, занимался разработками использования жидкого водорода в ракетостроении, участвовал в разработке топлива для космического корабля «Аполлон» и челночного космического корабля «Шаттл».

«Я заложил целую белорусскую колонию в Саут-Ривере, куда с моей помощью переехало около 300 человек. А они уже помогали переселяться другим. Вот так и создалась та белорусская колония в Америке, которая существует и сегодня.

На улице был 1956 год. Однажды подходит ко мне начальник: «Борис, сделай полную выкладку по сжиженному водороду». Дали мне время, я начал собирать все возможные материалы, высчитывать силу топлива, потенциальные сложности. Меня так увлекла эта работа, что я исследовал другие потенциальные виды ракетного топлива и написал первый в мире учебник по астронавтике, который и сейчас используют в мировых ракетных центрах».

За свою жизнь Борис Кит встретил немало великих людей, в детстве его учителем рисования был сам Язеп Дроздович.«Я на одном конгрессе смотрю, по коридору ходит какой-то человек. Подхожу. Представился. Оказалось, это Вернер Хайзенберг — один из создателей квантовой механики. У него были проблемы с квартирой, и я предложил свою помощь. Помню, как пришли с ним в нужную инстанцию и я потребовал: «Срочно дайте квартиру этому человеку. Перед вами стоит бессмертие».

От отца, который остался в Беларуси, Борис Кит узнал, что к тому приходили из КГБ и говорили: «Ваш сын стал большим человеком в Америке. Если захочет, он может смело приехать и работать в Советском Союзе».

Со своим старшим сыном разговаривал только по-белорусски. «Я всем говорил, что вышел из Беларуси, из самой бедной деревни, и что я этим горжусь. В 1968 году сын вместе с женой были назначены руководителями выставки американской архитектуры в СССР. Поездили по всем столицам. Были и в Минске. И вот мой сын выходит и чисто по-белорусски обращается ко всем. И все так удивились. Потом в газетах писали, мол, американцы специально выучили белорусский язык, чтобы понравиться в БССР».

В 90-е годы Борис Кит даже планировал вернуться в Беларусь. У него была мечта создать национальный университет. Разработал идею, искал финансирование, но на Родине это не вызвало энтузиазма.«Будущее Беларуси за вами — молодыми и умными, образованными и сильными».