Ядерное православие

В России произошла смычка церковных и милитаристских элит.

На протяжении нескольких лет, начиная с 1989 года, на телеэкранах Советского Союза, а затем и России можно было увидеть аккуратно причесанного мужчину в больших очках, который размахивал руками перед камерой и что-то бормотал. Пенсионеры, да и целые семьи устремлялись к телевизорам и ставили перед экранами десятилитровые емкости с водой. Они поступали так, поскольку верили, что этот экстрасенс Алан Чумак, проводивший так называемые телесеансы, заряжает воду положительной и исцеляющей энергией. Никто не знал, как это действует, и действует ли вообще, однако воду пили многие, пишет Аня Лукьянова Финк (Anya Loukianova Fink) в статье для американского издания War on the Rocks (перевод — inosmi.ru).

Свои сеансы Чумак устраивал в то время, когда российское общество утратило свои идеологические и политические ориентиры. То был бурный период в советской/российской истории. Но по данным некоторых исследований, сегодня в сверхъестественное, в приметы и в жизнь после смерти верит больше россиян, чем в конце холодной войны. Например, некоторые россияне пьют святую воду, принесенную из местных православных храмов, или особую воду из подземных родников. В монастыре недалеко от города Сарова есть особый родник, вода из которого, как считают многие, обладает целебными свойствами, которые ей дал сам святой старец Серафим.

Старец Серафим, как пишет Дмитрий Адамский в своей познавательной и емкой книге «Русское ядерное православие» (Russian Nuclear Orthodoxy), является святым покровителем российской программы ядерного оружия. Адамский убедительно рассказывает о сближении Русской православной церкви и российского ядерного комплекса. Он утверждает, что церковь «просочилась» в умы и сердца российского руководства, в элитные российские институты ядерной физики, в ядерные и космические силы, а также в российскую армию. Работа Адамского важна по той причине, что если его анализ соответствует действительности, то зафиксированные им тенденции могут преобразить элиту российской ядерной физики, вооруженные силы, и изменить политику страны в области ядерных вооружений.

Наблюдающих события в России западных обозревателей не удивляют разговоры о том, как священнослужители освящают атомные подводные лодки, осеняют крестным знамением межконтинентальные баллистические ракеты и окропляют святой водой аппаратные на атомных электростанциях. (В одном аккаунте в Твиттере говорится, что русские православные священники много чего благословляют.) И тем не менее, это явление озадачивает, так как речь идет о российском ядерном арсенале и вооруженных силах. Адамский вносит важную лепту в решение этой головоломки, рассказывая о возникновении, распространении и укреплении церковного влияния, а также о том, как церковь заняла твердую позицию в защиту российского ядерного потенциала. Он также приводит доводы о том, что данное явление, скорее всего, переживет российского президента Владимира Путина.

Смычка церковной и ядерной элиты

В «Русском ядерном православии» повествуется о том, как роль церкви неизменно усиливалась на протяжении трех временных периодов. Первый, с 1991 по 2000 год, называется «десятилетием зарождения». Второй, с 2000 по 2010 год, получил название «десятилетия обращения в веру». Последний период, с 2010 по 2020 год, назван «организационным десятилетием». Рассказывая о каждом периоде, Адамский описывает отношения государства и церкви, порочную религиозно-ядерную связь и стратегическое мифотворчество. Он детально рассказывает о том, как менялось отношение к православной вере и к церкви среди военной, политической и научной элиты, а также в войсках, отвечающих за ядерный арсенал. Речь идет об РВСН, ядерных силах флота, дальней авиации, космических войсках, частях дальнего радиолокационного обнаружения и 12-го главного управления Министерства обороны, отвечающего за безопасность и хранение российских ядерных боеприпасов.

Адамский пишет, что в десятилетие зарождения «внутри ядерного комплекса как явление общественной жизни возникло стремление к религиозности, и этот комплекс вступил в соглашение с Русской Православной Церковью». Автор описывает, как церковь начала целенаправленные усилия по укреплению связей с военными в эпоху постсоветского «духовного голода», когда российская армия еще не оправилась от афганской войны. Он приводит доводы о том, что усилия тогдашнего патриарха Алексия и митрополита Кирилла по воздействию на умы и сердца военной и ядерной элиты сыграли большую роль в формировании этих отношений. В том десятилетии все три составляющие российской ядерной триады получили своих святых покровителей.

Далее Адамский пишет, как в десятилетие обращения в веру «ядерное воцерковление стало государственной политикой». Происходило это в то время, когда Путин пытался возродить величие России. Он рассказывает о связи между личной верой Путина и усилиями церкви по наставлению армии в вопросах веры. В тот период во всех видах вооруженных сил появились многочисленные церкви и часовни, и начались официальные религиозные ритуалы, такие как воздушные крестные ходы дальней авиации.

Адамский пишет, что во время организационного десятилетия «ядерный арсенал стал одним из главных инструментов национальной безопасности, а религия заняла видное положение в национальной идеологии». Прозвучавшее в 2012 году заявление Путина о важности «духовных скреп» для единения российского государства и общества стало фоном этого десятилетия. Адамский рассказывает о том, как русские все чаще стали отождествлять себя с православием, и как церковь пытается обратить «номинальных верующих» в воцерковленных прихожан. В организационное десятилетие Русская православная церковь стала немаловажным игроком во внешней политике, особенно что касается Украины и Сирии. В армии широкое распространение получили должности военных священников, на базах стали проводить крестные ходы, а в подводных лодках появились места для молитвы.

Долговременная мифология или одноразовая кампания?

В канву повествования мастерски вплетен рассказ о том, как церковь использовала Серафима Саровского при создании мифа о «божественном предопределении советского ядерного проекта, символом которого стала роль святого преподобного Серафима и географическое местоположение первого в СССР конструкторского бюро ядерного оружия». Серафим, родившийся в 1754 году, был отшельником и старцем, связанным с монастырем в городе Сарове. В 1903 году его по настоянию царя Николая II канонизировали за аскетический образ жизни и учения, а также за способность исцелять людей. Советская власть пыталась дискредитировать наследие Серафима, и со временем в монастыре Сарова разместилось конструкторское бюро, разрабатывавшее советское ядерное оружие. Территорию вокруг него стали называть Арзамас-16. Это был закрытый город ядерщиков, который иногда называли «российским Лос-Аламосом».

Конструкторское бюро, известное под аббревиатурой ВНИИЭФ (Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики), сыграло важную роль в создании многих образцов советского ядерного оружия, в том числе водородной бомбы РДС-220, которую называли Царь-бомбой.

По словам Адамского, в 1990-е годы тогдашний патриарх Алексий «чудесным образом» обнаружил мощи Серафима Саровского и начал превозносить его как русского провидца. Затем руководство церкви начало развивать взаимовыгодные отношения с ВНИИЭФ, которые помогали укреплять и церковь, и институт. Конструкторское бюро видело в них пользу из-за того, что в 90-е годы состояние российского ядерного сектора было плачевным из-за нехватки финансирования и слабой государственной поддержки. Позже, когда Сергей Кириенко в 2005 году возглавил государственную корпорацию «Росатом», отношения между церковью и ядерной отраслью окрепли. Саровский монастырь был восстановлен, а ВНИИЭФ и православная церковь начали поддерживать строительство храмов и организовывать конференции по вопросам взаимного интереса. В этот момент появилась повествовательная линия о том, что преподобный Серафим предсказал появление «ядерного щита» России и даже способствовал его созданию.

История о концепции «божественного предназначения» ядерного оружия в России (это предназначение состоит в том, что советский атомный арсенал самим Богом призван был сохранить мир на Земле, уравновесив американскую военную мощь и создав «баланс страха» — прим. ред.) — именно эта история является, пожалуй, самым важным и запоминающимся моментом в книге Адамского. Но это также пример того, как автор приводит убедительные доказательства, что церкви в ее действиях по оправданию римской формулы «хочешь мира — готовься к войне» в общем-то никто не препятствовал. Надо сказать, что он ссылается на одного из критиков этих уникальных отношений, а именно российского дипломата Алексея Обухова. Обухов утверждал, что ядерное оружие России не нуждается в церковном благословении и настаивал, что решение советского руководства о разработке ядерного оружия в Сарове не было мистическим совпадением. Он указывал на «целенаправленную антирелигиозную политику государства». Однако рассказ Адамского об этой критике кажется в основном формальностью. Неужели Обухов был единственным человеком с особым мнением по этому вопросу? Сторонники церкви наверняка ожидали гораздо больше критики, чем услышали.

Другие рассказы тоже весьма познавательны и глубоки, но кажется, что Адамский их нарочно упростил, чтобы подчеркнуть свой главный аргумент. Например, автор рассказывает о том, как в 2012 году в престижном Московском инженерно-физическом институте была создана кафедра теологии в целях расширения роли церкви в вузах и привнесения нравственного элемента в науку. Но он не упоминает тот факт, что 90 ведущих российских ученых, в том числе члены Российской академии наук, подвергли это решение критике. Они заявили, что создание богословской кафедры противоречит российской конституции и здравому смыслу, а привнесение нравственного элемента может навредить обеспечению ядерной безопасности. Несмотря на эти страхи ученых, если посмотреть сайт кафедры, становится ясно, что на ней работают в основном российские и западные историки и религиоведы, а не духовенство Русской православной церкви. Связан ли как-то нынешний состав кафедры с критикой в ее адрес в момент создания? Дополнительные сведения о том, что именно эта кафедра преподает и как, помогли бы лучше понять, в чем смысл ее создания.

Скептически настроенный читатель наверняка не поймет, описывается ли в этой книге длительное явление или просто реакция одного поколения российской элиты на веяние времени. Есть ли материальные доказательства того, что молодые ученые-ядерщики, а также армейские призывники и контрактники принимают православие близко к сердцу и реально воцерковляются? Существует ли принуждение к участию в деятельности церкви? Люди участвуют в такой деятельности по желанию или из-за того, что отказ повлечет за собой негативные последствия? В книге нет убедительных ответов на эти вопросы.

Читателю также захочется больше узнать о том, как тесные связи между Русской православной церковью и ядерным истеблишментом могли негативно отразиться на отношении общества к ним. Недавние протесты в Екатеринбурге против строительства православной церкви в общественном парке — это лишь один пример такого отношения, свидетельствующий о том, что общество обеспокоено коррупцией, ставшей результатом порочной связи между церковью, государством и бизнесом. Более того, степень доверия к патриарху Кириллу тоже не очень высока, а по данным некоторых исследований, хотя доверие общества к церкви в целом, увы, устойчиво, сегодня появляется все больше людей, относящихся к ней с подозрением.

Не повлияет ли связь ядерного истэблишмента с церковью на то, как их воспринимает российское общество? В этой связи стоит задуматься над сообщениями о том, что ВНИЭФ решил приобрести 76 украшенных стразами икон, 66 панно, 90 триптихов и 165 книг о Серафиме Саровском на общую сумму 2,3 миллиона рублей (около 34 500 долларов). «Росатом» рассказал крупнейшему в России информационному агентству ТАСС, что покупать такие сувениры «лучше, чем водку». Российскому обществу уместно спросить, не лучше ли ВНИИЭФ заниматься ядерной физикой вместо рекламы религиозной ядерной мифологии. Однако в этом отношении книга «Русское ядерное православие» оказывает ценную услугу, объясняя «смычку веры и атомов».

Долговременные последствия

В конечном итоге Адамского больше всего интересует долговременное воздействие этой уникальной связи на ядерный арсенал и армию. В завершающих главах книги он пишет о потенциальных последствиях, заслуживающих пристального внимания российских ученых, в том числе о роли церкви в бюрократических подковерных играх, о ее роли в призыве на военную службу и в мобилизации, а также о влиянии церкви на карьеру военнослужащего. Получается, что церковь по сути дела способствует предпочтительному отношению к православным военнослужащим в вооруженных силах. Автор также исследует некоторые вероятные последствия, которые труднее измерить, например, влияние теократизации на «продолжительность конфликтов и динамику эскалации», а также «влияние религиозных убеждений на эффективность сдерживания».

«Русское ядерное православие» не дает читателю ответы на пару важных вопросов. Появится ли у православия правовая практика, в том числе в отношении ядерного оружия? И какое воздействие православие будет оказывать на людей, дежурящих у ядерной кнопки? Адамский задает удивительные вопросы, о которых трудно даже размышлять, и уж тем более дать на них ответы. Что касается второго вопроса, то можно предположить, что во время эскалации конфликта ядерные операторы подвергнутся самому страшному стрессу за всю свою жизнь. Наряду с подготовкой вера, вне зависимости от конфессиональной принадлежности человека, будет играть определенную роль в его решениях и действиях. Но другим важным фактором станет вера людей с ядерной кнопкой в предрассудки и сверхъестественное — а к таким предрассудкам Русская Православная Церковь относится резко отрицательно. Может появиться «особая смесь» из веры и предрассудков. Если так, то наверное, успех сражения будет зависеть от того, пили ли операторы ядерного оружия воду из источника старца Серафима, прежде чем пойти в бой.