Режиссер запрещенной картины о Путине: Знаю, что он видел фильм
Виталий Манский рассказал, что бы он сказал главе Кремля при встрече.
Один из самых популярных политических режиссеров мира Виталий Манский привез на минувший Одесский кинофестиваль скандальный фильм «Свидетели Путина» о первых днях президентства Владимира Владимировича. Tut.by встретилась с документалистом, чтобы расспросить: ходят ли его дети на митинги, почему он взялся за материал, который снял 20 лет тому, и чего он вообще боится?
Кто: Виталий Манский — российский документалист, продюсер, президент фестиваля «Артдокфест». В 2015 году эмигрировал в Ригу.
О чем кино: события «Свидетелей Путина» начинаются 31 декабря 1999 года, когда россиянам представили их нового президента. Манскому, который в то время занимал пост на государственном телевидении, поручили снимать официальное кино про Путина. Картина основана на строго документальных свидетельствах истинных причин и последствий операции «преемник», в результате которой Россия оказалась с президентом, который правит страной до сих пор. Главные герои фильма — Горбачев, Ельцин, Путин и русский народ, который, как всегда, безмолвствует.
— В своем фильме вы задаете вопрос дочери Ельцина, члену предвыборной кампании Путина: «Без политики сможете?» А вы сами смогли бы без политики?
— Смог бы, если бы политика перестала меня волновать в той степени, в которой волнует сейчас. Я снимаю свои картины, потому что не могу их не снимать. Когда стала набухать война в стране, где я родился, я просто остановил все свои проекты и начал снимать фильм «Родные» (лента о жизни самого Манского и его семьи, живущей в разных уголках Украины: Львове, Одессе, в Донбассе и в Крыму. — Прим. ред.). «Свидетелей Путина» я тоже не мог не сделать. Я мечтаю о том моменте, когда я смогу не снимать такие фильмы. Но сейчас мы находимся в той точке развития окружающей нас жизни, где не снимать об этом кино — это малодушие и предательство.
— В нулевых, когда Путин только пришел ко власти, вы понимали, что это тот человек, который будет у власти ближайшие 20 лет?
— Конечно нет.
— Но эта мысль звучит в фильме из уст вашей жены.
— Да, но мы не всегда слушаем, что говорят наши жены. Я не мог себе такого представить ни при каких обстоятельствах. Думаю, что даже моя жена, когда это говорила, не представляла, что в 2020 году Путин по-прежнему будет президентом России. Она скорее говорила о двух каденциях, то есть двух сроках до 2008 года. Все-таки я не мог представить, что после обретения свободы российское, постсоветское общество, имеющее травматический опыт несвободы, добровольно откажется от права на самоопределение.
— Вы ходили на Болотную и на остальные резонансные митинги?
— Конечно.
— А ваши дети?
— Нет.
— Это их сознательный выбор или вы их так старались обезопасить?
— Я думаю, это их бессознательный выбор. Я не могу сказать, что они тотально не ходили на митинги. Но они воспринимают настоящее не столь трагически, нежели я. Потому что они, наверное, не до конца понимают финальную станцию этого поезда, не понимают, куда он идет. Они родились в другой стране, у них нет этого страшного опыта, который есть у нас, поэтому они пребывают в иллюзиях.
— Ну да, я тоже живу при Лукашенко всю свою жизнь.
— И это похоже на Северную Корею, где уже третье поколение, если не пятое, живет, по сути, при одном вожде, местами меняются только буквы — Ким Ир Сен, Ким Чен Ын и так далее. И корейцы, будучи отрезанными от внешнего мира, вообще не представляют о существовании другой жизни. Для них это, может быть, менее травматично — жить в том концлагере, в котором они родились.
— «Свидетелями Путина» вы называете членов предвыборного штаба 2000 года, которые поддерживали будущего президента. Как думаете, почему большинство из них вскоре перекочевало потом в лагерь оппозиции?
— У нормального человека рано или поздно происходит осознание собственных ошибок и собственной наивности. В принципе, парадокс заключается в том, что Путин стал предметом операции, проведенной более либеральным крылом в окружении Ельцина, а не силовиками. Более того, я думаю, что, если бы Путина двигал силовой блок, может быть, этот проект не был бы реализован. А здесь появилось общественное доверие к этому кандидату, потому что за ним стояли другие силы, более адекватные, что ли.
— А вы себя причисляете к сегменту оппозиции?
— Мне кажется, что оппозиционер — это политический деятель, который ведет борьбу с режимом. Я себя таким не считаю. Но, конечно, моя позиция находится в лагере тех, кто считает нынешний режим преступным. От прямых политических акций я стараюсь дистанцироваться, я отказываюсь от участия в каких-то политических конференциях, съездах, не вступаю в партии. Но, конечно, все, что я делаю, — это пропаганда свободного демократического общества, от которого Россия откатывается все дальше и дальше.
— Ваше кино я рассматриваю как своего рода арт-акционизм. А вот в Беларуси, к сожалению, политического кино практически нет, нет своего Манского.
— Да, наверное. Я неплохо знаю белорусское кино, и там стали появляться очень интересные авторы. Но, кроме Юрия Хащеватского, чей язык уже немного несовременный, больше никого нет. Хотя Беларусь — очень интересное пространство. В свое время я даже думал снять там фильм про Колю (речь о Николае Лукашенко. — Прим. ред.) и удивлен, что его до сих пор никто не сделал.
— Вы были вхожи в дом Ельцина, близко общались с Путиным. Вас не обвиняли в том, что вы поступили подло из-за того, что снимали кино для одной цели, а сейчас показываете его в удобном для вас свете?
— Сколько бы раз я об этом ни напоминал, постоянно происходит подмена, что, дескать, я был нанят на работу для съемки пропагандистского фильма о Путине. Ситуация была ровно противоположная, картина снималась вообще на частной студии. И инициатором этого фильма был я, а не администрация президента. Главная задача, которая стояла передо мной, была в том, что я хотел российскому избирателю и миру в широком смысле ответить на вопрос Who is Mr. Putin? К моменту, когда его Ельцин за руку завел и посадил в президентское кресло, страна вообще не понимала, о ком идет речь. Так что это не то чтобы я был нанят снять свадьбу, а потом в промежутках заснял, как невеста целуется со своим бывшим, из этого сделал фильм и продал его.
Съемка документального кино в принципе достаточно подлое дело. Даже самый бесталанный документалист все равно создает свое произведение на основе конкретной человеческой жизни. Персонаж рассказывает тебе о своей жизни, как он ее выстрадал, а потом ты из всего этого собираешь свой пазл, то есть, по сути, без угрызения совести уничтожаешь целые блоки человеческой жизни.
— Путин просил вас не включать какие-то блоки в финальную версию монтажа, кроме момента с советским гимном, который он, став президентом в 2000-м, вернул России?
— Я пользовался достаточно доверительными отношениями с Путиным, он видел картину и одобрил ее (официальную версию фильма 2001 года. — Прим. ред.). Так что большие государственные чиновники, которые на приемке фильма пришли указывать, что в нем не так, в каком-то смысле были лишены права голоса. Единственное, на что они обратили внимание, — что в этом фильме вообще не видно, что Путин работает. Мол, он только пьет чай, ведет праздный образ жизни. Они настояли на том, чтобы я показал, что наш президент — постоянно в трудах праведных (достаточно абсурдное требование, но компромисс для меня). Я пытался им объяснить, что зритель смотрит фильм в информационном потоке, он и так знает, что человек работает. Но, может быть, им было важно хотя бы на чем-то настоять. И в русскую версию ленты я вставил три глупых кусочка, где Путин бесконечно куда-то ездит.
— Если честно, у меня ваше кино вызывает стресс — наверное, в хорошем смысле слова. Какие режиссерские работы вызывают такой стресс у вас? Что вас потрясает?
— Я смотрю много фильмов, и те картины, которые меня потрясают, я стараюсь приглашать в программу «Артдокфеста». По крайней мере конкурсная программа — это всегда потрясение той или иной силы. Наверное, самые мощные потрясения для меня находятся все же не в пространстве современного документального кино, ты их чувствуешь на дистанции. Так что я бы тут сказал о фильме Герца Франка «Высший суд» или о «Животной любви» Зайдля.
— Виталий, чего вы вообще боитесь кроме банального?
— Конечно, я понимаю, что моя позиция может привести к каким-то эксцессам, связанным с моей жизнью и здоровьем. Откровенно говоря, я очень люблю жизнь и поэтому, насколько возможно, стараюсь не анализировать эту ситуацию. Но в конце концов мне время от времени поступают какие-то угрозы…
— Со стороны власти?
— Да, но я не думаю, что власти хотят меня физически уничтожить. Но есть те, кто так любит властей и считает, что, если у меня будут проблемы, они тем самым сделают какой-то комплимент власти, какой-то подарок. Я считаю неслучайным, что Политковская была убита в день рождения Путина.
— Позаимствую вопрос у популярного коллеги: если бы вы встретились с Путиным, что бы вы ему сказали?
— Ну я бы с ним поговорил. О нем самом. Я бы не спрашивал у него о том, что он думает о мире, об Украине, о Беларуси. Нам есть о чем поговорить — о его самоощущении, о его страхах, о его планах на собственную жизнь.
— Он же говорит в вашем фильме, что рассчитывает после президентства стать обычным гражданином…
— Вот я и спрошу у него: когда?
Журналисты выбрали самые интересные фрагменты из дискуссии с Манским на Q&A после показа фильма на Одесском МКФ-2019.
О цинизме
— Понимание необходимости вернуться к этому материалу пришло в 2012 году, когда Путин цинично заявил о своем возвращении в президентское кресло, с которого он, по сути, никуда не уходил. В тот момент я снимал фильм в Северной Корее («В лучах солнца». — Прим. ред.) и не мог обратиться к этой теме. Потом началась война в Украине, и я считал для себя первостепенным обязательством сделать картину «Родные».
О демократии
— В 1996 году в России были выборы Ельцина на второй срок. Было противостояние Ельцина и коммунистов. И мы все, демократически настроенные граждане, объединились вокруг Ельцина вроде бы как для того, чтобы не допустить коммунистов к власти. Во имя высших целей было произведено насилие над демократией. То есть по сути дела Ельцин тогда не выиграл выборы, он вообще лежал с операцией на открытом сердце, он был недееспособен, но нам казалось, что можно во имя неких идеалов пренебречь демократией. И вот Путин появился не в 2000 году, а тогда, когда мы стали насиловать демократию. Ельцин в 2000-м уже по накатанной, в обход демократических институтов, просто за руку ввел в кабинет никому не известного человека. С диктатурой все понятно, а вот демократия — тонкая материя и очень нежная структура. Тогда мы этого не понимали. И, когда я говорю «мы», я думаю не только о России.
О свидетелях и соучастниках
— Была и моя личная цена за то, что я наивно полагал, что был всего лишь свидетелем. Но жизнь доказала, что молчаливое согласие делает из свидетелей соучастников. Так что это мы все добровольно сделали себя заложниками человека, поведшего нас в светлое будущее, сильно напоминающее темное прошлое.
Об эмиграции
— Помимо глобальной потери — потери огромной страны, в которую ты верил и которую ты строил, — мне все-таки пришлось все бросить и уехать в никуда. Я никогда не собирался эмигрировать. Я прожил 40 лет в Москве, мне казалось, что это тот город, где меня похоронят.
О реакции Путина на картину
Я знаю, что он видел фильм. Но он мне не звонил.
О показе фильма в России
Я убежден, что «Свидетели Путина» будут показаны самым широким образом в прайм-тайм на первом канале российского телевидения с повторами. И очень хочу, чтобы мы все дожили до этого дня.
Новости и события в Беларуси и мире.
Пресс-центр [email protected]