«Впечатление, что государства нет»

Кто уничтожает сибирскую тайгу.

В Хакасии возбуждено уголовное дело по факту незаконных вырубок кедра на сумму около 100 млн российскихмрублей, сообщает Генпрокуратура РФ, сообщает Сибирь.Реалии.

Под домашний арест отправлен чиновник Министерства природных ресурсов, который отвечает за состояние лесного фонда в Таштыпском районе республики. Пострадало Матурское лесничество, в окрестностях которого традиционно проживает шорская община. В начале года шорцы пожаловались местным властям, что кедр варварски вырубают под видом санитарных вырубок. На какие еще уловки идут лесозаготовители на юге Сибири для получения прибыли – в репортаже журналистов.

"Мы противостоим государству"

По данным таможни, в 2018 году стоимость леса, который ушел на экспорт с юга Красноярского края и соседней Хакасии, превысила 46 млн долларов. Это на 47% больше, чем в 2017 году. Лес либо распиливали на доски, либо и вовсе вывозили необработанным. 78% экспортной древесины пришлось на Китай.

При этом, по оценке предпринимателя из Хакасии Александра Исакова, здоровый лес рубится по "серым схемам" и в итоге бюджет республики недополучает огромные суммы:

– Я думаю, у нас в Таштыпском районе сумма ущерба к 1 млрд подойдет, то есть столько мы недополучаем в бюджет, – говорит Исаков. – Потому что в последние годы была полная "идиллия", что хотели, то и делали. А если по Хакасии, то, думаю, еще хуже ситуация. Государство по госзаказу нанимает частных подрядчиков для проведения санитарных вырубок, однако те вместе с больным вырубают и здоровый лес. Его продают за бесценок тем же подрядчикам по 300 рублей за кубометр. Бесплатно почти. А они его "шуруют" в Китай. Это же грабительство. То есть проблема в том, что под прикрытием санитарных рубок вырубают кедр. И это все в рамках госзаказа.

Исаков – владелец единственного в Хакасии магазина без продавцов, где купить хлеб можно на доверии: покупатели опускают деньги в специальную коробку, а если денег нет – берут в долг, написав записку. Также у Исакова мастерская резьбы по дереву: в Таштыпском районе Хакасии сосредоточена большая часть хакасской тайги, но сырья для своих изделий предприниматель купить не может.

– Мне даже окамлевку (срез широкой части бревна. – С.Р) не разрешают купить, все куда-то уходит, хотя я бы просто брусков наделал, картины бы оформил. У меня работы в США, Германии, Испании, Португалии висят, а мне сырья нет. Я предлагал древесину у себя перерабатывать. Посчитал даже: 1000 кубов будем валить и на 100 млн продукции будем делать. А это никому не нужно.

В 2019 году шорская община, проживающая в селе Матур Таштыпского района, выступила против так называемых санитарных вырубок кедра. Шорцы пытаются доказать, что под видом больных деревьев вырубают товарный кедр в рамках госзаказа. Госзаказ по вырубке на этот год – 27 тысяч квадратных километров. В прошлом было – 15 тысяч. В августе после проверки прокуратуры было возбуждено уголовное дело о незаконных вырубках на сумму около 100 млн рублей. Подозреваемых в деле пока нет, хотя местные жители считают, что установить личности несложно.

– Вот мы берем лесопатологичесий акт, – говорит глава шорской общины Матура Светлана Чебодаева. – Там пишут: четыре кедра, пять пихт, одна береза на 10 кв. метрах. На самом деле там на 10 квадратных метрах кедра стоит просто сплошняком, натыкано буквально. Пихты вообще нет и березы тоже. Это работает так: у нас есть предприниматель, например. Он бегает по лесу, ищет себе хороший кусок, потом нанимает лесопатолога, оплачивает его услуги. Не знаю, уж какая у них там договоренность, но, видимо, неплохая. Потом этот участок оформляется как госзаказ. И потом они кричат на всех углах, что это госзаказ, мол, мы не можем его не выполнить. Лес вырубают и продают. То есть получается в конечном счете, что мы сейчас противостоим государству.

Шорцы Матура пытались оспорить решение о санитарных вырубках через суд, а теперь обратились в Гринпис и WWF, чтобы провести независимое лесопатологическое обследование. Сейчас санитарные вырубки временно приостановили.

– WWF готовы приехать на полевые обследования. У нас у общины денег нет, но они все равно согласились. Из Гринпис тоже ждем ответа. Сейчас санитарные рубки приостановили, а по договорам аренды рубки идут, – говорит Чебодаева.

Что касается санрубок в Хакасии – то там требуется вмешательство уже не столько Минприроды и Рослесхоза, сколько Генеральной прокуратуры и Следственного комитета

– Использование "санитарных" рубок для обхождения запретов и ограничений на заготовку древесины в защитных лесах стало настоящим бедствием для лесов нашей страны, – говорит руководитель лесного отдела Гринпис России Алексей Ярошенко. – Из средства борьбы с вредителями и болезнями леса санитарные рубки практически полностью превратились в обычную коммерческую заготовку древесины. Более того: поскольку санрубки часто ведутся в лесах наиболее ценных с биологической или социальной точек зрения, обычно они причиняют гораздо больший ущерб, чем просто промышленная заготовка древесины.

Многие из организмов, которые справедливо считаются вредными при ведении интенсивного лесного хозяйства в староосвоенных лесах, в лесах диких являются естественными элементами лесных экосистем и ландшафтов – они обитают в них тысячелетиями и вполне нормально вписываются в жизнь леса. Таковы, например, усачи и вообще многие стволовые вредители, многие дереворазрушающие грибы и т.д. Если санрубка в глухой тайге назначается в связи с такими общераспространенными вредителями – это уже практически гарантия, что главной или единственной ее целью является заготовка лучшей древесины. Самое печальное, что подведомственные Рослесхозу организации – Рослесозащита и ее филиалы, центры защиты леса в регионах, которые должны отслеживать ситуацию с защитой лесов от вредителей и болезней и с правильностью назначения санрубок, на самом деле в полной мере вовлечены в это хищничество. Проведение лесопатологических обследований, на основании которых организуются санрубки, стало для этих организаций просто коммерцией. А кто платит – тот, как известно, и заказывает музыку: если лесопатологи не будут назначать санрубки по итогам своих обследований, лесозаготовители перестанут у них эти обследования заказывать.

Поэтому Гринпис уже обратился в Минприроды и в Рослесхоз с просьбой о внесении в устав Рослесозащиты изменений, запрещающих любую коммерческую деятельность, связанную с проведением лесопатологических обследований. Это было недавно, ответа еще нет. Но мы будем добиваться, чтобы этот нынешний хаос с санрубками прекратился. Что касается санрубок в Хакасии – то там требуется вмешательство уже не столько Минприроды и Рослесхоза, сколько Генеральной прокуратуры и Следственного комитета. Там к обычным санитарным грехам добавляется еще и то, что санрубки планируются в орехово-промысловых зонах, где с 1 июля 2019 года вообще запрещается заготовка древесины, – считает Алексей Ярошенко.

"Я их просто не пущу в тайгу"

Деревня Нижняя Быстрая в Курагинском районе Красноярского края – последняя в округе, если ехать в сторону от Курагино. Дальше нет ни нормальной дороги, ни уцелевших населенных пунктов. Половина домов в деревне брошена, школа и магазин – в соседнем селе Поначево, что ближе к Курагино.

– Да не фотографируй меня, а то менты найдут, в тюрьму увезут, – говорит местный житель Григорий. – Шучу, шучу... Ну, сами видите, как живем. Кто хозяйство держит – если техника есть, то куда ни шло. А кто-то по найму работает, в поле там или по хозяйству что-то помочь. Не знаю, мне нормально в целом!

Нижняя Быстрая расположена в большом березовом массиве. Кедрач начинается в нескольких десятках километров, где когда-то была деревня Чердаки. В советское время в этих местах работал большой леспромхоз и лесопилка. Сейчас местные жители пилят березу в основном на дрова.

– Билет нужно специальный получить, а нелегально – ну, если сесть хочешь – то иди, пили, – объясняет Григорий.

Впрочем, до последнего времени в округе березу заготавливали в промышленных масштабах. Предприниматели продавали дерево перекупщикам, а те отправляли в Китай.

– Китайцы вообще охотно брали березу, – говорит местный житель Александр Иванович. – Они же из нее фанеру, паркет делают. Не то что мы... А сейчас вдруг отказались, потому что США санкции ввели, китайцам продавать это все невыгодно стало. Сейчас у кого есть клиенты на дрова постоянные, тот работает, а вот на экспорт – уже почти нет. Может, это временно, я не знаю. В общем, если ты лесом занимаешься давно, то можно заниматься, а если хочешь раскрутиться – хрен раскрутишься. Да не только на лесе, тут ни на чем не раскутишься...

Александр Иванович зарабатывает тем, что при помощи специальной техники собирает сено в снопы. Дрова на зиму заготавливает взаимозачетом: договорился с соседом, который занимается лесозаготовкой в обмен на помощь в уборке сена. Наиболее масштабные вырубки березы происходят в окрестностях села Сонино, от которого теперь остался только мемориальный камень с памятной табличкой среди травы и рядом – сколоченный из досок стол с двумя скамейками. Сонино, которое значится на всех картах, опустело в 2001 году, когда селу было 130 лет.

– Тут один товарищ вывез оттуда 100 лесовозов березы, – говорит один из местных фермеров. – А как вывез: он через кого-то узнал, что эта береза выросла на бывшем колхозном поле и она нигде не учтена, лесничество за нее не отвечает никак. Он ее спилил и продал.

Как рассказывают местные жители, этот же предприниматель получил участок осинника неподалеку от Чердаков. Теперь полиция проводит в отношении него проверку: оказалось, что на участке с осиной почему-то вырубали кедр. То ли предприниматель самовольно углубился в тайгу, то ли изначально участок отвели с нарушениями. Согласно официальным данным, в мае 2019-го предприниматель ликвидировал фирму.

– В любом случае, заработать-то успел. Он сейчас бросил, а туда, под Сонино другие зашли, тоже на березу, которой якобы нет. Я обычно еду в ту сторону, два лесовоза стабильно навстречу. Сейчас китайцы перестали березу брать, но я думаю, скоро опять зайдут. Если они снова выйдут, я просто их не пущу: я дорогу перекрою, – говорит фермер.

Специалисты говорят о проблеме так называемых "белых пятен" в лесном хозяйстве Сибири: существуют лесные массивы, которых нет на бумаге, поэтому они не подконтрольны лесничествам.

– Эта проблема не только Курагинского лесничества, в других районах края такое тоже есть. Где есть лес, но лесничество приезжает и говорит: "Этот лес у нас нигде не значится". Моя хата с краю, ничего не знаю, – говорит житель Курагино, лесопатолог по профессии Василий Семин, который интересовался проблемой в Сонино.

"Идет не вырубка леса, а эвакуация"

Во многом проблема бесконтрольности вырубок связана с тем, что в 2006 году с вступлением в силу Лесного кодекса в стране фактически упразднили институт лесников. Остались лесничие, которые не в состоянии уследить за вырубками и состоянием леса. Как говорится в докладе Счетной палаты Красноярского края 2019 года, износ имущества краевых лесничеств достигает 80%.

Еще в 2010 году Гринпис адресовал помощнику президента России Аркадию Дворковичу письмо, в котором одной из двух главных причин масштабных лесных пожаров назывался кадровый дефицит в службе лесной охраны: за пять лет численность сократилась с 70 тысяч до 12 тысяч человек. Любое засушливое лето может обернуться катастрофой, говорится в письме.

– Лесоуправление у нас находится в упадническом состоянии, – подтверждает лесопатолог Василий Семин. – Все ставки сделаны на лесоарендаторов, а лесхозы упразднены. У нас же нет частной собственности на леса, они государственные. А сейчас арендаторы чуть ли не говорят: "Тут мой лес, тот не мой". Я думаю, было необдуманным шагом, когда леса фактически отдали на откуп частным структурам. Даже из лесничих сделали бюрократов: у него вроде как и есть права, но фактически никакой материальной базы. Он может заниматься только отписками. Раньше были обходы, когда лесники патрулировали лес, контролировали процесс. Лесников сократили, остались лесничие, а как лесничий будет следить на территории, скажем, 300 тысяч гектаров? То есть по сути за арендаторами сейчас есть только общественный контроль. Но он, как вы знаете, у нас не слишком развит.

Лес из Сибири экспортируют в Японию, Египет, Германию, Узбекистан, но знакомые с ситуацией сибиряки рассказывают только о покупателях из Китая. Местные жители говорят, что интерес китайской стороны появился на юге региона лет десять назад. Китайцы открывают здесь фирмы и обрастают связями. К примеру, нынешний руководитель Курагинского лесничества ранее возглавлял российско-китайскую лесозаготовительную компанию, а его отец и теперь руководит фирмой по лесозаготовкам.

– В одной из командировок пришлось доезжать на фуре, – говорит Семин. – И водитель рассказал, что они ездят и в Курагино, и в Канск, и в Лесосибирск. Там на месте контейнеры загружают, привозят в Красноярск, там перегружают на железнодорожную платформу и отправляют по ж/д. Все документы у их работодателя на китайском. Но лес, не заезжая в Китай, из Красноярска отправляется прямо в Германию. Получается, что здесь люди заготавливают, вывозят, а они его продают дороже. Мне очень понравилось его выражение: "У нас не вырубка леса идет, а его эвакуация". Потому что все вывозят в страшных количествах. При этом сейчас леса фактически нет. Если сейчас придет человек и скажет, что по закону хочет получить лес на строительство, ему скажут, что леса на заготовку нет.

По закону население имеет право на бесплатный лес от государства для строительства или ремонта. Люди решают проблему нехватки доступной древесины по-своему: договаривается с профессиональными лесорубами в обмен на долю с вырубки. Фактически лесорубы распоряжаются полученной долей "целевого" леса по своему усмотрению, хотя его продажа напрямую по закону запрещена.

Периодически в Сибири задерживают "черных лесорубов": в июне 2019 года предпринимателя в Курагинском районе обвинили в незаконной вырубке сосны на сумму 13 млн рублей. В целом же ущерб от незаконных вырубок в России оценивается в 11 млрд рублей в год. Премьер-министр Дмитрий Медведев поручил СК проверить версию, согласно которой пожары летом 2019-го в Сибири созданы искусственно, чтобы скрыть незаконные вырубки леса.

Однако, по словам Василия Семина, который работал фактически во всех уголках региона, проблема вырубки – серьезная, но не единственная опасность для сибирской тайги. По его словам, леса погибают, а люди помогают им в этом.

– Наши леса в неважном состоянии. Есть мировая тенденция, согласно которой идет сокращение хвойных лесов. Сейчас поднимают вопрос о незаконных вырубках леса, но проблема еще страшнее. Засыхает леса гораздо больше, чем его вырубают. А потом вырубают то, что еще сохранило признаки жизни. Высохшие деревья никому не нужны. Два года назад у нас было исследование по берегам Сисима (правый приток Енисея. – С.Р): лесозаготовитель идет, вырубает пихтач, даже березу, а кедр весь засох, поэтому его оставляют. Вообще, возвращаясь к бесконтрольности лесов, у меня вот такая ассоциация: если лес – государственное имущество, то государство и должно за ним следить. А если нет, то у меня впечатление, что и государства нет.