Александр Кольченко: Реальная выгода от активистской деятельности – победы, которые одерживаешь

Освобожденный из РФ украинский политзаключенный о первом месяце на свободе.

В сентябре в Украину вернулись 35 удерживаемых россиянами украинцев. Среди них – крымский общественный активист, защитник прав крымского студенчества Александр Кольченко.

Каким был первый месяц после освобождения для Александра Кольченко? Как воспринимали Евромайдан в Крыму? Об этом и другом с ним говорили журналисты Крым.Реалии.

– У тебя было совсем немного интервью. Кому ты вообще их давал? А то как-то мало…

– Два интервью для «Громадського» и краткие комментарии для АТR, «Настоящего времени». Пожалуй, все.

– Почему так мало? Приглашений на интервью было много...

– Для меня это несколько тяжело. Я не очень привык к такому вниманию. Я решил дать приоритет в первую очередь «Громадському» и Крым.Реалии.

– Ты родился в Крыму и жил там всю жизнь. Расскажи немного о своем Крыме. Крым, в котором ты рос, какой он?

– В молодости я часто ездил по Крыму. И в крымские горы, и к друзьям в Севастополь, Ялту.

– Может, есть любимые места?

– Мне очень нравилось дикое место недалеко от Балаклавы, куда можно попасть только на катере или спустившись со скалы. Соответственно, там практически не было туристов. Очень красиво.

– Ты выезжал за пределы Крыма?

– Выезжал. Часто ездили в Запорожье к друзьям, в Харьков, трижды бывал в Киеве и выезжал в Херсон. Пожалуй, все. И весной 2014 года уже «переехал» в Россию вместе с Крымом (после аннексии полуострова Россией – КР).

– Чувствовал ли ты себя особенным, потому что – крымчанин, считал ли ты Крым особенным местом?

– Разве что с точки зрения климата и географии. Там очень много красивых мест. А так, в принципе, нет.

– Ты видел свое будущее на полуострове или думал куда-то уехать?

– Я не планировал никуда уезжать. Я думал, что буду там жить, ничего не предвещало путешествий.

– Как ты пришел к активисткой деятельности? Чем ты занимался в Крыму до событий 2014 года?

– Мы занимались с ребятами уличным противостоянием ультраправым. Потом организовали профсоюз «Студенческое действие», устраивали акции солидарности с рабочими. С рабочими Херсона, с рабочими «Крымтроллейбуса». Принимали участи в экологической борьбе. В частности, были участниками экологического лагеря протеста против строительства угольного терминала в Севастополе в 2009 году.

– С какого года ты стал активистом?

– Я не помню уже, где-то с конца 2000-х.

– Что тобой руководило? Почему ты не сидел дома и не занимался своими делами? Почему ты решил с друзьями отстаивать чьи-то права?

– К этому я пришел скорее из субкультуры «хардкор-панк». И со временем уже стал более осознанно все это воспринимать.

– «Хардкор-панк»? А музыку продолжаешь слушать? Увлекаешься?

– Да.

– А что слушаешь?

– Многое. И карибские мотивы, и хип-хоп, и хардкор-панк в том числе.

– Что-то открыл для себя из современной музыки после того, как на свободе оказался?

– Нет. Еще не успел. Разве что новые клипы российской группы What We Feel вышли.

– Давай вернемся к активистской деятельности. Насколько активизм был действенным как инструмент влияния на происходящее. Ты говорил, что защищал работников «Крымтроллейбуса»… Получилось ли?

– Насчет этого я не в курсе, но в 2009 году нам удалось добиться того, что угольный терминал не начали строить.

– То есть можно было влиять на происходящее?

– Да. Также с помощью наших студентов мы смогли добиться отмены платных услуг в вузах Крыма.

– У нас есть вопросы в Youtube. Алексей Салагаев спрашивает, откуда у Александра появилась кличка «Тундра»?

– Это из молодости еще. Когда общался с ребятами в центре, одна девочка на протяжении двух дней называла меня так. Прилипло.

– А почему она так называла тебя?

– Не знаю.

– Еще есть один провокационный вопрос от Натальи из Ялты, наша постоянная зрительница в Youtube. Сколько платили активисту?

– Нисколько. Реальная выгода от этого – то, что ты выигрываешь. Те победы, которые ты одерживаешь. В этом для тебя и смысл.

– Подбираемся плавно к этой отметке, когда началась активная фаза аннексии крымского полуострова. К 2013 году как менялась ситуация в Крыму? Чувствовал ли ты какие-то изменения в сфере прав и свобод человека?

– В то время еще нет. Все оставалось по-старому. Начиная с зимы 2013-2014 годов уже чувствовалось некоторое напряжение в обществе. В общественном транспорте, на бил-бордах была агрессивная пропаганда, направленная против Майдана. Все это переросло в аннексию.

– Как ты воспринимал события на Евромайдане в Киеве?

– Существовало очень много противоречивых слухов. Я старался смотреть новости о происходящем в интернете, стримы. И кроме этого, чтобы лично своими глазами увидеть, в начале февраля я съездил в Киев.

– Что ты увидел?

– Мы приехали на следующий день после ночи, когда отбили «Украинский дом» от «беркутов». С того времени установилось временное перемирие. И когда зашел в «Украинский дом», там он был как муравейник. Все чем-то занимались: ремонтировали, организовывали – и каждый друг другу предлагал свою помощь. Я был сильно поражен уровнем низовой самоорганизации людей.

– Все эти истории о «бандеровцах», русский язык… Нашел ты эти подтверждения?

– В Крыму я такие истории слышал от, казалось бы, взрослых адекватных людей. Но все-таки они воспроизводили эти мифы.

– А если бы ты сам не поехал на Майдан и не увидел все собственными глазами, ты бы тоже впитал все эти истории в Крыму?

– Я изначально не был восприимчивым к таким мифам.

– Как это вырабатывается? Почему одни восприимчивы, а ты – нет?

– Я не знаю.

– А по окружению? По знакомым, по соседям… Разница была видна между тобой и ими?

– Мое окружение и люди, с которыми я общался, они, можно сказать, тоже или симпатизировали, или критически симпатизировали Майдану.

– Произошел ли раскол в твоем окружении?

– Нет. За исключением моих одногруппников в университете или на работе. Они оказались более восприимчивы к пропаганде.

– Как ты думаешь, та пропаганда, о которой ты говорил, которая была даже в троллейбусах, на экранах, на листовках, на подъездах – она на людей влияла?

– Мне кажется, да.

– Был такой момент, что местная Партия регионов тоже участвовала во всей этой информационной кампании. Часть листовок, которые были развешены, были посвящены крымским активистам. Тем крымчанам, которые ездили на Майдан. Кто то из твоих знакомых попал на эти листовки?

– Да. Некоторые из моих знакомых попали. Это люди, которые больше занимались публичной деятельностью, чем я: Александра Дворецкая, Максим Осадчук и другие. Сейчас не могу всех вспомнить. С одной стороны это было смешно, а с другой стороны вызывало некоторые опасения. В листовках были опубликованы и фото этих людей, и адреса их прописки.

– В тебе что-то поменялось, когда ты вернулся из Киева в Крым в 2014-ом? Чувствовал ли ты в Крыму какую-то поддержку из Киева? Связь с материковой Украиной была?

– Наверное, я так думаю, была и связь, и поддержка. Но лично я не ощущал. Я в то время работал, было очень сложно успевать следить за всеми новостями.