Как крымчане защищали Украину.
В понедельник 14 октября отмечается День защитника Украины. Эта дата с 2015 года установлена как государственный праздник. Также в этот день в украинском календаре значатся День украинского казачества и день основания Украинской повстанческой армии. Среди тех, кто оборонял страну после российской аннексии Крыма в 2014 году, были и крымчане.
Как вынужденные переселенцы из Крыма шли воевать за Украину? С каким отношением они сталкивались в армии и много ли встречали земляков? Готовы ли эти люди освобождать Крым? На эти и другие актуальные темы в студии Радио Крым.Реалии вместе с ведущим Сергеем Мокрушиным беседуют крымчане, ветераны боевых действий на востоке Украины Сергей Викарчук и Евгений Лешан.
– Сергей, как вы попали в армию после выезда из Крыма?
Викарчук: В 2013 году было вроде бы все успешно, жизнь наладилась на тот момент, но, к сожалению, оккупация принесла кардинальные изменения, и мы оказались на этой стороне Украины. После этого я сам искал способ попасть на войну. Я хотел узнать правду изнутри, я хотел ее осветить, плюс у меня есть базовые навыки владения оружием, хотя я не профессиональный военный. Я на срочной службе всего девять месяцев прошел, там у меня была специальность танкиста, минометчика. Рядовой, без всяких знаний.
– То есть вам было интересно увидеть войну своими глазами?
Викарчук: Да. У нас в Крыму мы полгода – я не сразу же выехал – впитывали всю эту грязь, которую люди переносили. Она была не от мира сего. Я помню, шел по набережной, и какая-то девочка из Донецка или Луганска шла и рассказывала нашим евпаторийцам, как Олег Ляшко ворвался в какой-то дом, отрезал руку, кинул в котел… Мы с женой шли, смеялись до слез. Мне хотелось проверить, что там на самом деле. Я не мог сразу пойти в армию – нужно было как-то обосноваться, плюс у меня маленькие дочки, еще в школу не ходили, плюс жена была не трудоустроена. Мы искали способ организоваться на новом месте. Еще для меня было очень важно попасть на войну легально. Я очень уважаю добровольческие батальоны, я считаю их самыми мотивированными ребятами, которых только можно встретить. Но я понимал: если я погибну, про семью никто не вспомнит, кроме волонтеров.
– И как семья отнеслась?
Викарчук: Жена у меня очень патриотичная, она как берегиня. Она действительно вошла в положение, поняла. Она видит, что в стране проблемы, война, наш дом оккупирован, ей понятны моей порывы. Сначала пришлось несколько разговоров с ней провести, а после этого она была всегда спокойно настроена, готова в любой момент отпустить. Когда участковый пришел с повесткой, я прыгал от радости. Одно дело прийти попроситься, другое дело – государство говорит, что ты нужен… В военкомате был поток патриотов, которые шли на войну – они у врачей выпрашивали, мол, пиши, что здоровый. Я тоже так делал – у меня со спиной, например, не очень хорошо. А психиатр, 90-летняя бабушка, вообще не хотела допускать. Говорит, не может быть, ты из Крыма? Ты что, совсем, почему ты?
– А что ее удивило?
Викарчук: Она говорит, в Крыму так хорошо. Я психанул, достал ключи и сказал: «Вот давайте я вам свои ключи от квартиры отдам в Евпатории, а вы мне свои, и едьте туда. Живите там сколько хотите, радуйтесь, наслаждайтесь». Она пропагандировала «русский мир»! Реально в военкомате сидит человек и ребятам говорит, что там страшно, там убивают, там горе, это братоубийственная война. И я подозреваю, что именно поэтому срыв мобилизации был. Сидели сотрудники такие. Я пошел к военкому и рассказал – не знаю, что с ней там сделали, но я слышал, что она до сих пор там сидит и отговаривает. Потому что специалистов нет. А так ребята были разные: одни мотивированные, другим было безразлично.
– Куда вас повезли после военкомата?
Викарчук: В Полтаве мне место нашли, но я был не в восторге, потому как оказался в связистах. Я думал, что это очень безопасно, а хотел посмотреть там, где потяжелее, пострашнее. Но потом я понял, что связист это не просто сидеть на телефоне – надо пройти, проложить кабель. Ребята мои подорвались: Ромка погиб, а Богдан остался без части ноги.
– Где вы служили?
Викарчук: Сектор М, оборона Мариуполя. Целый год там. Должны были быть тяжелые танковые прорывы, мы сдерживали этот натиск. Первые полгода наслаждался, просился на позиции, ездил везде, а потом уже начал уставать. Командир у нас был такой – как выяснилось, он раньше заведовал какой-то тюрьмой. Он нас построил и сказал, что война и армия для нас – способ стать другими людьми. А я так философски подошел, размышлял, даже пост написал какой-то – потом ребята говорят: да он просто с нами как с зеками разговаривает!
– Были ли такие вопросы на фронте: «Что ты тут делаешь, ты же крымчанин?»
Викарчук: Ребята с уважением относились, это было очень приятно. Плюс я еще принципиально учусь разговаривать на украинском языке, пять лет назад попытался перейти. И когда я разговаривал, ребята удивлялись, спрашивали, откуда я. Я говорю, из Евпатории. Они: «Крым? Да Крым оккупирован!»
– У нас как раз есть звонок из Крыма. Говорите, пожалуйста.
Радиослушатель: Как ваш гость думает: почему нашлись добровольцы для войны в Донбассе, но ни одного добровольца для войны в Крыму? Неужели для Украины Донбасс важнее Крыма?
Викарчук:? Мы все были участниками событий в Крыму. Мы все понимаем, как и что это было. Все сидели на пороховой бочке, никто не умел воевать. Мы общались с военными, мой военный билет всегда был с собой. Я говорил в воинских частях: «Дайте мне автомат и форму». Я уже не просил бронежилет, каску. В Крыму мы не могли бороться, армия была обездвижена, им не отдавали приказы. Воевать не умели, просто не умели. А уже на Донбассе начали набивать лбы, кулаки, зубы. В Крыму были не бои, а сопротивление, протесты. Я физически могу противостоять, только если есть легальный статус. Многие действующие военнослужащие были готовы, но просто не было приказа сверху. Плюс шел информационный вал, что «переворот, хунта, едут автобусы с бандеровцами». Мы все не знали, что делать. Да, мы патриотически были настроены, но не знали, как правильно поступить. Я лично отстаивал такую позицию: как только идет наступление на воинскую часть, постовой должен выстрелить вверх и потом на поражение.
– Еще один звонок из Крыма, пожалуйста.
Радиослушатель Владимир: Я хотел бы вашего гостя спросить, когда его с автоматом ждать на Перекопе, когда будут штурмовать Крым? С нетерпением ждем.
Викарчук: Я с радостью встречусь в Крыму, даже адрес скину, и телефон запиши. Мы обязательно встретимся, с удовольствием. Я бы сейчас даже выехал, если бы ты был такой смелый, честно. Но мы же понимаем: там прикрытие хорошее, Путин, войска. Поэтому мы будем ждать, когда вы там закончитесь, и придем по-нормальному… Я за то, чтобы политическим, дипломатическим способом все закончилось. Деоккупация должна пройти именно в формате мира. У меня там родители, друзья, родственники, я не могу подставить их под этот огонь. Для Владимира мы сделаем исключение – попросим Службу безопасности Украины, полицию. Наказывать людей нужно конкретно за их деяния.
– Много ли вы встречали крымчан среди военнослужащих?
Викарчук: Даже в моем батальоне было до пяти человек из Крыма. Я старался, когда передавали волонтерскую помощь, распределить ее сначала по крымчанам, потом по своему подразделению, потом уже всем. Был киборг Зализяка из Бахчисарая, он был в Аэропорту, реально хорошо бился. Из Ялты парень в разведке был. Полковник служил из Перевального. Мы даже многие друг друга сначала не знали, но я носил шеврон с надписью «Крым» как оберег. Ребята видели и спрашивали, как я с Крымом связан, начинали разговаривать. Да, пять человек это мало – донецких и луганских было больше. Я слышал, что сначала наших, крымских не пускали – недоверие или еще что-то. Не знаю, эти ребята нашли способ прийти.
– Как вы возвращались к мирной жизни?
Викарчук: Я служил год и девять дней. Когда приехал домой, не знал чем заняться. Вернулся на прежнюю работу, но там было не так активно. Благодаря одному человеку, который пригласил меня в свою компанию, я много работал, и это меня отвлекло. Но было смешно: ты сидишь в рубашке, в галстуке, в пиджачке, а вчера ты сидел в грязи, не мылся целую неделю. Парадоксально. И люди никогда не подумают, что ты где-то был. Благодаря работе и социализации, я быстро прошел адаптацию, я считаю. Но у нас ведь оборона была, не было полных боевых действий. Они аккуратные были, мы аккуратные были.
– К нам присоединяется Евгений Лешан – корреспондент Центра журналистских расследований, который переехал из Крыма в Киев. Вы попали на войну в 2014 году – как это происходило?
Лешан: Что до мотивации, я своими глазами видел Майдан. В марте съездил на референдум в Крым, посмотрел, что происходит там. Вернулся, почитал новости. Понял, что на Донбассе будет если не то же самое, то еще хуже, и пошел в военкомат становиться на учет. Мне сказали, что вызовут, и вызвали аж летом. В военкомате напоили кофе, очень сочувственно на меня смотрели. И вперед, в учебку. Мне предложили на выбор номер обслуги гранатомета и наводчика-оператора боевой машины пехоты. Я выбрал второе, учился на БМП-1, а на войну попал на БМП-2, то есть пришлось переучиваться фактически на ходу.
- Сколько вы служили? Встречали крымчан?
Лешан: На соседней позиции был один парень по прозвищу Татарин. Действительно, крымский татарин, он воевал. Служил я год с сентября 2014-го по сентябрь 2015-го.
– У нас тут радиослушатель из Крыма спрашивал, когда там ждать украинских военных – крымчан.
Лешан: Я на всякий случай туда в частном порядке ехать не стану. Как освободим Крым, тогда зайдем – или в процессе освобождения, или после него.
– Спасибо. Подробные воспоминания Евгения Лешана о войне можно прочитать в его материалах на сайте «Нигилист». Сергей, чем вы сейчас занимаетесь?
Викарчук: Тем же самым, что и в Крыму – туризмом. У меня свое туристическое агентство, все официально, все налоги плачу. Мне это очень нравится, но я еще себя ищу, хочу чем-то заняться. В свободное время играю в ветеранском театре. Кроме того, помогаю ветеранам открывать свои бизнесы, развиваться. Вместе с друзьями собрал 45 имен погибших воинов из Крыма. Хочу написать книгу памяти наших воинов. Везде, где есть слово «Крым», я стараюсь влезать и говорить об этом. Всегда говорю, что я евпаторийский, что я крымский украинец.