Коридор для Штирлица

Почему россияне выбирают штандартенфюрера?

Свежий опрос ВЦИОМа, посвященный идеальным российским руководителям, можно оценивать по-разному.

С точки зрения чисто политической, фиксируя очередной успех Максима Максимовича Путина, то есть Штирлица. Причем успех вроде бы несомненный, если сравнивать показатели 1999 года и сегодняшние цифры. 20 лет назад советский разведчик под личиной штандартенфюрера СС в качестве безальтернативного лидера нации был все-таки отчасти навязан российскому социуму. Поскольку на деле в опросах ВЦИОМА тогда лидировали царь Петр, майор Жеглов и полководец Жуков, а полковник Исаев от них отставал. Правда, теперь в социологической президентской гонке участвовали одни лишь киногерои, но это не так уж и важно. Важно, что персонажей много, за два десятилетия их только прибавилось, однако Штирлиц вне конкуренции. Занявший второе место профессор Преображенский, старый скептик, бесстрашный хирург-экспериментатор, антисоветчик со связями на самом верху явно проигрывает штандартенфюреру.

К слову, ошибаются, по-моему, те комментаторы, которые видят в противостоянии чекиста и профессора некую идеологическую предвыборную интригу. Дескать, респонденты все-таки исподтишка бунтуют, выдвигая в претенденты на российский престол критика существующего режима. Ведь по сути булгаковский герой является критиком весьма умеренным. Главная его претензия к новой власти, увлеченной социальными экспериментами, заключается в том, что она слишком много внимания уделяет хоровому пению и плохо следит за порядком в стране. Если бы ему не мешали работать делегаты от партийных низов, требующие уплотнения, а вышестоящие товарищи с карандашом в руке перечитали бы книги Карла Маркса, который никогда и никому не запрещал держать на лестнице ковры и не отдавал распоряжений забить досками подъезд калабуховского дома, то профессор был бы вполне удовлетворен. Не исключено также, что в наши дни он стал бы доверенным лицом Владимира Владимировича — подобно многим знаменитым врачам и деятелям культуры. Ибо в кастовом обществе, каким является путинская Россия, благонамеренные интеллектуалы живут припеваючи, а проблема сохранности галош в их прихожих вообще решена бесповоротно.

Что касается вопроса поколенческого, то с этим дела обстоят сложнее. Тут наблюдаются, как бы сказать, нездоровые тенденции. Юноши и молодые люди в возрасте 18–34 лет голосуют за Данилу Багрова и Сашу Белого, героев культовых фильмов про «проклятые 90-е». И засада даже не в том, что генерации, идущие на смену нынешним хозяевам жизни, выбирают себе «бандитов», как пишут отдельные авторы. В конце концов персонаж Бодрова-младшего, в отличие от безусловно криминального героя Безрукова, скорее борец за справедливость, нежели отморозок. Симпатий Даниле наверняка прибавляет и скорбь по трагически погибшему артисту. С другой стороны, нравы у современного начальства вполне мафиозные, так что голосование за весь этот собирательный «бандитский Петербург» не должно как будто никого смущать. Главное, все они люди родные, свои, к тому же патриоты, в особенности бесконечно обаятельный Брат.

Нездоровые, по теперешним понятиям, тенденции здесь сводятся к тому, что оба выбранных молодежью героя олицетворяют идею свободы. Свободы безбрежной, оставшейся в тех временах, когда грядущий Штирлиц только продвигался по службе, глубоко законспирированный в тылу врага, то есть в ельцинской России. Или едва начинал осваиваться в кресле президента РФ, после того как несчастный наш Борис Николаевич Гинденбург разглядел в нем истинного, понимаешь, преемника и продолжателя славных демократических реформ. Выходит, подрастающее и подросшее поколения голосуют за допутинских героев и за те времена, когда трудностей было по горло, но политических ограничений никто не ощущал. И граждане, выходившие на площадь что-нибудь поскандировать, не мешали проходу других граждан и не подвергались нападениям со стороны отмороженных силовиков с последующими судами и приговорами. Разве что они сами, эти протестующие граждане, проклиная «банду Эльцина», нападали на милиционеров и избивали их до смерти или полусмерти — тогда, случалось, они получали отпор. Короче, сегодня у молодежи имеется запрос на смену президента, отсиживающего свой как минимум четвертый срок в Кремле, что и находит отражение в зеркале социологии. И покуда каждый четвертый среди их отцов и дедов готов объявить себя «жертвой перестройки» с выплатой ему соответствующего пособия, вольнолюбивый молодняк мечтает о переменах. Надеясь, вероятно, и не без оснований, что на сей раз обойдется без бандитов, наверху и в соседнем дворе, зато страна, вставшая с колен, как-то окончательно выпрямится и разломает стены осажденной крепости, в которой сегодня приходится жить.

А еще, размышляя о политических воззрениях россиян на исходе 2019 года, можно и не углубляться в политику. Это все-таки, согласитесь, выдуманные миры — те, в которых вращались полковник, профессор и безработный, вернувшийся с первой чеченской войны. Оттого говорить более всего хочется о них, об этих героях, до того великолепно сыгранных, что и десятилетия спустя мы их помним, любим и даже выбираем. О посмертном бенефисе замечательных актеров — Вячеслава Тихонова, Евгения Евстигнеева, Сергея Бодрова. О том, как кинематографические грезы вытесняют реальность и помогают с ней справиться. Впрочем, примеры соседней страны и рейгановской Америки показывают, что порой сбываются самые удивительные мечты; другой вопрос, чем это может обернуться на российской почве, когда полковника ФСБ путают с любимым артистом. Когда большинство в стране составляют люди старшего поколения, с их устоявшимися вкусами и пристрастиями, и с ними ничего не поделаешь. Потому Штирлиц будет спать еще ровно пятнадцать минут, а потом пойдет на пятый срок.

Илья Мильштейн, «Сноб»