«Грета им в лоб говорит: не в деньгах счастье»

Российский физик рассказал, почему смотрит в будущее России с оптимизмом.

Сейчас Валентин Данилов— ученый секретарь экспертного совета Сибирского отделения РАН по проблематике Парижского климатического соглашения, пишет «Новая газета».

— 21 сентября Медведев подписал постановление «О принятии Парижского соглашения», и я очень рад этому. Потому что в отличие от других Россия получает колоссальные выгоды от этого шага. У нас экономика устроена так, что мы сжигаем очень много топлива, чтобы согреться. По производству тепловой энергии Россия с ее двумя миллиардами гигакалорий в год опережает Америку в 10 раз. Это наш рок: из-за холодов надо строить толстые стены, покупать теплую одежду, есть зимой жирную пищу. В Англии отапливать спальни считается неприличным, а у нас 23 градуса — это прохладно.

Еще одно наше отличие: у нас не локальные системы отопления, а централизованные. Гигантские по протяженности городские теплосети. Казалось бы, отсталая технология, но она дает сейчас громадные преимущества и выглядит в свете Парижского соглашения самой передовой. У нас есть куда использовать тепло, выделяемое при крупном промышленном производстве самой разнообразной продукции. Если мы не будем это тепло выбрасывать, как в доэкологическую эпоху, а утилизировать его в системы отопления, значит, мы исключим сжигание топлива: зачем греть воду, если она уже горячая, если тепло для ее согрева взято у промышленности? Например, для отопления Красноярска Сибирская генерирующая компания вырабатывает 13 миллионов гигакалорий в год, а Красноярский алюминиевый завод (КрАЗ) 8 миллионов гигакалорий выбрасывает в воздух. Одни напрягаются, сжигают уголь, загрязняя атмосферу и создавая золошлаковые отходы, другие рядом, в городской черте, отапливают космос.

Что если мы хотя бы два миллиона гигакалорий поймаем на КрАЗе и в виде горячей воды отдадим городу? Ровно настолько меньше надо будет сжечь угля, а это сокращение эмиссии СО2.

Если тепло, выделившееся при производстве какого-либо продукта, будет утилизировано, уйдет в систему отопления, значит, продукт можно вывести на внешний рынок с нулевыми выбросами СО2. Экологичным, чистым и зеленым. Так мы получим дополнительную стоимость и экспортный потенциал. Можно всех конкурентов этой аргументацией расталкивать на рынке.

Сейчас мы продаем энергетический уголь за границу. А что покупатели с этим углем будут делать? Правильно, сожгут. Значит — выбросы СО2. А 187 стран, ратифицировавших Парижское соглашение, сказали, что нужно делать все, чтобы эти выбросы уменьшать. Наркотики — это плохо? А продавать их? Мы продаем энергетический наркотик. Выходит, принимаем свою долю ответственности. Все компании, поставляющие энергетический уголь на экспорт, — соучастники в приближении планеты к экологической катастрофе. С этим надо что-то делать. Что? Большинство стран с развитой экономикой ставят амбициозную задачу: переход на экономику с нулевым углеродным следом. И это не фантастика, а вполне реальные к 2050 году планы.

Для России есть свой путь — продавать не уголь, а продукты его переработки с утилизацией тепла от их производства в системы централизованного отопления. Такая технология есть. 20 лет по ней в Красноярске работает специальное предприятие: берется бурый уголь, частично газифицируется, при сжигании угольного газа получается чистое тепло для района города, а углеродный остаток (сорбент) продается «Норникелю», и цена за него приличная — в 10 раз выше, чем начальный уголь. Выбросов в атмосферу (таких, как от угольной котельной по соседству) нет, золошлаковых отходов нет тоже, и это сбывшаяся мечта красноярцев, сколько лет уже требующих от властей, чтобы уголь в котельных поменяли на газ. А ведь угольный газ чище природного!

Парижское соглашение стимулирует и неожиданные проекты. Например, есть такая многолетняя, неприхотливая трава мискантус: сорняки давит, сама вокруг не рассеивается, усваивает углекислый газ из воздуха и ежегодно (на протяжении не менее 15 лет) производит биомассу, а это — целлюлоза, органическая посуда, мебель, различные материалы вплоть до биобетона. Да хоть и биогаз, биоэнергетическое топливо.

Вместо того чтобы рубить деревья для получения целлюлозы, посади мискантус на неугодья — и коси каждый год! Этим в Европе уже вовсю занимаются.

Наш Институт цитологии и генетики Сибирского отделения РАН эту траву районировал. Можно снова ввести в хозяйственный оборот запущенные земельные угодья. Этот проект тоже с парижским следом — ведь мискантус связывает СО2 из атмосферы.

Но все наши, Сибири, великолепные перспективы связаны с тем, что мы — угольный край. А уголь надо не жечь до золы, из него нужно производить продукты с высокой добавленной стоимостью: угольные сорбенты, компоненты для нефтехимии, полукокс для черной металлургии.

Не знаю, какие ученые занимаются Байкалом, но это точно не физики. Всего-то шесть миллионов тонн накопленных отходов Байкальского ЦБК: сколько лет уже дискутируют, что с ними делать, а воз и ныне там. Любой здравомыслящий человек скажет: да перво-наперво надо вывезти их из водосборного бассейна, чтобы ни при каких обстоятельствах они не попали в Байкал. Зачем там строить новый завод для переработки старых отходов? Чтоб нарабатывать новые? И так до бесконечности? Что такое шесть миллионов тонн? Смешные объемы. У нас ежегодно перевозится на Дальний Восток для экспорта сотни миллионов тонн угля, а обратно вагоны идут порожняком мимо Байкала.

Почему-то принято думать, что мы первые такие проблемы решаем, а до нас — никто и никогда.

Рейн был самой грязной рекой Европы. Когда немцы стали задумываться о качестве жизни, они объединили усилия всех девяти стран, откуда якобы очищенные промстоки поступали в Рейн, и перевели все предприятия в водосборном бассейне Рейна на замкнутый водооборот. Брать воду можешь, сливать нет. Если ты очистил, то и пользуйся сам. Кроме того, в Рурском угольном бассейне (примерный аналог нашего Канско-Ачинского, но наши угли лучше) наладили производство дешевого активированного угля. 200 тысяч тонн в год. И все предприятия стали с помощью него очищать воду. И еще: убрали все дамбы — они ж до этого спрямляли русло с целью экономии на судоходстве, но река от этого умерла. Теперь река снова течет так, как во времена Гете, в ней снова появился лосось.

Байкал — не Рейн, планетарное достояние. И не девять стран в него сливают (не будем уточнять что), а только Россия и Монголия. Нужно межправительственное соглашение и госинвестиции, потому что это вклад в чистый Байкал, в будущее. Использовать опыт программы «Чистый Рейн». Потом настанет черед и рек. Ну что такое наша Кача (левый приток Енисея, впадает в него в центре Красноярска. — А. Т.) Канализация? Ливневка? Чего только в нее не сливают. А ведь была живая речушка, в детстве я ловил в ней на банки пескарей и ельцов. Около Суриковского моста в ней купали лошадей, дети ныряли с моста! Правильно утверждают, что сейчас реки в России делятся на две категории: грязные (Обь, Енисей) и очень грязные (Волга, Дон). Вот последние хорошо бы перевести в категорию просто «грязные», а первые вернуть по чистоте в допромышленную эпоху.

— В 2012-м, когда по Ангаре поплыли многокилометровые нефтяные пятна, активированного угля не нашлось — китайцы бесплатно его везли спецрейсами, чтобы чистить нам реку.

— Был и обратный случай: когда по вине китайской стороны бассейн Амура отравили бензолом, так сорбенты с Пермского завода тоже самолетом доставляли на Дальний Восток.

— Требовалось, насколько помню, полторы тысячи тонн активированного угля. А в Харбине нашли только половину.

— Должна быть какая-то программа, должны быть на местах инициативы. Что на Москву кивать? Вот этот упомянутый красноярский завод, перерабатывающий уголь, — один. Работает уже 20 лет. А почему второго такого нет, третьего?

И мы продолжаем поставлять на рынки самый дешевый в производстве и самый экологически грязный в мире алюминий, который по какому-то недоразумению (лишь благодаря тому факту, что используется гидроэнергия, а не угольная) пиарят как самый чистый и зеленый. После того, как к управлению «Русалом» пришли европейцы, для которых экология — не пустой звук, появилась надежда, что ситуация коренным образом изменится.

— Пока не меняется ничего. Чтобы получить комплексное экологическое разрешение на семь лет, КрАЗ провел 14 октября общественные слушания. Так вот — никаких перемен. Все то же внедрение «ЭкоСодерберга» — несколько измененной технологии вековой давности. Популярная точка зрения, что технологии, прогресс и бабло спасут мир, что губит его отсталость и нищета, не работает. Чистые технологии есть, но они не нужны, нужны самые дешевые. Вот главный принцип работы, и «Русал» верен ему всегда: если другие (чтобы продавить общественные слушания в нужном направлении) зовут титушек, работающих на аутсорсинге, зовут «Сорок сороков», то здесь экономят на всем — тупо забили зал своими работниками. А тех, кто протестует, называют «экофашистами»… И выхода не видно.

— Я спрашиваю: если примут соответствующие законы, они будут работать? Нет, так и будут нужные технические решения бесконечно откладывать. Законы — это штрафы, и тут всегда будет место их «оптимизации». Есть более эффективный способ: апелляция к совести владельцев компании. Говорить нужно только с теми, кто принимает решения, с управляющими — бесполезно. А хозяев… сколько их сейчас там?

— Дерипаска отстранен от управления активами. Ни у одного из его представителей в совете директоров решающего голоса нет, а иностранцы, замыкающиеся на минфин США, естественно, ничего не понимают в реалиях Красноярска или Братска. Вот и получается, что некому в глаза смотреть.

— Так не бывает. Есть АО, в нем есть совет директоров, у совета есть председатель.

— Хорошо, непосредственно в «Русале» это Бернард Зонневельд, а в верхушечной компании En+, управляющей всем комплексом сибирских энерго-металлургических активов, это лорд Баркер. Нет, даже не так. Открываем сайт En+, тут нам пишут: «Достопочтенный лорд Баркер». Кстати, он не только пожизненный пэр и член Палаты лордов парламента Великобритании, он работал и министром — внимание! — энергетики и климата. В Совете, кстати, помимо финансистов или ветерана морской пехоты США Кристофера Бернема (затем замгенсекретаря ООН и финдиректора госдепартамента), есть и другие влиятельные фигуры в борьбе с изменением климата.

Одна Джоан Макнотон чего стоит: глава Climate Group и консультативного совета Новой энергетической коалиции Европы, почетный председатель «Трилемма» — проекта ежегодной оценки энергетической политики стран для Всемирного энергетического совета, почетный член Международной ассоциации по торговле квотами на выбросы парниковых газов, ранее — вице-председатель комитета ООН, занимавшегося «механизмом чистого развития». Модерировала по приглашению правительства США тематические круглые столы на ежегодных заседаниях министров. Ряд постов в правительстве Великобритании, формировала ее энергетическую политику… Издан отчет En+ со вступительными словами лорда Баркера и Макнотон: 170 страниц, очень много слов о благотворном снижении компанией выбросов СО2 и, как подсчитали эксперты, только три слова и две цифры мелким шрифтом о наиболее токсичных соединениях фтора.

— Нужно пригласить достопочтенного лорда Баркера и почетного председателя Джоан Макнотон на Енисейский экологический форум в конце ноября и глаза в глаза обсудить экологические проблемы города. Какие такие есть неустранимые препятствия для модернизации завода с переводом на технологию предварительно обожженных анодов? Даешь КрАЗ экологичнее и зеленее, чем Дубайский алюминиевый завод! Мне думается, достопочтенный лорд и почетный председатель этот призыв поддержат, поскольку их репутация дорогого стоит. А когда решим с КрАЗом, потом и Братск выручать можно — там точно такая же отсталая технология.

Понятие совести, хочу сказать, фундаментальное, и чем выше социальный статус человека, тем она большую ценность для него имеет, мне так кажется.

КрАЗ работает до сих пор по временной схеме, самой дешевой. Коммунисты собирались перевести его полностью на предварительно обожженные аноды еще в 1990 году, успели только два корпуса из 20.

Все проекты есть, не надо даже ничего придумывать и писать заново, только уточнить цифры с учетом инфляции. Тогда, 30 лет назад, могли, сейчас — нет. А в чем дело? Как у Жванецкого: подъехать на танке и через амбразуру спросить, а почему, собственно, невозможно?

Петр Пимашков (с 1996 по 2011 год — мэр Красноярска, теперь депутат Госдумы. — А. Т.) мне рассказывал, что у него одно время были проблемы с дирекцией КрАЗа, так он им сказал, что, мол, я сейчас красноярцам все объясню и выведу перед заводом сто тысяч горожан.

Эдхам Акбулатов (мэр Красноярска с 2012 по 2017 год. — А. Т.) написал письмо Дерипаске, предложив рассмотреть проект утилизации сбросного тепла КрАЗа: если завод травит город, то пусть хотя бы его согревает. Ответа не последовало.

Нужно не на пять процентов в год сокращать выбросы завода, а ставить задачи, выводящие в лидеры. Ведь красноярский алюминий действительно (а не благодаря пиар-ухищрениям) можно сделать зеленым (не сопровождающимся эмиссией парникового газа), обратив недостатки алюминиевого производства в достоинства. В Норвегии на алюминиевых заводах научились забирать тепло уходящих анодных газов, но никому это тепло там не нужно, нет потребителей тепла такого масштаба, а Красноярск — миллионный город, его нужно отапливать.

— Вы говорите: надо встречаться и пытаться убеждать. Но что людям мешает понимать? Как это происходит? Они слушают Грету Тунберг и смеются — так что ли? Или раздражаются и отмахиваются?

— Если говорить про власть, то она реагирует только на народ. Народ безмолвствует. Если про бизнес и науку… Знаете, это редкий случай, что мы предвосхитили ход событий. Еще в ноябре прошлого года при президиуме Сибирского отделения РАН создали экспертный совет по проблематике Парижского соглашения. Многие до конца просто не верили, что Россия к нему присоединится. Говорили: да вы что! Вулканы в сто раз больше выбрасывают!

— Если наука и бизнес так реагируют, чего ждать от обывателя? И все же вот этот всплеск негодования в адрес Греты, все эти обвинения в экофашизме — это что? Нежелание прощаться с привычным миром?

— Люди делают деньги, а она им прямо в лоб говорит: не в деньгах счастье, вы их делаете за счет нас, будущих поколений. Да кто ты такая, чтобы нам это говорить! Она отвечает: а я — ваша совесть. Это людей раздражает. Они не видят и не хотят видеть, они слепые. Сколько крика было против ратификации Парижских соглашений! Надо отдать должное Путину… У него сейчас новый советник, спецпредставитель по вопросам климата Руслан Эдельгериев. При подготовке проекта решения о ратификации он направил запрос в Минобрнауки РФ. И, знаете, какой ответ получил? Если коротко: вопрос очень сложный и комплексный, решение по ратификации надо отложить. В переводе: дайте денег, потом ответим. Надо подождать, пока освоим эти средства…

И все же, несмотря на колеблющуюся, аморфную позицию РАН и Минобрнауки, страна приняла Парижское соглашение. В том, чтобы следовать его целям, для нас проблем на самом-то деле нет: свою тяжелую промышленность, основной источник эмиссии СО2, мы давно сократили, танков столько на Урале, что ближайшие 30 лет можем только модернизировать их.

Это мудрое решение — двигаться вместе с миром, для нас же в этом нет никакого надрыва и страданий. И это грандиозный стимул для развития современных производств в угольной отрасли, выпуска продукции с высокой добавленной стоимостью, а не первого передела. Перед Россией открываются великолепные перспективы.