2019

Нынешний год напоминает 2011-й – зарю десятилетия.

2019 год завершает десятилетие, и мне он напоминает 2011-й – зарю десятилетия. 2011-й прошел под знаком политического и социального протеста. Уже в декабре 2010-го началась революция в Тунисе – и никто еще не знал, какую цепную реакцию во многих странах вызовет отчаянный акт самосожжения уличного торговца Буазизи. Потом громыхнул Каир – и это было уже серьезно, появился термин "арабская весна". Весь 2011-й прошел в огне баррикад – старые мачистские арабские диктатуры рушились одна за другой. А под конец года грянула Болотная в Москве – совсем другой национальный и политический контекст, но тоже ведь та тревожная зима была связана с пламенем арабской весны.

Судя по всему, Путин действительно испугался новых ЦВЕТНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ, испугался судьбы если не Каддафи, то уж Мубарака, думал, что Димон не удержит страну. Я здесь Зыгарю вполне верю, оно и без Зыгаря-то понятно. Путин под воображаемым давлением арабской весны делает рокировочку, что провоцирует Болотную. Так что в каком-то смысле тот белоленточный протест – дитя противоестественного секса Путина и арабской весны.

2011-й – год протестов, от Марокко до Москвы, гром уличных барабанов. И Тime называет человеком года протестующего – на обложке лицо, скрытое банданой.

И вот 2019 год – тоже год протестов, только географически и цивилизационно все гораздо обширнее. Началось с яростных, многочисленных, длительных, но пока не особо успешных уличных битв в Венесуэле. Потом прямо кучно пошло: и Грузия, и московское протестное лето, а сейчас пылают Чили, Эквадор, Боливия – а на другом материке горят Ирак и Ливан. А в Европе – Каталония. В Азии - Гонконг. Причем в Латине интересно: эквадорский и чилийский протесты скорее левые, социальные, а в Венесуэле и Боливии народ восстает против диктаторов, использующих социалистическую риторику.

Сейчас в Кремле тоже наверное ищут во всем этом единые схемы, американские технологии.

Роман Попков, t.me