«Как про доллары прочитаем новости, волосы шевелятся: откуда такие зарплаты в стране?»

Как живет райцентр на севере Беларуси.

Если из Россон убрать весь сайдинг и металлопрофиль, городской поселок на пять тысяч жителей прекрасно подойдет для реконструкции советской эпохи. Земля здесь щедро утыкана бюстами вождей, кирпичные здания кое-где скалятся от времени, а магазины и госучреждения обильно украшены рисунками эпохи коммунизма. Осень. Город в спячке. Но кажется, что он не выходил из нее уже давно. Хотя подождите. Недавно здесь кое-что случилось. В первый день ноября в Россоны приехал топ-чиновник: здесь провела личный прием граждан глава администрации Лукашенко Наталья Кочанова. Причем приехала она не просто так: в администрацию обратился горожанин, обеспокоенный «будущим малой родины, сложностями с трудоустройством и работой предприятий». Решили посмотреть на жизнь укрытого лесами приграничного райцентра и мы: изучить туристический потенциал региона, поговорить с местными и поставить себя на место обычного путешественника, заскочившего в регион с большими перспективами. Что из этого получилось, читайте в материале Onliner.

Малютка-райцентр спрятался так, что обнаружить его в лесах, болотах и озерах не так просто. Добавляют еще и местные, которые, как только уезжают отсюда, сразу перестают признаваться, откуда они родом. Создается впечатление, что Россонского района нет вообще и его просто кто-то придумал как красивую легенду про невероятные места на теле родной страны. Но мы доехали — места действительно красивые, но есть нюансы.

В Россонах ведется ожесточенная схватка за покупателя. Конкурируют секонд-хенд «4 сезона» и магазин одежды «Восток». Оба находятся в лабиринтах советских зданий, так что продираться на шопинг жителю поселка приходится сквозь темные коридоры и множество указателей. Секонд-хенд войну курткам из кожзама за 80 рублей проигрывает, но гордо заявляет, что «вообще-то, качество у нас лучше». Качество, похоже, интересует покупателя меньше, чем цена.

Мы ныряем в пахучий мир искусственной кожи и внимательно изучаем цифры. Дорожные сумки за 40 рублей, кроссовки за 35, зимние сапоги за 50 — короче, на заветные $500 здесь можно одеть всю семью на несколько сезонов вперед. Только никому не говорите про такие суммы: вас неправильно поймут.

В секонд-хенде ассортимент победнее, и девушки-продавщицы об этом сразу заявляют: «Если бы хозяйка чаще товар привозила, посетителей было бы больше».

Магазин ютится в небольшой комнатке на втором этаже. Из посетителей — одна бабушка, которая долго и тщательно примеряет куртку ядовитого цвета. Это один из немногих примеров барахтанья какого-то бизнеса в Россонах.

— Живем мы не очень хорошо, — девушки сразу начинают с плохих новостей и дальше уже дополняют рассказ друг друга подробностями. — Рабочих мест нет: я раньше работала на ФОКе, зарплату получала 300—310 рублей.

— Хорошая зарплата в Россонах — это 600 рублей, если сутками работать и без выходных.

— Да и то, где такие деньги? У меня муж в «пожарке» работает и получает 700 рублей. Люди жизнью своей за такие деньги рискуют… Это нормально?

— А мой у частника работает — 600—700 рублей получает. А если работать два через два, то 400 получается. Но этих частников у нас не много. В лесхозе зарплаты урезали, на почте молодые девчонки по 300 рублей получают, воспитатель в детском саду рублей 420 имеет. Учителя более-менее живут — под 1000, наверное, зарабатывают с дополнительными часами, кружками и репетиторством.

— Кто помоложе, в Россию на заработки едут. Много кто в дальнобойщики уходит — вон у меня младший брат катается. Поработал в лесничестве, а там вечные штрафы… Собрался и пошел в дальнобои.

— Сейчас говорю мужу: бросай эту «пожарку», потому что за твою и мою зарплату особо не поживешь. Хотя не жалуемся, не бедствуем. Просто хотелось бы себе чуть больше позволять, а то все в бюджетных вариантах покупается. Сколько нужно в Россонах? А сколько нужно в Минске? У вас, понятно, соблазнов больше, в кафе можно сходить, но мы точно так же в город выезжаем и тоже хотим позволить себе сменить обстановку. А когда еще в частном доме живешь…

— Отпуск? Максимум на озеро на пару ночей с палатками выбраться.

Городской поселок имеет грустную статистику. За два года численность населения в Россонах упала на 120 человек, а еще поселок показывает высокий коэффициент смертности: 16,9 на 1000 человек. Понятное дело, что все эти цифры не добавляют оптимизма в общую картину: Россоны жалуются на безработицу, на низкую зарплату, на отсутствие инфраструктуры — в общем, перечисляют все те вещи, которые изложил безымянный горожанин в обращении в администрацию Лукашенко. Только делает это мягонько, с любовью.

— Вообще, у нас хорошо, спокойно. Потихонечку вот живем, — это мы встречаем в центре города Ольгу, которая гуляет с детьми по осенним, меланхоличным Россонам. Она начинает с хороших новостей и как-то сразу переходит к плохим: — Но район не развивается в плане зарплаты. Где-то минималку в лучшем случае платят, где-то меньше. Есть и такие места. Сокращение по району идет… Приличную работу не найдешь. Ну «пожарка» — там рублей 700, но я считаю, что для такой работы это не много. А так 280, 300, 350… Ну вот и крутимся.

А так, в принципе, все устраивает. Ну, может, каких-то детских развлечений хотелось бы. Ну а так… Образование нормальное, школы у нас хорошие. Не сказать, что совсем плохо. Жить можно. Только финансы поют романсы. Кредиты, рассрочки… Раньше, еще лет пять назад, как-то попроще было: одну зарплату можно было отложить, а на вторую жить. А теперь — только рассрочки. Вот ребенку недавно мобильный телефон купили за 400 с хвостиком (речь про белорусские рубли, прекратите думать про валюту. — Прим. Onliner). Вот сейчас Новый год на носу, дочка поступает после девяти классов в педагогический колледж — уже не обойдемся мелочью, надо что-то серьезное покупать. Снова в Полоцк поедем, рассрочку будем оформлять.

А вообще, нас все устраивает. Здесь тихо, хорошо. Жить, в принципе, можно. Только вот зарплаты… Но это вам любой здесь скажет: сокращения, работы нигде нет. До этого муж в ДЭУ работал, вроде первую зарплату неплохую получил — 350.

— Долларов? — это мы делаем стратегическую ошибку, которая описана чуть выше.

— Рублей! Про доллары мы вообще как почитаем новости, так волосы шевелятся. Откуда такие зарплаты в стране? Конечно, если взять зарплату моего начальника и мою, то среднемесячная выходит красивая. Но это все фантазии — у нас этого нет, мы все белорусскими считаем. Я не знаю, будем ли мы вообще в этой жизни $500 получать. Дай бог, чтобы дети столько зарабатывали. Но пока к этому не движется. А так, в принципе, жить можно.

Наша прогулка по городу продолжалась. Декорации менялись, проблемы оставались теми же. Но в самом неожиданном месте мы нашли человека с заветными «пиццот». Он загребал шуфлем песок, смахивал пот со лба и смотрел в сторону советской постройки — музея, который закрылся на реконструкцию и непонятно когда откроется вновь.

Мужчина на минуту оторвался от работы, чтобы оценить ее масштабы. Про себя выругался и описал эти масштабы нам, только уже цензурно:

— Они тут такое затеяли, что проще было снести и построить заново. Уже месяц все ломаем. Музей-то будет, только не тот, что был раньше. Может, не такой большой останется.

— А платят за работу?

— Ай… Знаете, платят. Когда 8, когда 10 за месяц миллионов на старые.

— Так нормальные деньги!

— Нормальные, — тут к разговору подключаются другие мужики, которые просто обязаны засвидетельствовать свое удовлетворение зарплатой.

— А вы местные?

— Не-е-е, мы из Новополоцка. Местные столько не получают — им хорошо если 350 заплатят. А мы на маршрутке приезжаем — она людей на Клястицы везет коровники строить и нас заодно забирает.

— А чего местных на такие работы не берут? Некого?

— Дело, наверное, не в том. Связи, думаю, — рассуждает Александр, с которым мы и затевали этот разговор. — Местные бы здесь и за 300 работали! А работы — ой-ей-ей… Такую ерунду затеяли: штукатурку всю сбивают, стены и полы ломают, потом все это заливать будут. Я сюда еще маленький ходил — здание 1950 года.

— Раньше пободрее было?

— Пободрее. Сейчас-то совсем затихло: провинция какая-то стала… Что тут осталось? Один хлебозавод, на котором не платят ни черта. Люди грибы и ягоды в сезон собирают… Сложно стало. Если только на Россию отсюда рванешь, если помоложе.

Молодежь из Россон улетучивается примерно сразу после школы. Полоцк, Новополоцк и Витебск — самые популярные направления, затем — Санкт-Петербург. Минск — это из разряда экзотики. Увидеть в поселке молодых людей, достигших совершеннолетия, — сложная задача. Мы встречаем двоих. Пацаны заходят в местный бар, но он открывается только вечером. Ресторан тоже закрыт: санитарный день. Больше вариантов нет.

— А мы не местные, — отмахиваются ребята. — Я из Витебска, а он из Москвы.

— А здесь что делаете?

— Отдыхаем… Мы не в состоянии уже даже разговаривать. Тяжело. Три дня гуляем. Отдых? Ну, тут только бар, и все. А сами у родителей остановились, они здесь живут. Я года три назад уехал в Витебск учиться, чтобы только здесь не сидеть, — говорит один из парней, который будто бы вынырнул откуда-то из клипов Макса Коржа. — В Россонах вообще делать нечего. Только на природу летом — вот тогда клево. Снял дом, поехал отдохнул. Вот «Бобровая хата» по деньгам так себе, а вчера мы за 150 рублей сняли дом с нормальной баней, видом и нормально отдохнули. Короче, можно нормально нарулить, если бабки есть.

— Отдыхай, пока деньги не закончатся, — резюмирует товарищ, который лет десять назад переехал из Россон в Москву и вырос в большого человека — пилота гражданской авиации.

Вообще, для молодежи вариантов здесь действительно не так много. Есть ФОК, там можно сходить в бассейн или поиграть в бильярд. Еще проводят дискотеку до 23:00, потому что дольше не положено. Позже работает бар, но с ним все сложно: местные рассказывают, что подвыпивших у выхода встречают сотрудники милиции — выполняют план.

Местные еще вспоминают детское кафе «Лакомка» с летней террасой, но сейчас вместо него открылся шиномонтаж. Короче, днем здесь можно только наслаждаться красотой окружающей поселок природы и роскошной советской архитектуры, старательно охраняемой от вторжения актуальности, вечером по выходным — веселиться до строго обозначенного городской администрацией времени, а потом — тихонько идти домой и ложиться в кровать.

Как известно, туристический потенциал резко уменьшается в размерах, если с ним долго ничего не делать, и нарастить его снова уже гораздо сложнее. Но давайте на минуту представим, что развлекаться до 23:00 в городе могут не только местные, но и путешественники, которые зачем-то оказались в поселке с населением менее 5 тыс. человек. Мы перевоплощаемся в приезжих, которые рыскают по Россонам в поисках возможностей потратить деньги, и начинаем путешествие.

Наш путь начинается с автостанции — места, куда должны хлынуть туристические потоки и привести путешественников в озерный край. С Минском регулярного сообщения здесь нет, так что корректируйте свой маршрут. Можно добраться в Россоны, если у вас нет личного автомобиля, вот так: сперва 290 километров до Витебска, а затем еще 165 километров до райцентра. Есть еще один вариант, более удобный: 228 километров из Минска до Полоцка, а затем еще 53 километра до Россон. В общем, квест.

Но ведь оно того стоит! Вот как поэтично описывается туристический потенциал на сайте Россонского райисполкома:

«1,9 тыс. кв. км площади, из которых почти 70% занимают южно-таежные леса, распространившиеся с соседней Псковщины на наш север; голубая россыпь из 192 озер общей площадью 8009 га; более 15 больших и малых рек, среди которых река Дрисса с притоками Свольна, Нища, Нещерда; родники с чистой, целебной водой, один из которых, „Лазарева криница“, является гидрологическим памятником природы; уникальный болотный комплекс верховых болот (Заборский Мох, Юховичский Мох, Межно), занимающий 49% площади района и уступающий по площади только болоту Ельня Миорского района; заказники „Синьша“ и „Красный Бор“ с разнообразной фауной и флорой, ценными видами, включенными в Красную книгу».

Куда первым делом приводят странника поиски? Конечно же, к зеленому квадрату с жирной буквой «i». В Россонах такой квадрат есть — он висит в центре города, у входа в ФОК. В поисках человека, ответственного за туристическую информацию, мы ныряем внутрь и попадаем в крепкие воображаемые объятия вполне реального вахтера.

— Скажите, а где нам получить туристическую информацию?

— А что вам нужно?

— Туристическая информация. Куда сходить, что посмотреть, где остановиться…

— Методиста по туризму сегодня нет, — наши планы на увлекательное путешествие по Россонщине рушатся на глазах.

— Выходной?

— Она на курсах.

— А кто вместо нее?

— Идите на второй этаж к директору.

Мы поднимаемся на второй этаж и попадаем в просторный кабинет, в котором несколько сотрудниц ФОКа встречают гостей города. Тут уже простым туристом не прикинешься, поэтому мы раскрываем все карты: журналисты, приехали погулять по городу, посмотреть, как здесь провести время туристу.

— У нас есть туристско-информационный пункт, через который можно получить информацию или организовать экскурсию. В поселке есть музей боевого содружества, который в настоящее время закрыт на реконструкцию. Научный сотрудник музея может провести экскурсию, потому что как такового экскурсовода у нас нет: район маленький.

— Но потенциал у района большой!

— Потенциал — это слишком широкое слово.

— К вам же люди за природой приезжают…

— Так поток же неконтролируемый.

— Но его же можно контролировать.

— Нет, он неконтролируемый. Ну как его можно контролировать? Я захотела отдохнуть в агроусадьбе, а агроусадьба захотела — отчиталась, а не захотела — не отчиталась. Сегодня отчетности о принятых туристах как таковой у частных структур нет.

— Но мы же про государство говорим.

— А у нас только гостиница. Там 49 мест.

— На весь район?

— Этого достаточно, поверьте. Потому что ценовой фактор тоже играет роль.

— А сколько там номер стоит?

— До 25 рублей на одного человека.

— Скажите, а методист английским языком владеет?

— Конечно нет. У нас сегодня иностранных делегаций как таковых на потоке нет. В агроусадьбах бывают иностранцы, некоторые хозяева сами владеют языками. Но большинство не владеет.

— И госслужащих, которые владеют, тоже нет?

— Я госслужащая и не владею английским языком. Для нашего района это не актуально.

— Так даже Кочанова у вас недавно была и говорила, что актуально.

— Ну, возможно. Но у нас сегодня нет такого потока людей, ради которых можно было бы ставить перед собой такую цель. Да, если нас обяжут, то мы задумаемся. Но требований нет. К нам же в основном россияне приезжают и белорусы — вот это наша категория. Иностранцев здесь практически нет.

После этого диалога мы уже начинаем сомневаться в туристическом потенциале района и спешим в гостиницу развеять скепсис. Спешить близко: гостиница «Россоны» расположена прямо в центре поселка. Это идеальная локация для старта пешей прогулки и тщательного осмотра достопримечательностей. Сотрудники гостиницы вряд ли изучали отзывы в Google, но если бы изучили, то наверняка бы расстроились. Пишут про «советский ремонт», «Wi-Fi через SMS-сообщение», старую сантехнику и дверь в санузел, которую невозможно открыть до конца, потому что мешает унитаз. Мы смотрим самый дешевый номер за $13 за ночь — вот так это выглядит.

Других вариантов в Россонах нет. О них не знает ни Airbnb, ни Booking.com. Так что если отправляетесь смотреть красоты Витебщины, то готовьтесь к ночевке в гостинице и завтракам, обедам и ужинам в ресторане «Росинка». Там пахнет минтаем, пюрешкой и шумными гулянками по большим праздникам. Частник почему-то шарахается от всего этого потенциала и сюда не идет — он убежал из города в лес, к озерам, куда подальше.

Дорога уводит нас прочь из Россон. Мы ищем место для ночлега в районе, который должен пестреть агроусадьбами, и рассчитываем увидеть хотя бы по одной на каждое из 192 озер. Сайт райисполкома предлагает семь усадеб, специализированные каталоги дают по шесть. В общем, какой-то выбор есть, хотя некоторые из этих усадеб уже не функционируют.

Мы едем в деревню Клястицы — большой населенный пункт со своей молочной фермой, магазином и даже баром. В магазине дают подсказку: «Езжайте обратно, поворачивайте налево и спускайтесь к реке. Там „Хорень“».

Усадьба «Хорень» — это зеленый дом с белыми наличниками, который охраняет целый мини-зоопарк: несколько котов и собак, за которыми присматривает хозяйка. Алла Николаевна начинала бизнес с большим энтузиазмом: район кипел, люди строили усадьбы, создавали инициативные группы. Время прошло, и энтузиазм куда-то пропал — прибитые бытом и трудностями люди бросили туризм и вернулись к обычной жизни и привычным работам. Алла Николаевна тоже усадьбу уже почти не сдает: заболел ее муж, и пенсионерке снова пришлось искать работу. Теперь не до гостей, полно своих забот.

— Раньше в Клястицах было много агроусадеб. Как-то начали люди заниматься этим делом, а потом очень быстро все прекратилось: когда увидели, что нет такого потока туристов… Поток ведь надо нарабатывать, формировать, — Алла Николаевна — пенсионерка с добрыми и грустными глазами — не скрывает, что на усадьбу времени было мало. Может, поэтому оно и не пошло. — Сначала я работала и мало этим занималась. Потом постарели здорово, вышли на пенсию, муж заболел — вообще стало не до того, и мы это дело свернули. Кушать-то хочется каждый день, а люди бывают очень редко. Приходится работать. А совмещать работу и туризм очень сложно: сейчас я уже не могу накормить людей, внимание им уделить. Деньги зарабатывались небольшие — $150—200 за год.

Клястицы — живописная деревня на реке. Пока по ней гуляешь, начинаешь воображать всякую благодать, но потом оглядываешься вокруг и понимаешь, что благодать куда-то спряталась и не хочет выходить просто так. На берегах реки стоят покосившиеся дома, и создается впечатление, что жизнь в населенном пункте застыла. Хату здесь можно купить запросто: в среднем она обойдется в $6 тыс., хотя есть и элитные объекты за $20 тыс. Местные говорят, что за такие деньги дом здесь, даже со всеми удобствами, вряд ли кто-то купит.

— Регион у нас хороший, красивый, — Алла Николаевна гладит котика. — Но проблема в удаленности от городов. Хотя звонки есть, люди к нам хотят. Просто нужна хоть какая-то гостиничка небольшая, чтобы можно было остановиться и что-то посмотреть параллельно. Здесь две-три усадьбы были бы в самый раз… А сейчас все закрылись, никто не работает. Одни продали дом, другие забросили это дело. Работать надо, рабочих мест нет, есть только потенциал и спрос.

Вот сейчас райпо закрывает бар и магазин в деревне, на центральной улице освобождаются помещения. Там бы сделать придорожный сервис небольшой, две-три комнаты для отдыха и кухоньку, чтобы можно было борщ и драники приготовить, — люди бы всегда там останавливались, через нас же прямая дорога на Питер идет. А бар простаивал. Кто в него будет заезжать, если там сухие бутерброды, привезенные из Россон? А у людей желание что-то делать, может, и было бы, но денег нет: кредиты получить сложно, работы у нас неденежные. Картина невеселая: молодежи мало, а люди постарше в полную силу заниматься не могут.

Регион с большим туристическим потенциалом тихо колышется на осеннем ветру. Куда его вынесет ненастье, сложно визуализировать даже человеку с очень богатой фантазией. Сразу представляются переполненные гостиницы, тихий агротуризм, придорожный сервис и тысячи других возможностей потратить время и деньги. Но местные деньги испаряются слишком быстро, а чужие транзитом проносятся через Россоны. Простой человек вздыхает им вслед и смотрит на чиновника, а тот разводит руками: для региона это не актуально.