Джордж Сорос: Мы живем в революционные времена, когда спектр возможностей намного шире

Главное, на что мы можем опереться, это наши убеждения.

Падение Берлинской стены ночью 8 ноября 1989 года радикально и внезапно ускорило крах коммунизма в Европе. Отмена ограничений на передвижение людей между Восточной и Западной Германией нанесла сокрушительный удар по закрытому обществу Советского Союза. И стала важнейшим моментом в процессе подъема открытых обществ, пишет в статье для Project Syndicate американский финансист, инвестор, создатель сети благотворительных организаций «Фундации открытого общеста» Джордж Сорос (перевод — nv.ua).

За десять лет до этого я занялся тем, что называю политической филантропией. Стал защитником концепции открытого общества, которую внушил мне Карл Поппер, мой наставник в Лондонской школе экономики. Поппер объяснял, что совершенное знание недостижимо, а тоталитарные идеологии, утверждающие, будто обладают истинной правдой, способны доминировать лишь с помощью инструментов репрессий.

В 1980-е годы я поддерживал диссидентов на территории Советской империи, а в 1984-м смог даже основать фонд в своей родной Венгрии. Этот фонд предоставлял финансовую помощь любым инициативам, исходящим не от однопартийного государства. Идея была в том, что благодаря поощрению непартийной деятельности, люди начнут понимать лживость официальной догмы — и этот прием работал как по волшебству. При годовом бюджете в $3 млн фонд стал сильнее, чем министерство культуры.

Я пристрастился к политической филантропии и, когда развалилась Советская империя, начал учреждать фонды в одной стране за другой. Всего за несколько лет мой годовой бюджет подскочил с $3 млн до $300 млн. Это были головокружительные дни. Открытые общества находились на подъеме, а доминирующим кредо было международное сотрудничество.

Прошло 30 лет, и наблюдается совершенно иная картина. Международное сотрудничество наткнулось на серьезные препятствия, а доминирующим кредо стал национализм. На сегодня национализм оказался куда более мощным и революционным, чем интернационализм.

Такой результат не был неизбежным. После краха СССР в 1991 году США превратились в единственную «выжившую» супердержаву, но они не стали обременять себя обязанностями, которые сопутствуют подобному положению. Америке было интересней наслаждаться плодами победы в Холодной войне. Она не протянула руку помощи странам бывшего советского блока, которые попали в бедственное положение. Тем самым, она просто следовала рецептам неолиберального «Вашингтонского консенсуса».

Как раз в тот момент Китай отправился в свое потрясающее путешествие за экономическим ростом, который стал возможен благодаря вступлению этой страны (при поддержке США) во Всемирную торговую организацию и международные финансовые институты. В итоге Китай заменил СССР в качестве потенциального соперника США.

Согласно Вашингтонскому консенсусу, финансовые рынки способны корректировать собственные эксцессы, а если они этого не делают, тогда центральные банки проявляют заботу о неплатежеспособных учреждениях, объединяя их в более крупные. Как показал мировой финансовый кризис 2007—2008 годов, это были ложные представления.

Крах 2008-го покончил с неоспоримым глобальным доминированием США и серьезно способствовал подъему национализма. Кроме того, этот кризис развернул волну против открытых обществ. Защита, которую эти общества получали от США, всегда была косвенной, а иногда и недостаточной, но когда она совсем исчезла, они стали уязвимы перед угрозой национализма. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять все это, однако доказательства неопровержимы. Во всем мире открытые общества были вынуждены перейти в оборону.

Мне бы хотелось думать, что пик этого процесса наступил в 2016-м, когда в Британии состоялся референдум о Брексите, а в США президентом был избран Дональд Трамп, но окончательный вердикт выносить рано. Перспективы открытых обществ ухудшаются из-за невероятно быстрого развития искусственного интеллекта (ИИ). Эта технология позволяет создавать инструменты социального контроля, которые способны помогать репрессивным режимам, но создают смертельную опасность для открытых обществ.

Например, председатель КНР Си Цзиньпин занялся разработкой так называемой системы социальных кредитов. Если он успешно завершит эту работу, государство обретет тотальный контроль над своими гражданами. Вызывает тревогу тот факт, что китайское общество считает систему социальных кредитов привлекательной, потому что она предоставляет им услуги, которых ранее у них не было, а также обещает карать преступников и предлагает гражданам рекомендации, как избежать проблем и неприятностей. Но есть и более серьезная тревога: Китай может продавать систему социальных кредитов по всему миру потенциальным диктаторам, которые в итоге станут политически зависимы от Китая.

К счастью, у Китая Си Цзиньпина есть «ахиллесова пята»: он зависит от поставок из США микропроцессоров, необходимых компаниям, которые строят сети 5G, в частности Huawei и ZTE. К сожалению, Трамп уже продемонстрировал, что личные интересы он ставит выше национальных, и сети 5G здесь не исключение. И Трамп, и Си Цзиньпин сейчас столкнулись с внутриполитическими проблемами, и Трамп в своих торговых переговорах с Си выложил Huawei на стол: он превратил микрочипы в предмет для торга.

Результат непредсказуем, потому что он зависит от целого ряда решений, которые еще не приняты. Мы живем в революционные времена, когда спектр возможностей намного шире, чем обычно, а потенциальные результаты выглядят куда менее определенными, чем в нормальное время. Все, на что мы можем опереться, это наши убеждения.

Я привержен таким целям, к которым стремятся открытые общества, и не важно, выигрышно это или проигрышно. И в этом разница между работой на фонд и стремлением заработать деньги на фондовом рынке.