Как Максим Галкин стал диссидентом

Он никогда с таким драйвом не пел «Арлекино».

Неделя в России началась тревожно. Первая реакция в Сети на концерт Максима Галкина в Новосибирске была примерно такой — Максиму конец. Эсхатологические настроения объяснялись просто: подобный уровень откровений можно себе позволить только накануне ухода. Я тоже посмотрела концерт.

Такого Галкина (горящие глаза, бешеный ритм представления, фейерверк импровизаций) не приходилось прежде видеть. Он никогда с таким драйвом не пел «Арлекино». Он давно не делал убийственно смешных пародий вроде миниатюры «День внутренних органов». Он прежде не был столь смел в жанре политической сатиры. Репризами Галкина о скучающем Владимире Владимировиче, грезящем о Марсе; о модераторе дискуссий Соловьеве в образе Мао Цзэдуна; о поколении двадцатилетних, уверенных, что должность президента так и называется «Путин», завален интернет. Но тут мало читать, нужно видеть. Невозможно словами передать пародию на «Время покажет» с Шейниным. Трудно описать, что выделывает со своим телом Галкин в амплуа Путина, указывающего правильный путь стерху.

Вот так, между игрой и реальностью, он умудрился затронуть безбрежный спектр актуальных тем: Путин, Собчак, Навальный, цензура на ТВ, украинизация российского эфира и много еще чего.

А поскольку профессиональный филолог Галкин виртуозно владеет словом, то и оценки его убийственно точны. Чего стоит только историк моды Александр Васильев, «одетый, как турецкий диван».

Что это было в Новосибирске? Галкин не раз говорил, мол, я не борюсь с режимом, я его не замечаю. А тут вдруг взял и заметил. Почему? Можно процитировать самого бенефицианта: «Достало». Можно объяснить опальный концерт жаждой хайпа. Не будет недостатка и в версиях президентских амбиций (навеяно Зеленским). Но истина, как всегда, кругла, а причина глубже поверхностных представлений.

Думаю, для Галкина, которому исполнилось 43, настал момент истины. Речь не о карьере, а о внутреннем росте. С карьерой у Максима все хорошо. Если ведет шоу, то самые рейтинговые. Если поет, то сразу на сольниках «Славянского базара». Если строит дом, то получается замок, глядя на который местные пейзане до сих пор восторженно матерятся. Если женится, то на Алле Пугачевой. Он и сегодня почти первый на Первом. Только ему Эрнст позволил проэкспериментировать с новым форматом. Провал вечернего шоу «МаксимМаксим» оказался оглушительным. Этот урок самый яркий человек на просторах ТВ за последние двадцать лет, конечно, запомнил надолго. Больше экспериментов не было. Сегодня есть прелестная, но уже набившая оскомину программа «Лучше всех», есть субботнее вечернее шоу. Нужно — загонит звезд под гипноз. Нужно — станет вести все на свете, от премий до правительственных концертов. Нужно — выступит в шоу «Точь-в-точь», где копия ценится выше оригинала. Но и здесь споет хоть «Дубинушку» в образе Федора Шаляпина, хоть Habanera в образе Марии Каллас мощно и пронзительно.

В последнее время что-то стало меняться. Кажется, Галкин больше не хочет быть копией ни звезд, ни себя прежнего. Он активен в Сети, он защищает Голунова и Устинова.

Кажется, и он стал замечать свинцовые мерзости российской жизни, которые раньше его будто не касались. На новосибирском концерте зрители увидели свободного человека. Эта внутренняя перемена позволила ему заговорить о том, о чем его коллеги не говорят по вечному умолчанию. Не могу согласиться с Галкиным лишь в той части прозрений, которые касаются цензуры, пропаганды, советчины. Не случайно первыми на амбразуру бросились Киселев, Шейнин, Соловьев с воплями о том, что ничего из перечисленного у нас нет.

Святая правда. Намедни Соловьев объяснял изнемогающему от восторга перед мэтром Корчевникову, как лучше поддерживать дерущихся в студии. Пропагандисты советских времен вроде Генриха Боровика были тихи и вкрадчивы, условная Скабеева вещает, бряцая наручниками. Те работали по заданию ЦК, у нынешних пропаганда — состояние души. Те были осторожны и пугливы, нынешние путают телевизор с амвоном. Тот же Соловьев готов и анафеме предать бесов-либералов, и гарантировать место в раю Синдеевой (за помощь жертвам «Норд-Оста»). Так что старые термины уже не описывают доминирующий в ящике невроз особого пути России. Нужен новый язык. Плотнее всего к сути подошел профессор Гусейнов, назвав его «клоачным». Впрочем, и это определение недостаточно при попытке анализа потоков ненависти от мастеров словесных интервенций.

Пока пишу колонку, настроение в Сети меняется.

Самые прозорливые толмачи, сидя на своих турецких диванах, уже зрят в корень: новосибирский концерт — старт операции «преемник».

Смею напомнить великим умам, что над контурами эффективной президентской программы Галкин давно задумывался. Один из его персонажей мучился проблемой: можно ли добавлять святую воду в рассол? Сегодня можно все. Так хочется одним махом прийти и в себя, и к Богу.

Слава Тарощина, «Новая газета»