Алена Шкуматова работает в институте, основанном Марией Склодовской-Кюри в 1921 году.
Алёна Шкуматова родом из Минска, но сейчас живет и руководит собственной лабораторией при Институте Кюри в Париже. Tut.by поговорил с ней о трендах в современной науке, технологиях будущего, научных стартапах и о том, как молодая женщина из Беларуси оказалась в такой интересной и нетривиальной сфере, где до сих пор среди руководителей больше мужчин-ученых. Интервью Алёна принципиально давала на белорусском.
Институт Кюри (Institut Curie на французском) — один из лидирующих научных институтов в области биофизики, молекулярной биологии и онкологии. Он был основан Марией Склодовской-Кюри в 1921 году, расположен в Париже. Основными направлениями исследований являются биофизика, молекулярная биология и онкология. За все время работы сотрудники института получили четыре Нобелевских премии в двух научных сферах — химии и физике.
— Алёна, расскажите, как так получилось, что вы переехали в Париж и работаете в такой необычной сфере?
— Путь к собственной лаборатории в Институте Кюри был достаточно длинным, но в науке всегда так. Я изучала биологию в университете в Вене, PhD получила в EMBL (The European Molecular Biology Laboratory), это одна из величайших европейских научных организаций. Потом отправилась в США, в Бостон, где была в постдокторантуре.
После этого мои CV и опыт позволяли искать работу в качестве руководителя лаборатории, и я подала заявку во всевозможные университеты. В итоге мне подошел Институт Кюри. Париж мне тоже нравился, и я решила, что это прекрасное место для моей лаборатории.
— В каком году вы окончательно переехали в Париж?
— В 2013-м и сразу же открыла здесь свою лабораторию. Так как у меня было достаточно сильное CV, я смогла с самого начала занимать лидирующие позиции. Предложения поступали из разных мест, так что выбор у меня имелся.
— А где вы учились в Минске?
— В 147-й школе с художественным уклоном, а после очень короткое время на биофаке. Мне кажется, я проучилась только два семестра, а потом уже отправилась дальше.
— Давайте поговорим о Марии Кюри. Это достаточно канонический образ сильной женщины, доказательство того, что женщины могут достичь многого в сфере науки. Повлияло ли это на ваш выбор института?
— И да, и нет. В научной сфере, к сожалению, еще заметен так называемый гендерный перекос — руководители в основном мужчины. И когда я приехала в Париж на интервью, меня поразил гендерный баланс: моими будущими коллегами и заведующими лабораториями были и мужчины, и женщины.
Скажу больше: главная в нашем департаменте — прекрасная женщина-ученый. Это меня вдохновило. И хотя предложения поступали и из других мест, Кюри показался мне сакральным научным местом.
«Один из наших проектов — как раз о меланоме»
— Алёна, над чем конкретно вы сейчас работаете в своей лаборатории?
— Если говорить простыми словами, то мы занимаемся выяснением функций РНК (рибонуклеиновой кислоты). Есть ДНК (где хранится генетическая информация) и протеины (основная единица в нашем организме). А мы занимаемся РНК, не кодирующей протеины.
Но, как мы выяснили пару лет назад, у РНК есть свои интересные функции в организме. Например, они могут моделировать раковые заболевания. Один из наших проектов — как раз о меланоме (рак кожи).
Когда происходит мутация в одной из таких РНК-молекул, меланома начинает развиваться гораздо быстрее. Этот ген не может вызвать рак сам по себе, но если такое произошло, данная молекула может помочь его «притушить». Это один из примеров нашей работы.
Сейчас уже понятно, что РНК — не пассивная связь между ДНК и протеином, она имеет свои функции. Поэтому все стали искать способ, как с помощью маленьких молекул ингибировать РНК, чтобы сделать из них лекарства. Наша лаборатория сейчас разработала уникальную методику, при помощи которой мы можем посмотреть на ингибирование РНК, что, в свою очередь, поможет разобраться с «плохими» проявлениями различных болезней. На эту тему скоро выйдет наша статья.
Сейчас в команде Алены — четыре человека: инженер Луиза Дэми (Louise Damy) и три аспиранта (PhD student) — Флориан Константи (Florian Constanty); Анна Навроцка (Anna Nawrocka) и Ксавье Сабатье Каденас (Xavier Sabate Cadenas).
В этом году у команды вышло уже две публикации в престижных научных журналах — в Nature Communications и нью-йоркском RNA. Кроме того, в начале года Алена получила грант от Европейского исследовательского совета на продолжение исследований в области некодирующей РНК, что должно помочь найти новые терапевтические методы борьбы с онкологией.
— Расскажите, как выглядит день женщины-ученого.
— Многое зависит от месяца. Например, в прошлом было безумие: нон-стоп, с утра до вечера конференции, презентации. Но моя роль — это обсуждение проектов, прогресс, и, если что-то не получается, выяснение, как мы можем решить проблему.
Я думаю над проектами, реализую их, пишу статьи, если подготовлены материалы. Обязательно гранты. Все это требует большого количества времени. Также в мои обязанности входят коллаборации с другими группами и обмен опытом.
— Часто ли вы встречаете белорусов во время своей работы? Может, есть группа или комьюнити ученых из Беларуси?
— Какого-то конкретного белорусского объединения нет, потому что отрасль, в которой я работаю, очень специфическая. Но любопытно, что есть белоруска, с которой меня часто путают. Она работает в Оксфорде, причем в той же самой области, что довольно необычно.
И у меня есть прекрасный друг из Беларуси Алесь Сорокин — у него своя биотехнологическая компания под Парижем. Познакомились мы случайно, когда он собирал белорусов из французской столицы в сообщество. Мы начали разговаривать, и выяснилось, что мы можем быть полезны друг другу. Вот сейчас работаем над общим проектом.
«Наука развивается быстрее, чем этические нормы человека»
— Интересно, что вы назвали сферу биотехнологий, ведь сейчас в Беларуси большое внимание к сфере IT, а в Европе интерес вызывают именно биотехнологические стартапы. Так ли это? И нужно ли Беларуси обратить взгляд на биотехнологии?
— Трудно сказать. Моя экспертиза в данной теме больше сосредоточена на базовых исследованиях. Более глубоко мы начали изучать эту тему два года назад, когда разработали нашу методику. Но Франция действительно пытается создать большую платформу для биотехнологических стартапов, так как видит в этом огромный потенциал и возможность развития.
Это трудно сравнивать с IT и уровнем инвестиций. Здесь, во Франции, охотно дают гранты на развитие подобных стартапов. Но я могу сказать, что развитие биотехнологий очень важно. За последние годы произошел огромный рывок, например, была разработана новая технология редактирования генома CRISPR-Cas9.
— Редактирование человеческого генома — интересная тема, но, как я знаю, это запрещено почти во всех странах. Как вы к этому относитесь?
— Это обширный вопрос, и он больше находится в правовом поле. С точки зрения ученого скажу так: наука развивается быстрее, чем этические нормы и рамки человека. Но европейские страны и США более консервативны, чем, например, Китай.
Мы не знаем точных последствий такого вмешательства — это абсолютно запрещено в научном мире. Мы еще не на той стадии, когда можем позволить себе проводить подобные опыты на людях, не зная возможных результатов. Особенно если это касается Germline — клеток зародышевой линии. Извините, мне довольно трудно подобрать специальную терминологию, чтобы это было не на английском.
— Кстати, на каком языке вы работаете?
— Вся коммуникация ведется на английском, Институт Кюри — очень интернациональное место и язык науки — английский.
— Можете ли вы назвать главные тренды мировой науки сейчас? Над чем все хотят работать, что самое «модное»?
— Конечно, манипуляции с геномом на всех уровнях. Это самый-самый большой тренд. Никуда не исчезли и стволовые клетки, мы добились стольких успехов в прошлые годы в этом направлении, чтобы лечить различные заболевания.
Важный вопрос — антибиотики и резистентность: поиски альтернативы антибиотикам ведутся постоянно. А также иммунотерапия — очень важный шаг для излечения, например, рака.
Еще один тренд — то, чем я сейчас занимаюсь: некодирующие РНК, чтобы управлять болезнью.
«Это как эндорфины от занятий спортом, только здесь зависимость от открытий»
— Смотрите ли вы сериалы о науке, где идет речь о современных трендах? Имеют ли они отношение к реальности?
— В большинстве случаев мы не согласны с так называемой наукой в фильмах или сериалах. Там часто злоупотребляют клише. Научные сцены, как кто-то сидит в лаборатории и за две минуты выясняет, что это некий вирус… Нет, так не бывает. Исследование — долгий и дотошный процесс. Очень часто это медленная работа, которая не дает моментальные результаты. По этому пути нужно идти внимательно и понимать, какой именно итог ты ожидаешь.
— В таком случае возникает вопрос: когда вы выбирали эту сферу, то понимали, что это будет довольно трудно? Не жалеете, что не выбрали более простой путь, возможно, коммерческий?
— Вы правы, наука требует гораздо больше внимания и концентрации, чем кто-то готов пожертвовать. Сожалела ли я? Нет. Меня всегда интересовали открытия. Научные челленджи вызывают у тебя настоящую зависимость. Это как эндорфины от занятий спортом, только здесь зависимость от открытий.
Да, это не так уж и легко. Но одновременно и является привилегией: я работаю с такими людьми, с которыми работать просто невероятно. Также у меня есть свобода и возможность реализовывать свои идеи, не говоря уже про обмен опытом с вдохновляющими меня людьми.
Конечно, есть и минусы, но я такой человек, который всегда замечает только плюсы. Что же касается коммерции, то и в этом направлении наблюдается прогресс — в этой области все больше инвестиций. Кажется, все начинают понимать, что от развития науки зависит наше общее будущее.
Я лично не так давно даже не могла представить, что буду размышлять над собственным научным стартапом. Но мысли уже есть, что также является шагом к коммерческому процессу.
— Вы молодая женщина, влияет ли ваш возраст на карьеру или отношение к вам как специалисту?
— Нет, я ни разу не сталкивалась с дискриминацией или ограничениями. Но, действительно, есть позиции, где лучше быть немного старше. И наоборот — где-то ждут более молодых специалистов.
Однако в процессе публикации может случиться такое, что работа, написанная более зрелым автором, получает лучшие отзывы. Хотя глобально это не влияет на успех.
— Что нужно сделать в Беларуси, чтобы ее наука отвечала всем современным трендам?
— Скажем так — мне кажется, основной вопрос, который есть не только в Беларуси, — это финансирование науки. Она дорогостоящая и не приносит дивидендов «уже завтра» — это больше о будущем.
Поэтому получается так, что впереди находятся страны, осознавшие, что наука — долгосрочная инвестиция. Должна быть очень сильная поддержка государства и понимание, что наука не приносит деньги моментально. Но тем не менее это все равно очень важно.