Будет ли в стране революция?
Антиправительственные манифестации продолжаются более чем в 90 городах и селениях Ирана. Amnesty International заявила, что, по "достоверным сообщениям", с конца прошлой недели силы безопасности убили по всей стране по меньшей мере 106 протестующих, хотя реальное их количество может быть еще бóльшим, сообщает Радио Свобода.
Отключение интернета во всей стране, блокировка соцсетей и государственный контроль над СМИ означают, что точный размах нынешних антиправительственных демонстраций в Иране выяснить очень сложно. Эти выступления представляют собой серьезную проблему для руководства Ирана в нынешних политических обстоятельствах. Поэтому, возможно, их подавление было на редкость стремительным и жестоким – все случилось быстрее, чем во время схожих протестов два года назад. В 2017 году в Иране жители 80 населённых пунктов вышли на акции протеста из-за низкого уровня жизни. Тогда погибли не менее 22 человек.
Власти сегодня говорят, что до сих пор по всей стране были арестованы не более тысячи человек, и отрицают гибель кого-либо из манифестантов. Однако сообщения о большом количестве погибших побудили ООН выступить со специальным призывом к официальному Тегерану "проявить сдержанность", а также с требованием восстановить беспрепятственный доступ населения к интернету.
Протесты в Иране начались в прошлую пятницу, 15 ноября, в ответ на повышение вдвое цен на бензин для розничных потребителей – с 15 тысяч риалов до 30 тысяч (примерно до 70 центов за литр, в пересчете на американскую валюту). Это льготный, субсидируемый властями товар, который в Иране все еще дешевле, чем почти во всех остальных странах мира.
При этом большая часть иранцев все еще может покупать определенное количество автомобильного топлива по прежней льготной цене в 15 тысяч риалов, однако квоты на одного человека были сильно урезаны. По новым правилам хозяин легковой автомашины сможет теперь купить не более 60 литров бензина в месяц по такой цене, владелец мотоцикла – не более 25 литров, частный таксист, у которого есть официальная лицензия, – не более 400 литров.
В целом режим в Тегеране сегодня сталкивается с непрерывно усугубляющимся экономическим кризисом, в первую очередь вызванным очень жесткими западными санкциями. Неспособность власти справиться с происходящим вызывает нарастающий гнев большой части населения – из-за социального неравенства, коррупции и падения уровня жизни. В последние дни в нескольких городах Ирана произошли столкновения с полицией, а также попытки штурмовать банки и государственные учреждения. В социальных сетях были опубликованы видео, на которых радикальные активисты поджигали автозаправки, вступали в драки с полицейскими и скандировали антиправительственные лозунги.
Protesters in Tehran (Sattar Khan) push the special security forces back and shout with pure joy because of this small victory. I love these people so much and I hope they will be free from the oppression imposed on them by the mullahs, they deserve better.#IranProtests pic.twitter.com/vGWh8DJHvV
— Saeed Ghasseminejad (@SGhasseminejad) 20 ноября 2019 г.Верховный лидер Ирана Али Хаменеи поддержал повышение цен на топливо и обвинил в организации протестов "внешние силы". В понедельник, 18 ноября, правительство начало быстро осуществлять разнообразные прямые социальные выплаты почти 60 миллионам граждан – явный признак того, насколько сильно его беспокоят непрекращающиеся беспорядки. Эти платежи были заранее обещаны народу как компенсация в связи с изменениями в системе прежних государственных субсидий.
При этом президент Ирана Хасан Рухани 20 ноября вновь заявил о "победе над заговором врагов", добавив, что у людей "есть право на недовольство действиями властей". Иранские официальные СМИ также сообщают о якобы начавшихся массовых проправительственных демонстрациях в разных городах и утверждают, что среди задержанных участников протестов есть люди с двойным гражданством, в том числе Германии и Турции.
О сложившейся ситуации в интервью Радио Свобода рассказывает политолог-востоковед и знаток Ирана, внештатный сотрудник британского аналитического центра Chatham House Николай Кожанов:
– Связь с Ираном практически отсутствует, там все еще плохо работает интернет, блокированы социальные сети. По вашим источникам, насколько велик масштаб противостояния на сегодняшний день? И можно ли верить официальным лицам в Тегеране, утверждающим, что протесты прекратились?
– До конца быть уверенным в той "правде", которой делятся официальные власти Ирана, невозможно никогда. Мы имеем дело с информационной войной, которая ведется Ираном против США, и в ответ США и их союзниками в регионе против Ирана. Я склонен предположить, что, скорее всего, нынешняя протестная активность в Иране потихонечку пошла на спад. Об этом отчасти говорит тот факт, что доступ к интернету они все-таки опять приоткрывают. По той информации, которая просачивается в сеть, понятно, что волнения действительно были, и весьма масштабные. Но есть ощущение, что, как и два года назад, в 2017 году, масштаб народного участия там сегодня не настолько велик, как, например, в 2009 году.
– Всплеск недовольства, перешедший в уличные столкновения, – это была неожиданность для властей или они могли бы предвидеть подобное развитие событий? О могуществе иранских спецслужб ходят самые страшные слухи – как же они допустили подобное?
– Ни правда, ни слухи о могуществе КГБ не спасли Советский Союз от развала… Я думаю, что иранское руководство сознательно подняло цены на бензин, понимая, во-первых, что это один из тех шагов, который оно просто должно сделать, чтобы обеспечить свое выживание в долгосрочной перспективе, настраиваясь на затяжную санкционную войну с США, и, во-вторых, прекрасно понимая, чем этот шаг может обернуться внутри страны. При этом все последние месяцы официальный Тегеран навязчиво повторял, что подъема цен на бензин, скорее всего, не будет, что выдача электронных карточек населению (это что-то вроде талонов на бензин в СССР накануне распада) – это всего лишь, дескать, даже не регуляторная, а статистическая мера, для подсчета объема потребления бензина, и вообще беспокоиться не о чем. Власти до последнего момента пытались, по крайней мере, не привлекать внимания к этому своему решению – которое с точки зрения перспектив иранской экономики выглядит единственно логичным шагом. Если к этому готовились, то, скорее всего, прекрасно понимали и возможные последствия в смысле дестабилизации "иранской улицы". Соответственно, как мы уже видим, они оказались готовы с этими протестами бороться.
– Иран, нефтедобывающая страна, находится и так чуть ли не на первом месте в мире по размерам субсидий, которые власти выплачивают собственному населению, чтобы компенсировать затраты граждан на приобретение бензина и другого топлива. Как вообще появилась подобная практика?
– Все это уходит корнями в Исламскую революцию 1979 года, когда пришедшее к власти духовенство объявило о намерении особое внимание уделить защите малоимущих слоев населения. То есть фактически оно целенаправленно указало ту социальную базу, на которой будет избираться. И эти субсидии являются формой покупки лояльности населения. Но в нынешних обстоятельствах говорить об отмене этих субсидий не совсем правильно. Речь идет об их оптимизации. Параллельно с повышением цен на бензин правительство планирует нарастить объем прямых выплат гражданам. Малоимущим слоям уже обещано, что им будет выплачиваться как минимум два раза в месяц новое пособие. Поэтому речь идет о том, что иранское руководство сократило объем средств, которые выплачивались всем, и сделало их более целенаправленными: они будут попадать наиболее уязвимым с экономической точки зрения слоям. Кроме того, как показал опыт 2010 года, когда случились предыдущая монетизация льгот и повышение цен на топливо, прямые выплаты в форме наличных денег в Иране оказывают больший психологический эффект с точки зрения поднятия рейтинга правительства, чем даже поддержка дешевых цен на топливо.
– Но ситуация в Иране сейчас совсем не радужная. Хасан Рухани при этом заявляет, что вообще никакого недовольства населения нет, а есть лишь "заговор врагов". Возможно ли, что с иранским руководством случилось то же, что рано или поздно, но всегда случается с подобными им властителями, – они все просто уже, попросту говоря, слишком старые и косные, чтобы догадаться вовремя, что общество стало от них уставать?
– Нет, я здесь с вами не соглашусь. Потому что, в отличие от современной российской политической системы, где мы имеем перед глазами пример постепенного превращения всей властной верхушки в этакое "Псевдополитбюро 2.0", современная иранская политическая система очень гибкая. Она приспосабливается ко многому, под все требования времени, для обеспечения своего выживания. Действительно, для них остается неприемлемым отказ от идеи исламской республики. Но в рамках созданного нарратива, исламско-республиканского, руководство в Тегеране готово идти на определенные изменения, если необходимо. Хасан Рухани, скорее всего, сейчас говорит о несколько иных вещах, чем нам представляется извне. Во-первых, о том, что, действительно, частично нынешняя ситуация обусловлена существующим внешнеполитическим давлением, прежде всего американскими санкциями. И во-вторых, о том, что в стране существует целый лагерь внутри самой иранской политической элиты, недовольной именно им лично. И им надо отдать должное, они активно используют нынешнюю непростую экономическую ситуацию, чтобы просто натравить часть населения на Хасана Рухани и создать, скажем так, необходимый фон на предстоящих парламентских, а потом и президентских выборах. Которые, в свою очередь, зададут и тон, и фон для определения Верховного лидера Ирана на ближайшие пять лет.
– А что это за часть элиты, которая настроена против Рухани? Она, что называется, левее или правее его, либеральнее или консервативнее?
– Она намного консервативнее его! И как раз неспособность Хасана Рухани оправдать ожидания населения в части улучшения социально-экономической ситуации, его провал в поддержании договоренностей по СВПД, то есть по так называемой "ядерной сделке 5+1", активно используется крайними консерваторами, чтобы укрепить свои позиции, которые значительно ослабли еще во время президентства Махмуда Ахмадинежада. И сейчас консервативные силы пытаются взять реванш.
Но Рухани фактически делает те же шаги, которые будет делать любое правительство Ирана, какое бы ни пришло ему на смену. Он фактически пытается обеспечить выживание страны и системы, что частично подразумевает и реформу нынешних социальных субсидий. Если на данный момент президентом был бы не Рухани, а кто-то другой из консервативного лагеря, он делал бы то же самое. Так что, на мой взгляд, консерваторы должны быть еще и благодарны Рухани за то, что он принял удар на себя. И будет принимать эти удары, судя по всему, и дальше, так как реформа целых экономических направлений в Иране просто неизбежна, если иранцы хотят обеспечить свое выживание.
– В этом году мы очень много говорим о размахе протестных движений по всему миру, от Гонконга и Ливана до Франции, Чили и Эквадора. В большинстве случаев все начиналось с недовольства какой-то мелочью, повышением платы за что-то, а заканчивалось иногда настоящим восстанием. Нынешние антиправительственные выступления в Иране, раз вы говорите о неизбежных больших реформах, – это все-таки больше социально-экономический протест или уже политический?
– Пока что чисто экономический. Да, действительно, высказывания политического характера звучат на улицах, есть даже заявления о необходимости отмены исламского строя и перехода к светско-республиканскому. Но опять же, судя по той скудной информации, которую мы получаем из Ирана, заметно, что количество людей, которые переводят этот протест из экономического в политический, пока невелико. Сегодняшние протестные акции просто географически намного уступают тем же волнениям 2009 года по количеству участников, по числу городов, где манифестации и столкновения случились. С точки зрения организационной структуры протеста сейчас не прослеживается некой единой руководящей силы. Просто люди выходят на улицы. А с отключением интернета и усложнением вариантов его использования для объединения и самоорганизации эти выступления уменьшились. Хотя, конечно, в целом не следует недооценивать существующий в Иране протестный потенциал. Но он пока точно не настолько велик, чтобы говорить о наступлении некой революции.