Как семья вернулась из города в пущанскую деревню, где не принято продавать дома
Они называют себя «коренными пущанами».
Сергей Пискун и Татьяна Исаева из деревни Белая Каменецкого района сами себя называют «коренными пущанами», пишет tut.by. Нет, это не затворники, живущие в ските посреди древних беловежских дубов. Не друиды, не дриады, не лесуны и не русалки. Не следует также путать пущан с пущевиками. Последние — злые и очень высокие лесные духи, а Сергей с Татьяной — вполне себе обычные люди, но с особыми умениями и навыками, которые малополезны в городском быту, но бесценны в сельской глуши. К их дому подходят благородные олени, им (а кому же еще?) поют синицы, их не боятся рыси, а волки, наоборот, обходят стороной. Дикая пущанская малина отдает им свои листья на чай, а вековые ели делятся молодыми шишками для варенья. Коренным пущанином нельзя родиться, но можно стать. Главное — Пущу любить.
Деревня Белая находится за одноименной рекой на окраине Беловежской Пущи. Местные уверяют, что названия села и реки тесно связаны с дочерью великого князя Витовта, которая любила белый цвет настолько, что летом всегда надевала белый сарафан, а зимой — белые полушубок с шапочкой. По легенде, юная княжна отпраздновала свадьбу в Каменце и поехала со своим суженым в белоснежных свадебных нарядах на белых конях в город Беловежа. Дорогу молодым выстлали льняным полотном, который отбелили пущанские женщины. Якобы участок пути пролегал и через нынешнюю деревню Белую — отсюда и название. Документальных подтверждений сельскому мифу нет. Неизвестно даже, существовала ли тогда эта деревня, ведь впервые она упоминается в документах в 1560 году — то есть через 130 лет после смерти Витовта.
Раньше деревня Белая была побольше соседних Каменюк. Здесь стояла церковь с большим приходом, работал полицейский участок, почтовое отделение, школа, аптека и продуктовая лавка еврейки, которую по-местному звали Эстеркой. Местечко было преуспевающим. Сюда съезжались жители соседних деревень, чтобы заработать копейку.
Современная же Белая — это около двух десятков дворов и один сельмаг. Почтовое отделение заменил почтовый автомобиль, полицейский участок — участковый, в школу и сад местных детей (всех пятерых) возят на автобусе в Каменюки. За работой в Белую тоже никто давно не ездит.
«Тут редко кто-то новый появляется, и редко кто-то отсюда уезжает»
Единственная архитектурная достопримечательность деревни — это дом 1929 года постройки. В польское время в самой большой его комнате занимались дети, а другие покои занимала семья. На входе висела табличка: «Publiczna szkoła powszechna w Białej"(с польского — общественная начальная школа в Белой). Дважды этот дом мог исчезнуть — и дважды чудом избегал этой участи.
Первый раз — во время немецкой оккупации. Вице-канцлер Германии Герман Геринг, который любил охотиться в Беловежской Пуще, решил очистить прилегающие территории от деревень, чтобы сельчане не помогали партизанам.
— Нашу деревню сожгли. Осталось только два дома: наш и соседний. Не сожгли их только потому, что немецкий офицер влюбился в девушку, которая жила в соседнем доме. А если бы жгли наш дом, сгорел бы и ее, — рассказывает нынешняя хозяйка деревянного здания Татьяна Исаева.
Во второй раз угроза нависла над деревянной хаткой в начале нулевых. Бывшая хозяйка дома умерла, а ее наследники хотели ветхое здание разобрать и вывезти под дачу. Татьяна, которая выросла в Белой, в то время жила и работала в Москве, но сарафанное радио донесло до нее новости. Ее родительского дома уже не было, но ностальгия не отпускала.
— Очень хотелось спасти дом. Вы поймите, в деревне никогда не было такого, чтобы дом куда-то увозился. Тут так не принято. Тут редко кто-то новый появляется, и редко кто-то отсюда уезжает. Нам удалось договориться, мы оставили маленький задаток — и нам под честное слово сказали: «Когда сможете — тогда рассчитаетесь, но в первую очередь спасайте дом».
Для Белой это был прецедент — обычно местные за свои сотки держатся. Здесь же с одной стороны — Пуща, с другой — река. Хочешь по грибы иди, хочешь — по ягоды, хочешь — на рыбалку. А не хочешь ничего, так просто выйди во двор, закрой глаза и наслаждайся звуками природы без регистрации и СМС. Быть может, и наследники вряд ли бы продали Татьяне старый дом, если бы не его состояние. Самым слабым местом хаты была крыша. Ее Татьяна и стала спасать в первую очередь:
— Мы поменяли крышу, накрыли ее, а в ноябре выпал снег и сразу сантиметров 50 легло на крышу. Снег не сошел до самой весны. Вовремя крышу поменяли. Так дом бы рухнул, сто процентов.
«Как можно не различать, где скальный дуб, где черешчатый?»
Татьяна родилась в другой пущанской деревне — Лядские. В Белую она с родителями переехала в 1975 году. Родители работали в лесничестве и часто брали дочерей с собой в пущу.
— Мы росли на природе. Родители шли в лес собирать грибы, ягоды — мы собирали вместе с ними. Они нам рассказывали: это клубника, это земляника, это черника… Потом убегали от родителей, а они искали нас в лесу. Помню, было мне, может, годика три. Я убежала, меня встретили деревенские, спросили, как я домой сама попаду. Я и рассказала, что это папин обход [закрепленная за лесником территория], что вон там я сверну, выйду туда, пройду так. Мне потом долго это вспоминали люди. Говорили: «Как такие маленькие дети не боятся леса?». Но нас всегда родители за руку по лесу водили, рассказывали: это дуб, это ель. В пуще ведь больше 20 видов деревьев-аборигенов, которые издревле здесь произрастали. Как этого можно не знать? Как можно не различать, где скальный дуб, где черешчатый? У нас это была обязанность: понимать, где ты живешь и для чего, — рассказала хозяйка усадьбы.
После школы Татьяна уехала из Белой. 20 лет прожила в Бресте, пять с половиной лет в Сургуте, потом — в Москве. В деревню своего детства Татьяна вернулась после того, как восстановила дом.
Во время ремонта семья постаралась максимально сохранить оригинальную планировку и элементы интерьера. Даже массивные крюки на потолочных балках, за которые когда-то подвешивали колыски, оставили везде, где они были. Правда, в 2006 году, когда дом стал агроусадьбой, в жилых комнатах их поснимали — не все туристы сразу понимали предназначение крепежей. У некоторых гостей крюки под потолком ассоциировались не с началом жизни, а с ее преждевременным концом.
— Можно сказать, что агротуризмом занималась еще моя мама. Просто в то время такого понятия не существовало. Наш дом стоял на краю деревни, и к нам постоянно приходили люди. Кто ехал по грибы — останавливался и спрашивал, где их искать. Кто ехал на сенокос, останавливался за водой. А там, где вода, там и молоко, где молоко, там кусочек хлеба. И уже в следующий раз, когда мимо нас ехали, они нам что-то привозили, маму угостить. У нас бывало очень много людей. Когда мы были маленькими, думали, что это все наши родственники — так часто они к нам приезжали. Это уже и был агротуризм, только ему в то время не было названия, — улыбнулась хозяйка.
«У вас что, попугаи есть?»
Сегодня 90% гостей агроусадьбы — белорусы. Чаще всего к Татьяне и Сергею приезжают семьи с детьми.
— Люди едут послушать природу. Весной у нас прямо за забором журавли курлычут, два дня назад волки выли, — рассказывает хозяйка.
— Да вон сегодня волка видели — переходил дорогу перед машиной, — говорит Сергей.
— Я еще вышла из машины с криками: «Сережа, я буду фотографировать». Волк шел по своим делам по тропе, а, когда увидел, что я за ним увязалась, поджал хвост и убежал. Он был очень красивый: большой, серый…
— Коренные пущане волков не боятся?
— Да ну, что вы… Нет страшнее зверя, чем человек. Животные очень доверчивые. Волки без надобности нападать не будут. Если они сыты и довольны, то пойдут своей дорогой. Точно так же и рыси. Когда мы еще сюда не заселились, к нашему дому всю зиму приходил огромный большой олень и спал под окном. Птицы к нам тоже часто залетают. На территории пущи — около 10 видов дятлов, и здесь их можно увидеть. У нас по двору летает зеленый дятел. Яркий как попугай. Наши гости увидят его и спрашивают: «У вас что, попугаи есть?!». А он когда крылья раскрывает, у него просматривается желтоватый окрас, как у иволги…
— Удод вот тоже, — добавляет муж.
— Да. Залетит, сядет, гребень покажет свой шикарный. А люди удивляются: «Ой, попугайчик маленький». В пуще гнездится около 180 видов птиц. Представляете, насколько богат этот мир?! Конечно, кто этим не интересуется, тот этого не видит. К сестре на усадьбу приехал как-то француз, чтобы увидеть трехпалого дятла. Для одних дятел — это дятел. Все. А ведь он бывает сирийский, зеленый, желна, большой пестрый, средний, малый… Сестра завела француза, показала, где обитает трехпалый дятел. И уже пошла молва, поехали сюда люди. Один иностранец сделал точечку на карте — а реклама разлетелась по всему миру.
Наковальня XVII века и весы Siemens 1929 года
Со временем участок бывшей школы прирос баней, сушилкой, где хозяева заготавливают травы для отваров, пасекой, чайным домиком и музеем-кузней. Сергей, который до переезда в Белую жил в Бресте, освоил кузнечное ремесло. Говорит, было несложно. Дед и отец Сергея были кузнецами, а сам он по основной профессии сварщик. В кузне хозяин проводит мастер-классы и выполняет заказы местных фермеров:
— В основном это мелкие работы: ножи, тяпки.
Кузнечному делу Сергей обучил и трех сыновей. Двое уже взрослые и учатся в Бресте, а младший помогает отцу в свободное от учебы время.
В кузне Сергей собрал целую коллекцию раритетных предметов сельского быта. На одной полке выставлены угольные, чугунные, электрические утюги, на другой лежат тяпки, серпы, лезвия кос, клещи, топорища, на гвоздях висят подковы и лампы: карбидные, керосиновые. Есть даже старые весы Siemens 1929 года, сейф 1887 года и наковальня XVII века. Венчает стеллаж балка с надписью: «Эта шопа Осипа Кисляка 1915 год. В 1931 году передана Юзе Кисляку».
— Эту балку я нашел, когда старый сарай разбирал. Шопа — это сарай. А эта балка, как паспорт — указывает владельца, — объяснил кузнец.
Экспонаты для музея Сергею передавали местные и жители окрестных деревень.
«Когда нам с мужем тяжело, мы берем удочки и едем на рыбалку»
За 13 лет работы агроусадьбы сельская романтика из супругов не выветрилась. В город дауншифтеры возвращаться не хотят.
— Там бежать надо, а здесь — жизнь, — вздыхает Сергей.
— Я себя в городе сейчас не вижу, — признается Татьяна, — Мне удобно надевать то, что мне удобно. Мне удобно ходить в том, в чем мне удобно. Я могу планировать свой день, как я хочу, а не как требуют обстоятельства. Когда нам с мужем тяжело, когда мы устали и надо поменять картинку, — берем удочки и едем на рыбалку. У него свои удочки, у меня свои. У него свое место, у меня свое. Червяками и опарышами, ладно, делимся. Посидим, порыбачим, — и с новыми силами возвращаемся. Хорошо тут, в Пуще.
Новости и события в Беларуси и мире.
Пресс-центр [email protected]