И все при деле, и всем весело.
Не помню, сколько мне было (но мало), остальное помню отчетливо. Бабушка, преодолевая вялое сопротивление, одела меня, превратив в малоподвижное подобие капустного кочанчика. Взяла за руку: «Пошли!» И мы пошли. Через весь почти поселок — снег вдоль дороги, черные деревья, черные дома. Там, где фонари, по снегу бегут золотые искры. Где нет фонарей — а фонарей почти нигде нет — просто снег. Самый красивый снег в мире. Больше не делают такого снега. Да и вообще, похоже, не делают больше никакого снега.
В центре, где дома из белого кирпича — магазин «Культтовары». В наше время в таком продавались бы, наверное, изделия знаменитой софринской фабрики — паникадила, купели, возможно, епитрахили. А тогда в нем продавались игрушки. Я так и называл его про себя — «игрушечный».
Хотя, тоже, что значит — продавались. Изобилием магазин «Культтовары» посетителя не баловал. Три довольно страшные куклы с простыми русскими именами — допустим, Глаша, Ариша и Азалия, — сидели на пыльной полке. Но я уже сделался жертвой гендерных стереотипов, несмотря на нежный возраст, и куклы меня не интересовали. Солдатиков, которые тоже имелись в наличии, мне купили чуть раньше.
— Выбирай, — сказала бабушка, а выбирать-то и не из чего. Не исключено, что здесь был привет от судьбы, намек на то, к чему придет впоследствии политическая история России, но я к намеку остался глух. Я увидел коробку с клоунами.
Плоские такие, пластмассовые, с веселыми и страшными рожами. Все как у Кинга, хотя ни про какого Кинга тогда, конечно, никто у нас и не слыхивал. Они могли сцепляться руками, образуя разные фигуры. И, в общем-то, ни для чего мне не были нужны. Но мне был нужен подарок.
— Хочу клоунов! — весомо заявил я, предугадывая будущую стратегию электорального поведения поклонников Жириновского, каковой, впрочем, в описываемые времена работал на скромных должностях в Инюрколлегии и о политической карьере едва ли помышлял.
Дальше был вечер, свет выключили, включили гирлянду. Я сидел за столом в разноцветной полутьме, собирал из клоунов замысловатые композиции, и был, вероятно, счастлив. Так, как больше уже никогда не буду. Бабушки нет, магазина нет, даже снега нет. Меня того тоже нет, есть другой, который тяжелее и хуже. Клоуны — и те куда-то канули.
Иногда, правда, натыкаясь на новости из Государственной думы, я сам себя спрашиваю — не мои ли? Не туда ли забрались потерявшиеся клоуны? Но нет. Мои были все-таки не просто страшные, но еще и веселые. И умели, сцепившись пластмассовыми руками, образовывать сложные композиции. То есть умели хоть что-то безвредное.
Теперь, конечно, все не так. Год кончился почти, дела совсем не кончились, внутри ничего, кроме усталости, снаружи — общая суета. Надрывное веселье корпоративов и необходимость бегать по магазинам в поисках подарков. Еще изобилие это. Избыток разнообразных и ненужных вещей, разрывающий голову. Права была Елена Борисовна Мизулина, когда сказала, что настоящая свобода — это отсутствие выбора.
Или Жан Поль Сартр это? Вечно я их путаю.
По склизким улицам идут просто люди — в основном усталые и серые, как я, а также усталые и серые люди в костюмах Дедов Морозов. И хочется схватить такого за грудки, прижать к стене, спросить с пристрастием: «Где мое новогоднее настроение?» Но бессмысленно — он ведь тоже не знает, где мое новогоднее настроение. Он ни при чем. Он человек подневольный, ему, возможно, даже тяжелее.
И записного коррупционера не обвинишь в похищении праздника. И заокеанских злопыхателей. Там же мое новогоднее настроение, где снег с искрами редких фонарей и пластмассовые клоуны. И ничего с этим не поделаешь.
Кстати, есть такое ощущение, что у государства схожие проблемы. Большим начальникам и мелким их подчиненным как-то не особенно радостно. Вот они и придумывают способы развлечься. Многие яркие истории, случившиеся под занавес года, по-другому просто не объяснишь.
Ну, вот представьте, сидят в кабинете мужчины в погонах.
— Скучно, — зевает один.
— Ну, давай у Навального обыск устроим, — поразмыслив, предлагает второй.
— Нет, не трогай, это на Новый год!
Штурмуют под Новый год многострадальный офис ФБК, выстраивают вдоль стен замысловатые фигуры из пленных, выносят подарочки. И все при деле, и всем весело
И штурмуют под Новый год многострадальный офис ФБК, выстраивают вдоль стен замысловатые фигуры из пленных, выносят подарочки — не только компьютеры и телефоны (здесь есть хоть какая-то логика: обыск производится в рамках дела об отказе удалять из интернета знаменитый фильм «Он вам не Димон», в компьютерах можно искать умысел на отказ), но также наушники, удлинители, все, в общем, что плохо лежит. У Навального украли колонку. У Любови Соболь — крем для рук.
И все при деле, и всем весело, и у всех подарки. Обыски вообще перспективная в плане добычи подарков тема. Несколькими днями раньше у сотрудника Навального Руслана Шаведдинова тоже был обыск. Похитили самого Шаведдинова и подарили его на Новый год Сергею Шойгу. А заодно — похитили телевизор из квартиры Шаведдинова. Тоже кому-то радость.
Или — если однообразные елки с кислыми нравоучительными сюжетами надоели, — можно суд над невиновным превратить в шоу для взрослых. Месяцами заставлять позориться на радость публике трех здоровенных омоновцев, — пусть на ломаном русском рассказывают, как напугала их пластиковая бутылочка! Даже президента притянуть к этому делу — у него, оказывается, с пластиковыми бутылочками свои счеты.
А потом освободить невиновного в зале суда, приговорив к штрафу, а в счет штрафа засчитать нахождение в СИЗО.
И все при деле, и всем весело. Кроме тех, конечно, кто становится жертвами веселого произвола.
Ах, вот же оно, это нужное слово, — произвол. Стоило долго и занудно ругать судьбу, чтобы сообразить, какой подарок она тебе сделала: ты не можешь творить произвол, даже если вдруг захотел бы. Не можешь, в отличие от скучающих государственных людей, масштабно вредить невиновным.
По крайней мере, безнаказанно не можешь. Это большое везение.
И это уже счастье. А есть ведь еще родные, любимые. Коты, в конце концов. И всем надо подарочков, и все обрадуются. И возвращается как-то понемногу новогоднее настроение. Нет, с тем, что было тогда, когда снег, искры, гирлянда, клоуны, бабушка, — не сравнить, конечно.
Но хоть что-то.
Иван Давыдов, «Сноб»