Легкое головокружение

Растроганные новогодним обращением Зеленского украинцы кое-чего не заметили.

«Автомобиль может любого цвета, если этот цвет — черный». Примирение, которое предложил президент Владимир Зеленский в новогоднем поздравлении — настолько же примирение, насколько был выбором «выбор», в свое время предложенный Генри Фордом.

Эту речь одни уже критиковали за вроде как отказ от маркеров идентичности, и хвалили другие за вроде как инклюзивность. Проблема в том, что нет там ни отказа, ни инклюзивности. То, что нам пытались продать как игру с положительной суммой (когда выигрывают все стороны), на самом деле — игра с нулевой суммой (когда кто-то обязательно проигрывает). То, что спичрайтеры президента завернули — а многие радостно восприняли — как отказ от политики идентичностей, на самом деле провозгласило доминирование одной идентичности над другой.

Вообще-то Зеленский использовал эту тактику еще во время предвыборной кампании, и весьма умело. Глубокое, интуитивное, вероятно, понимание одной из украинский идентичностей и умение с ней общаться, принесло ему победу на выборах. Таким образом его поздравление не удивляет, он остался верным себе и своим избирателям. Удивляет, сколько людей (опять) не заметили очевидного жульничества — попытку представить одну из идентичностей как не-идентичность, а вроде нейтральную территорию, стерильное, очищенное от конфликтов поле, точку ноль, от которой отсчитываются отклонения: «патриот, малоросс, ватник или бандеровец». То есть, вот нормальные люди, у них на столе шпроты и оливье, для них «рост ВВП, падение инфляции, имплементация, диверсификация» — непонятные термины, вот они и выключают звук. Они ценят не вот это ваше НАТО и нормандский формат, а «на самом деле другое». Но есть «кто-то» (враг, не иначе), для кого все это имеет значение — и непонятные слова, и НАТО, и кто как голосовал. Вот эти «кто-то» мешают «нам» объединиться.

Но и оливье, и список «великих украинцев (спорный, кстати) на самом деле — признаки идентичности, которую Зеленский навязывает, хоть и не называя. Он выставляет рамки нормальности. Тем, кто внутри рамок, может казаться, что вот это и есть инклюзивность, не замечая придания инаковости оказавшимся вовне. Так привилегированные не замечают притеснений угнетенных, как мужчины не замечают дискриминации женщин (кстати, в поздравлении единственная отведенная женщинам роль — «обычная домохозяйка», все остальные общественные функции достались мужчинам).

В различении как таковом нет ничего плохого. Когда публичный политик, а тем более президент, определяет рамки приемлемого и неприемлемого, это не плохо, и даже нужно, но если это рамки ценностей, а не идентичностей. Плохо, когда смешивают одно с другим. Плохо, когда манипулируют. Плохо, когда под трогательную музыку и видеоряд с детьми, военными и пенсионерами создают образ врага. Плохо, когда будущим называют вечно возращение в прошлое.

Ведь растроганные «инклюзивностью» украинцы, которым очень не нравились напоминания о внешнем враге, не заметили, как им навязали врага внутреннего. Сразу после «ценим на самом деле другое» Владимир Зеленский перечисляет это другое, и «этим другим» полностью в соответствии с социологическими исследованиями оказались ценности, связанные с безопасностью и выживанием: возможность любить, отдавать должное мертвым и рожать детей. Так путем противопоставления придается инаковость тем, кому важно НАТО, растаможивание автомобилей и результаты выборов. Эти различия мешают единству, а единство — залог безопасности.

Те, кому важно — не единственные враги, которых нам завернули под елочку. Еще есть те, кто «десять лет живет заграницей и любит Украину в интернете» (поздравляю вас, глобальные украинцы, ваши денежные переводы семьям, Майдану и армии, лоббирование интересов Украины в мире и организацию гуманитарной помощи умножили на ноль), и айтишник, мечтающий убежать из страны (на контрасте с переселенцами и пленными).

Возвращаясь к рамкам нормальности в новогодней речи: тут не стоит демонизировать Зеленского, не он их придумал. Эти рамки удерживают уже больше двадцати лет российское и украинское телевидение и массовая культура в принципе — от радио до сериалов, от популярной прессы до рекламы. С этими рамками работает пророссийская пропаганда. Они прочны, будучи результатом нескольких веков угнетения и ста лет немыслимого насилия, пронизывающего жизнь каждой семьи. Те, кто возмущены фразой «какая разница», зря обрушивают свой гнев на Зеленского: он, обладая прекрасной интуицией относительно постсоветского человека, просто использовал то, что повторяли поколения, от застолья к застолью, после неловких пауз. Ведь именно компромисс «какая разница» был залогом выживания и сохранения остатков здравого смысла рядом, в нестерпимой близости с людьми, которые выгоняли из собственного дома (в лучшем случае — из его части), отбирали имущество, писали доносы, одной коммунальной кухне, в одном учреждении, в одном лагерном бараке. Ми все родились и живы только благодаря тому, что наши родители, их родители, прадеды и прабабушки когда-то пошли на компромиссы разной степени этической приемлемости, разной катастрофичности. Говорить о разнице этих компромиссов, о том, как от этой разницы зависели не только выживание, но и движение вверх по социальной лестнице, означало подвергать себя и своих близких смертельной опасности, страдания, или просто социальную изоляцию, не говоря уже про погружение в травматический опыт. В этом молчании и сформировалась идентичность, которой до сих пор нет точного, эмоционально неокрашенного названия, но Зеленский в поздравлении удачно расставил маркеры так, чтобы представители этой идентичности себя узнали. Он солидаризировался с ними и заверил их, что именно они — «нормальные».

Вместе с тем в Украине был положительный опыт компромисса, опыт примирения разных идентичностей во имя общих ценностей. Шесть лет назад левые и правые, украиноязычные и русскоязычные, евреи и русские, жители Печерска и депрессивных райцентров, феминистки и футбольные фанаты вместе выстояли, выбороли свободу и рождение того, что с тех пор называют политической украинской нацией. Разумеется, это было единением в экзистенционально граничной ситуации, и старые различия стали очевидны, когда опасность была позади, хотя и не вернулись в старые русла. Разумеется, это не было объединением всей страны, но это было начало, ценный опыт солидарности, пример того, что объединять могут не только ценности выживания.

Но этого Зеленский не знает и, судя по тому, что лучшие кадры с Майдана в третьем сезоне «Слуги народа» иллюстрируют вражду и искусственно организованные беспорядки, не понимает. Его там не было.

Оксана Форостина, «Новое время»