Иранская дилемма Путина

Кремль оказался в противоречивой ситуации.

После ликвидации американцами иранского генерала Касема Сулеймани пресс-служба российского Министерства обороны тоже выступила с некрологом-панегириком убитому командиру спецназа «Корпуса стражей исламской революции».

В заявлении ведомства Сергея Шойгу было все, что обычно говорят в таких случаях о настоящих друзьях России. И выдающийся военачальник; и организатор борьбы с «Исламским государством» и «Аль-Каедой» еще тогда, когда США и не думали с ними бороться; и фактор стабильности. Смерть Сулеймани, по мнению российского министерства обороны, приведет к резкой эскалации насилия в регионе.

Понятно, что это - отнюдь не только позиция российских военных. Это прежде всего позиция Кремля. Владимиру Путину необходимо продемонстрировать свою солидарность с Тегераном именно в тот момент, когда, по мнению аятолл, американцы перешли «красную черту» и должны ответить за гибель одного из самых влиятельных иранских военных и диверсантов.

Вопрос в том, как именно Путин будет поддерживать Иран. Ограничится ли Кремль заявлениями и некрологами, или постарается оказать иранскому режиму если не военную, то экономическую поддержку, если она понадобится Ирану в случае вполне реальной эскалации на Ближнем Востоке? И какой она будет, эта поддержка - закамуфлированной или демонстративной?

Отношения с Ираном не первый год ставят Кремль в противоречивую ситуацию. С одной стороны, Москва выступает против распространения ядерного оружия, с другой - поддерживает режим, который явно стремится этим оружием обладать. С одной стороны - выступает против религиозного экстремизма, с другой - поддерживает страну, являющуюся спонсором и политической платформой для целого ряда экстремистских группировок, причем не только в шиитском, но и в суннитском мире. С одной стороны, Владимир Путин вспоминает об антисемитских прегрешениях давно скончавшегося политика из Восточной Европы, с другой - не стесняется обниматься с руководителями страны, которая не скрывает своего желания уничтожить Израиль и даже проводит конференции, посвященные мифологическому характеру Холокоста, а это уж очень трудно объяснить «простым» антисионизмом.

Ликвидация Касема Сулеймани вновь вернула Владимира Путина в эту противоречивую ситуацию. С одной стороны, очень хочется договориться с Дональдом Трампом - тем более, что совершенно неясно, удастся ли о чем-то договориться с его преемником, если Трамп вдруг проиграет выборы. А с другой - очень не хочется договариваться с Трампом за иранский счет. Потому что в этом случае немедленно блекнет образ Путина, как решительного сторонника «многополярного мира», выступающего против американской гегемонии и делающего все возможное, чтобы поддержать ее противников - от Ким Чен Ына до ХАМАСа. А это, между прочим, не только содержание актуальной российской внешней политики, но еще и важная часть образа Путина для внутриполитического потребления.

Но вполне возможно, что российский президент попытается выйти из новой ситуации, которая сложилась на Ближнем Востоке после ликвидации Сулеймани, «по-путински». Попросту говоря, будет таскать каштаны из огня, пока американцы будут заняты решением проблемы. И усилит свое влияние там, где у американцев не будет ни времени, ни сил оказывать ему противодействие.

Между прочим, в день ликвидации генерала Сулеймани американский госсекретарь Майк Помпео должен был отправиться в Киев, чтобы продемонстрировать поддержку украинскому руководству. Но из-за событий, которые произошли в Ираке накануне гибели Сулеймани, не поехал. И теперь неизвестно, когда вообще в обозримом будущем состоится этот визит.

Маршрут этой несостоявшейся поездки включал в себя не только Украину, но и Беларусь. Так что, хотя явной эскалации на Ближнем Востоке еще нет - ее последствия уже есть. По крайней мере, для постсоветского пространства.

Виталий Портников, «Детали»