Госдолг ставит луканомику на колени

Важен не столько размер долга, сколько его структура.

Скоро может наступить время, когда госдолг станет проблемой. Об этом рассказал onliner.by Дмитрий Крук — экономист, научный сотрудник исследовательского центра BEROC:

— Беларусь годами копила государственный долг, о котором сегодня очень часто упоминают, характеризуя положение страны как неблагоприятное. В абсолютном выражении сумма госдолга росла долгое время — до начала 2018 года, после чего она стабилизировалась. На сегодня внешним кредиторам Беларусь должна около $16,5 млрд, а с учетом обязательств перед внутренними кредиторами, а также долгов местных органов власти и гарантированных (центральными и местными правительствами) долгов госдолг в так называемом расширенном определении составляет около $24,5 млрд. Давайте попробуем разобраться, как госдолг влияет на нашу с вами жизнь, отчего одни страны прекрасно чувствуют себя «по уши в долгах», а мы нет и почему в обозримой перспективе придется искать ответы на неприятные вопросы, связанные с госдолгом.

Вообще, накопление госдолга — это достаточно адекватный макроэкономический инструмент для того, чтобы финансировать дефицит бюджета либо дефицит торгового баланса. Но важно, чтобы финансируемый дефицит был умеренным в размерах и/или имел своего рода транзитивный (а не хронический) характер. В этом случае увеличение госдолга поддерживает рост экономики. Причем если темпы генерируемого таким образом экономического роста превышают темпы накопления госдолга, а также стоимость его обслуживания, то, несмотря на рост долга в абсолютном выражении, бремя по его обслуживанию не представляет проблемы.

В Беларуси госдолг технически накапливался для финансирования дефицита внешней торговли. Наибольшие темпы прироста госдолга пришлись на 2007—2014 годы, то есть период, когда власти поддерживали фиксированный обменный курс вопреки большому и хроническому торговому дефициту. Но такая практика не стимулировала будущий рост (напротив, он устойчиво затухал), а лишь позволяла в тот период поддерживать текущий уровень благосостояния, превратившийся в завышенный.

С позиции сегодняшнего дня важно, что поскольку госдолг наращивался для покрытия внешнего дефицита, то его накопление происходило в иностранной валюте (возможности использования белорусского рубля для оплаты внешних платежей чрезвычайно ограничены). Поэтому после девальвации 2015—2016 годов вышло так, что нагрузка по обслуживанию государственного долга в нашей стране резко возросла. Ведь основная часть доходов бюджета номинирована в национальной валюте, а исполнять обязательства нужно в иностранной. И с того момента новые долги в иностранной валюте уже привлекаются преимущественно для погашения старых.

В результате на сегодня основная проблема нашего госдолга — это не столько сам по себе уровень долговой обремененности, а валютная структура госдолга. В отношении долговой обремененности для развивающихся стран, к которым относится Беларусь, есть условная критическая отметка в 60% от ВВП страны. С этой позиции мы находимся в относительно безопасной зоне: даже если исходить из расширенного определения госдолга, у нас на пиковом уровне, в конце 2016 — начале 2017 года, он составлял около 50% от ВВП.

Вместе с тем факт, что свыше 95% госдолга у нас накоплено в иностранной валюте, обусловливает необходимость обслуживать и погашать эти долги также в иностранной валюте, тогда как стабильных валютных доходов бюджета для этого не хватает. В последние годы ситуацию удавалось контролировать, госдолг даже был несколько снижен благодаря «нефтяным» и «газовым» поступлениям — валютным доходам от экспортных пошлин за нефтепродукты, так называемой «перетаможке», компенсации и т. д. Как вы понимаете, сегодня этот источник поступления средств оказался под вопросом.

В принципе, в 2020 году возникающую проблему вполне можно решить за счет накопленных золотовалютных резервов. Более того, как заявляет Минфин, их достаточно, чтобы в этом году на чистой основе ощутимо снизить госдолг. Но, во-первых, такой шаг негативно сказался бы на экономической активности, поскольку в этом случае пришлось бы ужать финансирование других статей бюджета (в текущем или последующих годах). Во-вторых, если Минфин начнет за счет своих рублевых ресурсов покупать валюту, чтобы отдавать госдолг, это может привести к обесцениванию белорусского рубля, негативно влияя на будущее состояние долговой обремененности.

Какие возможны варианты решения проблемы?

Первый — пытаться сохранить статус-кво 2017—2019 годов, то есть газово-нефтяной финансовый поток, имевший место за счет договоров с Россией. Мы видим, что власти сегодня продолжают делать ставку именно на этот вариант развития событий.

Вторым вариантом может стать стратегия, опирающаяся на изменение валютной структуры госдолга. Простыми словами: валютные долги необходимо трансформировать в рублевые. Но этот простой на первый взгляд рецепт достаточно сложно воплотить в жизнь, особенно без угроз для финансовой стабильности. Здесь важно разработать и реализовать довольно тонкие процедуры «финансовой инженерии». Но я предполагаю, что именно этот вариант наиболее перспективен в случае, если нефтегазовые поступления не удастся вернуть на уровень прошлых лет.

Третьим, но очевидно лишь временным вариантом решения проблемы могла бы стать стратегия «брать новые долги, чтобы отдать старые». На самом деле, мы отчасти придерживаемся этого сценария уже долгое время, последние годы существовало негласное правило, что до 25% госдолга мы погашаем на чистой основе, а 75% — рефинансируем (в действительности сделать это удавалось далеко не всегда). Можно пытаться ориентироваться на эту стратегию и далее. Но, во-первых, в новых условиях долги придется рефинансировать практически полностью. Во-вторых, важно понимать, что мы постоянно будем зависеть от стоимости обслуживания новых кредитов. Мало того, в случае любого серьезного потрясения на валютном рынке по не зависящим от Беларуси причинам мы можем оказаться в ситуации, близкой к той, что произошла в 2015—2016 годах, когда госдолг стал чувствоваться намного сильнее на фоне значительного падения доходов в бюджет.

Безусловно, лучшим вариантом, который решил бы вообще все проблемы, стал бы стабильный рост экономики хотя бы на уровне 4—5% в течение 7—10 лет. Но, к сожалению, пока никаких предпосылок к тому, чтобы подобный рост случился, я не вижу. Сегодня даже официальные прогнозы роста ВВП от правительства ограничиваются 2,5%, а большинство международных организаций уверены, что и эти прогнозы достаточно оптимистичны, и склонны оценивать этот показатель ближе к 1%. Причем есть все основания предполагать: ситуация мало изменится в ближайшие годы.