Дочь Юрия Захаренко: Надеюсь, что это правда, и его убили быстро

Как 20 лет жила семья пропавшего экс-министра МВД Беларуси.

Дочь бывшего министра внутренних дел Беларуси Юрия Захаренко Елена уехала вместе с матерью, сестрой и сыном в Германию, когда ей было 24 года. В прошлом остались учеба в Академии МВД, работа инспектором по делам несовершеннолетних, счастливая семья, пишет журналист «Радыё Свабода» Анна Соусь.

Признания бывшего бойца СОБР Горавского разбередили рану, которая никогда не заживет, говорит 44-летняя женщина. Елена Захаренко впервые дала большое интервью о насильственном исчезновении отца и о том, как их семья живет в Германии почти 20 лет.

«Пять лет мы надеялись, что его оставили в живых»

С Еленой Захаренко было трудно было договориться на интервью. Женщина работает практически без выходных. В конце концов у Елены появился свободный день, и мы начали разговор о фильме Deutsche Welle, в котором Юрий Горавский, который назвал себя бойцом белорусского «эскадрона смерти», рассказал, как участвовал в похищении и убийстве Юрия Захаренко, Виктора Гончара и Анатолия Красовского 20 лет назад под командованием Дмитрия Павличенко.

- Интервью с бывшим бойцом повлияло на психическое состояние нашей семьи. Пять лет наша семья не была уверена, что отца убили. Где-то в душе мы надеялись, что возможно, его оставили в живых. Как в игре, когда туз оставляют в последнюю очередь. Была надежда, что его держат в какой-то тюрьме КГБ. Потом мы стали немного входит в реальность, надежда терялась.

Прошло лет пятнадцать, и мы прочитали в интернете (кажется, Бородач писал), что смерть отца не была быстрой, что его пытали, отрезали руки, язык. Тогда мы сломались... завидовали даже мертвым, даже семьи Карпенко, которая смогла похоронить близкого человека. Это эмоциональное состояние у нас продолжался до того момента, как этот человек, бывший СОБРавец дал интервью Deutsche Welle. Я надеюсь, что это правда, что его убили быстро. Это стало немножко облегчением. Я хочу, чтобы завели уголовное дело на основании конкретных документальных фактов, чтобы был суд. Не уверенно, что сейчас это можно реализовать.

«У нас вырванная жизнь. 20 лет ушли в бездну»

- Как живет ваша семья более 20 лет после того, как вы попросили политического убежища в Германии? Как мать, сестра? Как живут внуки Юрия Захаренко?

- У нас вырванная жизнь. 20 лет ушли в бездну. Эти кошмарные события будут с нами до конца жизни. Не проститься, и не узнать, как действительно все произошло, жить, зная, что виновные находятся на свободе, что виновные находятся у власти, что они создали себе подобных, идентичных людей, которые их окружают... Безнаказанность порождает новые преступления.

Вся наша жизнь в Германии связана с нашим прошлым. Очень трудно восстановить нормальную жизнь, смириться с неизбежным. Тянет назад то, что произошло 20 лет назад. Мать, сестра Юля с сыном Денисом и я с сыном Кириллом живем в Мюнстере. Сюда мы приехали 20 лет назад, здесь и остались.

Мой сын учится в школе. Мама на пенсии, ей уже под 70 лет. Я работаю продавцом. Морально мы «убиты» нашим прошлым. Моя сестра Юля здесь «потерялась», она эмоционально сих пор подавлена. Ничего не могу сказать позитивного о нас.

- Смогли ли вы интегрироваться в немецкое общество? Понимаю, что для матери это было трудно, а для вас и вашего сына?

- И для меня трудно. Сыну был годик, когда мы сюда приехали. Я рассказывала ему о дедушке, но сыну непонятно, как такое может происходить в центре Европы.

Мы живем в демократической стране, где каждый человек может высказывать свое мнение и оно учитывается, где не уничтожаются оппоненты.

Сын не может понять, что в наше время, когда нет войны, происходят такие страшные события.

«Мы должны бороться за жизнь в Германии. Это чужая страна, чужой язык, культура»

- Контактируете ли вы с родными других пропавших? С семьей Красовских, Гончара?

- Нет.

- А с кем поддерживаете связь в Беларуси?

- Ни с кем. Когда отец был в оппозиции и просто здоровался с бывшими сотрудниками, их увольняли на следующий день. Мы еще тогда стали персонами нон грата в Беларуси. С кем можно поддерживать контакты, когда люди боятся, думают о своей жизни и существовании в Беларуси. Режим принес страх. Мы должны оставаться в своей семье и бороться за жизнь в Германии. Боремся как можем. Это чужая страна, чужой язык, культура, менталитет. Сколько бы ни находился на чужбине, никогда не будешь такими, как они. У нас совсем другие душa и мысли.

- Кто вас поддерживал все эти годы в Германии?

- Некоторые знакомые. Есть немцы, которые очень нас понимают. До сих пор маме помогает женщина, которая знает ситуацию.

- А что немецкое государство вам далo как политическим беженцам? Жилье, языковые курсы...

- Да. Я и мой сын - граждане Германии. Мама не хочет, у нее нет необходимости. Сестра тоже не хочет. Сыну нужно было получать образование, а это большой минус, если нет гражданства, а только вид на жительство.

«В Беларуси нет милиции, которая бы защищала свой народ»

- В Беларуси вы работали в милиции. Что думаете о нынешней милицию?

- Все, что происходит в Беларуси, и так думают многие, это заповедник бесправия. Там нет милиции, которая бы защищала свой народ, а есть милиция как оружие для борьбы с этим народом. Ничего положительного про правоохранительные органы Беларуси я сказать не могу.

Сейчас перед президентскими «выборами» они могут показать, каким «криминальным» был мой отец. Они все могут придумать, завести уголовное дело. Я этого жду. Найдутся и свидетели, и фальшивые факты. Будет подтасовка, чтобы меня, мою семью и отца опозорить. Так получилось, что отец оставил нас, но он не покинул Беларусь. За это платим мы, платит моя семья, это хроническая боль, рана кровоточит постоянно.

«Нам не дают возможности ничего сделать с минской квартирой»

- Недавно в Минске я проходила рядом с домом, где вы жили. Видно, что квартира нежилая, старые окна выделяются на фоне соседских. Что с этой четырехкомнатной квартирой? Возможно ли ее продать, сдать в аренду? Возможно, вы еще думаете вернуться, и она пригодится на родине?

- Это нонсенс, когда человека 20 лет не признают умершим. Мы не имеем никакого права на наследство. Несмотря на многочисленные суды, нам не дают возможности ничего сделать с квартирой. Мы висим в воздухе, квартира висит в воздухе. Уголовное дело не раскрытo. И мы не надеемся, что онo будет раскрытo при власти этих деятелей.

- Как вы думаете, как мог сложиться ваша судьба, если бы не 7 мая 1999 года?

- Если бы не произошло этой трагедии, ничего бы с нами негативного в жизни не происходило бы. А так нам пришлось самим, женщинам, бороться за свою жизнь на чужбине. Это очень тяжелая судьба. Мы никогда не хотели здесь находиться. Нам здесь все было чужое. А что было бы в Беларуси? Отец был нашим ангелом-хранителем. Он и сейчас мой ангел-защитник. Если бы он был живым, все сделал бы, чтобы мы не страдали.

- Думали ли вы о мести? О наказании для тех, кто это сделал?

- Может для них это и непонятно, но настанет время для каждого поддельника, сообщника, которые были, когда убивали моего отца.

Они останутся один на один со своей совестью.

Их будет сопровождать кровь, последнее дыхание убитых, слезы моей бабушки, слезы всей нашей семьи, наша 20-летняя потерянная жизнь, наши страдания. Это не пройдет просто так для убийц.

«Сын мечтает служить в немецкой армии»

- Стала ли Германия для вас второй родиной? Как сложилась здесь ваша личная жизнь?

- Я работаю на полную ставку, практически без выходных. У меня очень мало времени на личную жизнь. Моя личная жизнь - это мой сын. Мы разговариваем, я ему помогаю, морально поддерживаю. Сын мечтает служить в немецкой армии. Мы пока еще не знаем результатов, но надеемся, что получится. Кириллу сейчас 21 год.

Не знаю, кто в Германии смог бы интегрироваться без последствий. Нам было трудно, сейчас трудно, наверное, и будет трудно. Мы - другие, импульсивные, сердечные, глубоко переживаем. Это не свойственно каждому, но мы такие. Нас здесь считают русскими, поскольку по-русски говорим. Многие немцы не знают, где на карте находится Беларусь.

В Беларуси я училась в Академии милиции, полтора года работала инспектором по делам несовершеннолетних. Жизнь за границей пришлось начать с нуля - учить язык, учиться новой профессии. Моя сестра Юля не работает. Здесь не все мигранты работают. Материально это не имеет особого значения. Я сама плачу за квартиру и за свое существование, но если человек безработный, то это делает государство.

Сестра живет отдельно, мама тоже в десяти минутах пешком от моего дома. Мы поддерживаем друг друга. Мама не хочет говорить о прошедших событиях, ведь ей это очень тяжело. Она уже в возрасте, хочет немного пожить. А я не могу... У меня был сон, когда я держала папу за руку, не хотела просыпаться, говорила: «Папа, хотя бы немного я тебя почувствую». Таких судеб, как у нас, мало. Мы не имеем возможности похоронить и отпеть отца. Его душа и сейчас находится между небом и землей. Он страдает за нас.

- Что вы чувствовали, когда смотрели интервью Горавского?

- Если этот боец ​​рассказывал, как происходило убийство, я представляла, что в этот момент думал отец. Он не думал о себе. Он думал о нас, как мы останемся без него. Он оставил нас и ушел в никуда без права на погребение. Сколько лет он работал в органах, сколько лет боролся с преступностью? Он говорил, что «хунта пришла к власти», эти преступники его и уничтожили.

Я верю, что когда-то произойдет справедливый суд, международный трибунал, но сможем ли мы это увидеть? Зло очень активное, оно идет вперед и не оглядывается назад. Зло имеет большую силу. Добрый, сердечный не может позволить себе то, что позволяет негодяй. По словам отца, они - не дураки, они - негодяи. И эти не дураки сейчас все сделают, чтобы опозорить мою семью. Они сделают все, чтобы показать белорусскому народу, что эти люди были уничтожены не по политическим мотивам.

- Хотели бы вернуться в Беларусь?

- Я не могу этого сказать. Мой сын, можно сказать, уже немец. Он не понимает наших шуток, он чуть более черствый по сравнению со мной. Он не представляет жизни не в Германии. Он хочет сделать карьеру здесь. А я привязана к нему. Характер Кирилла очень похож на характер моего отца. Такие люди, как мой отец, очень редки. Это особые, классические люди. Они никогда не уходят, они всегда остаются актуальными. Это серьезные борцы за свой народ. Пусть это звучит пафосно, но это патриоты, единицы, которые рождаются раз в столетие.