Неужто не сумели рассмотреть?
К середине 19 века среди российских помещиков довольно широко распространилось течение под названием либерализм. И одновременно появилось множество анекдотов на эту тему. Мол, возвращается барин в свое поместье из Парижа, весь одухотворенный духом свободы, равенства и братства, начинает одаривать челядь денежной мелочью. А после, оказывается, что эконом проворовался, селяне абы как отрабатывает барщину, что козы потравили барский огород.
Что за люди, огорчается барин: «На конюшню всех. Выпороть!». Вот и все с либерализмом.
Этот анекдот всякий раз вспоминается, когда Лукашенко выезжает в народ для инспекции своего обширного хозяйство. Едет в надежде увидеть образцы ударного труда и свидетельства экономической эффективности, а видит, как это было год назад, вместо тучных колхозных стад, каких-то измученных бескормицей и плохим уходом тощих коров.
Так и хочется ему забыть про весь свой сановный политес и приказать выпороть всех, правых и невиноватых, директоров и скотников.
То есть и сегодня все, как вчера, точно также, как и четверть века назад. А порядка как не было, так и нет. И, похоже, намного хуже, чем в самом начале. В этом признался и сам Лукашенко, посетив самый распиаренный район Беларуси, Шкловский: «Я специально сегодня решил проехать от своего дома сюда. Что меня больше всего удивляет и убивает? Вот едешь по деревеньке: там когда-то были дома, а сегодня (да, это не брошенные участки) там засевает бывший колхоз, ныне акционерное общество. А почему люди не хотят взять этот кусок земли? Почему не взять, построить маленький домик? Пускай сейчас простенький, но вы застолбите за собой полгектара земли и обеспечите жизнь не только своим детям, но и внукам. Скоро эта земля будет стоить дороже золота. Почему люди такие неразворотливые?»
Риторический вопрос, а с учетом высокого статуса вопрошающего, наивный и даже оскорбительный для всех.
Впрочем, хуже или лучше стало положение на селе, сказать точно трудно. Но общее устройство жизни, хозяйствования и быта здесь принципиально изменилось. Вся экономическая мощь страны сконцентрировалась в крупных организациях, а деревню с ресурсами обнесли. Настолько, что экономическая жизнь в ней фактически замерла. Об этом свидетельствует и государственная статистика, и обычный повседневный опыт любого селянина и горожанина-дачника, и даже картинки сельской жизни, которые может наблюдать турист, проезжающий в автомобиле по трассе. Буквально каждая деревенька летом стоит в окружении не использующих бывшими хозяевами «соток». Как говорится, одних уж нет, а те далече.
Почему зарастают участки? Потому что в деревне скот никто не содержит, сено никому не надо, вот земля и зарастает сорняками. Поэтому участки осенью сельсоветы обкашивают комбайнами в эстетических целях.
В моей деревне четверть века назад содержалось 70 хозяйских коров, не считая телят, свиней, овец. Сейчас коров, следовательно, телят тоже нет вообще, овец нет. Кое-кто держит поросенка полулегально, поскольку в любой момент может быть объявлено о рецидиве АЧС. Следовательно, уже почти не осталось хозяйственных построек, годных для содержания скота. Уже нет даже соответствующего инвентаря, не говоря о кормах.
Все это давно знают, и квалифицированно судят о тайнах успешного развития лукашенковской фермы в Дроздах, получающей необходимые ресурсы и рабочую силу. А все остальные живут, как получается.
Поэтому многие из наставлений, которые Лукашенко охотно раздает, выглядят откровенной издевкой. Как это имело место, когда он распекал председателя Шкловского райисполкома Александра Титка: «Почему у тебя дохнет молодняк?! Ответь мне на вопрос! Почему ты людям не раздал телят, каждому по теленочку, и в деревне сказал: пожалуйста, до весны, вот тебе деньги. Если ты уж не знаешь, что делать, почему ты не поступил старым дедовским способом?». Не знаю, что ответил чиновник руководителю, дали ему возможность ответить или нет? Но ответ очевиден для всех нормальных людей – если есть деньги в хозяйствах, то каждое из них закупит корма и накормит бедных животных. А весной выпустит на травку. Все остальное – блажь, киношные бывальщины про героическое утверждения социализма в сельском хозяйстве.
Каждый, вероятно, политик не чурается демагогии. В той или иной мере каждый является популистом. Особенно при демократии, когда у народа появляется выбор. При свободных выборах или даже при имитации выборов. Для картинки. Последним самим успешным примером популизма стала победа Владимира Зеленского на президентских выборах и его блока Слуга народа на парламентских выборах в Украине.
Согласитесь, это на самом деле был очень крутой замес демагогии и популизма.
В Беларуси такое же политическое варево готовится для электората давно, хотя ее рецептура имеет национальные особенности. Часто и многое пишут о ментальных и прочих особенностях белорусов, их отличиях от родовых признаков человечества вообще. И приходится соглашаться – да, такие особенности есть. Следовательно, существует и тип белорусского политика, демагога и популиста, прототип которого существует в массовом сознании. Он ярко представлен в художественной литературе. Это, например, «чудики», во множестве обитающие в рассказах Василия Шукшина.
И, выбирая прототипа для белорусского руководителя, я давно остановился на Глебе Капустине из рассказа «Срезал». У него как-то получалось, что, когда в деревню приезжали гости (из которой вышло много знатных людей – полковник, два летчика, врач, корреспондент), Глеб выходил на публичную дискуссию и неизменно брал верх «над учеными». Однажды вышел у него спор с приехавшими отдохнуть к родне мужем и женой – кандидатами наук. И, как всегда, разделал он супругов под орех. Мужики после соглашались: «Оттянул он его!.. Дошлый, собака… Срезал». И даже сочувствовали, жалели «кандидата». Хотя Глеба не сильно любили за жесткость в отношениях с людьми. Но ведь удивлял, изумлял, восхищал и торжествовал над пришлыми. Был для своих первым. А лучших мужики никогда и не видывали.
Никого лучше нынешнего руководителя четверть века назад «мужики» не видели. Неужто они не сумели рассмотреть его личность в подробностях, которые возникают буквально из ничего, создают вокруг себя шум и хаос, и пропадают в «нигде».
Константин Скуратович, «Белрынок»