Open Democracy: Кремль начал сомнительную игру в «транзит»

Российской власти не миновать глубокого политического кризиса.

Сценарий Беларуси и Казахстана или возвращение в политические реалии 2008 года? Что бы ни сулили грядущие поправки в конституцию, российской власти не миновать глубокого политического кризиса, пишет журналист Илья Матвеев в статье для Open Democracy (перевод — inosmi.ru).

События последних лет показали, что российским властям наиболее комфортно действовать в режиме спецоперации, причем как во внешней, так и во внутренней политике. Неожиданные тактические ходы редко складываются в последовательную и эффективную стратегию, зато каждый из них сам по себе, как правило, достигает поставленной цели: дезориентирует оппонентов и возвращает инициативу Кремлю.

15 января россияне стали свидетелями очередной спецоперации подобного рода: ближе к концу своего ежегодного послания Владимир Путин внезапно объявил о намерении внести радикальные изменения в конституцию страны. В тот же день правительство было отправлено в отставку, а новым премьером стал глава Федеральной налоговой службы, имя которого даже опытным наблюдателям российской политики пришлось искать в «Википедии».

Не вызывает сомнений, что озвученные в послании конституционные изменения так или иначе направлены на решение «проблемы-2024»: проблемы удержания власти режимом и лично Путиным после президентских выборов 2024 года. Тем не менее, как именно и в какие сроки Кремль намерен решать эту проблему, из слов президента неясно. Словами Шерлока Холмса, игра начинается, — вот только что это за игра и каков ее сценарий, пока понятно не больше, чем на первых страницах конан-дойловских рассказов. И все же наблюдателям оставлены кое-какие улики, а интерпретировать их поможет знание закономерностей, установленных политической наукой.

Первая улика — тайминг. Почему решение «проблемы-2024» началось именно сейчас, когда до самого 2024 года далеко? Американский политолог Генри Хейл писал, что политический календарь имеет большое значение даже в авторитарных режимах, где выборы (формально конкурентные) выхолащиваются и перестают обеспечивать сменяемость власти. Именно вокруг даты выборов выстраивают свои ожидания и планы различные группы элиты, поэтому сами выборы зачастуют подбрасывают режиму неприятные сюрпризы — как электоральные, так и уличные.

Несмотря на, казалось бы, железобетонный консенсус элит в России, поводы для недовольства остаются — к примеру, олигархи явно не в восторге от санкций и общих проблем с бизнесом, создаваемых конфронтацией с Западом. «Интересы, связанные с президентскими выборами, глубоко запрятаны», — сказал пять лет назад политтехнолог Глеб Павловский, имея в виду выборы 2018 года. То же самое можно сказать об интересах, связанных с выборами 2024 года. Интересы глубоко запрятаны, но они есть. Видимо, в Кремле это понимают и решили заранее спутать все карты, начав транзит власти уже сейчас. Исходя из этого, можно предположить, что и новые президентские выборы состоятся досрочно — не исключено, что их совместят с парламентскими выборами уже в следующем году.

Второй вопрос — сама форма транзита. У Кремля есть несколько опций: белорусская (отмена ограничения по президентским срокам и переизбрание Путина президентом), казахская (резервирование для Путина поста главы органа с неограниченными полномочиями, каким стал Совбез после перехода туда Нурсултана Назарбаева), наконец, российская опция 2008 года (переход Путина на должность премьера и выборы преемника; возможно и буквальное повторение 2008 года — очередная рокировка с Медведевым). У каждой из этих опций, с точки зрения режима, есть свои преимущества и недостатки.

На первый взгляд, послание намекает на казахский сценарий (о чем поспешили сообщить некоторые СМИ). Так, Путин предложил закрепить в конституции «соответствующий статус и роль» Госсовета — органа, созданного в 2000 году, чтобы компенсировать потерю содержательных функций Советом Федерации. Политолог Николай Петров определил Госсовет как «субститут» — т.е. псевдо-институт, призванный симулировать деятельность реального института, в данном случае, верхней палаты парламента, которая благодаря одной из первых путинских реформ по сути перестала представлять регионы (аналогичным образом Общественная палата симулирует деятельность Думы, которая к середине 2000-х годов окончательно превратилась в «не место для дискуссий»).

Сегодня Госсовет — орган совещательный и глубоко периферийный в российской политической системе. Вот только что именно собирается с ним сделать Путин, из послания неясно. Возможно, превратить его в аналог всесильного назарбаевского Совбеза — и тогда, действительно, наиболее вероятен казахский сценарий с Путиным-главой Госсовета. А возможно, Госсовет будет закреплен в конституции как совещательный орган без серьезных полномочий — в этом случае Путину понадобится другая позиция.

Этой позицией может стать должность премьер-министра. Опять же, высказанные Путиным предложения об усилении Думы могут быть интерпретированы как переход к премьер-президентской республике, в которой правительство и его глава ответственны прежде всего перед парламентом. В таком случае для Путина уготовано место премьера и лидера правящей партии — модифицированный сценарий 2008 года.

Вот только если в конституции сохранится норма о роспуске Думы в случае, если она три раза отклоняет кандидатуру премьера, предлагаемую президентом, перекос в сторону президентской власти все равно остается. Утверждение Думой не только премьера, но и всех министров здесь мало что изменит. Более того, по словам Путина, «за президентом… должно сохраняться право определять задачи и приоритеты деятельности правительства», — то есть ведущую роль во внутренней политике по-прежнему будет играть президент, а не премьер. Как и с Госсоветом, изменения могут оказаться чисто косметическими. Рискнет ли в этом случае Путин отдать президентскую власть кому-то еще — теперь уже, скорее всего, навсегда?

Некоторые аналитики считают, что не рискнет и в итоге, вопреки первым впечатлениям от послания, будет реализован именно белорусский сценарий — пожизненное президентство. Как справедливо отмечает Кирилл Рогов, президент в послании также получает дополнительные полномочия: к примеру, право отрешать от должности судей Конституционного и Верховного Судов (по согласованию с Советом Федерации) — о независимой судебной власти в этом случае нельзя будет говорить даже формально. Нельзя исключать, что эти новые полномочия достанутся именно Путину, а не кому-то еще, и во «всенародном голосовании» по изменениям в конституцию внезапно появится пункт о том, чтобы убрать норму об ограничении президентских сроков. Тем более, как уже заявил Путин, голосовать граждане будут за все изменения сразу, «пакетом».

Вот только время не на его стороне. Продолжается стагнация экономики и реальных доходов населения. Жесткая экономия кризисных лет, особенно в социальной сфере, позволила два года подряд сводить бюджет с профицитом, благодаря чему были накоплены серьезные резервы. Щедрые обещания, которыми Путин приправил свои конституционные идеи (материнский капитал при рождении первого ребенка, дополнительная сумма при рождении второго и компенсация ипотеки при рождении третьего), видимо, означают, что эти резервы решено тратить на социальную поддержку, — вот только поможет ли это на фоне отсутствия всяких перспектив?

Да и, вопреки обещаниям из путинского послания, новый премьер Михаил Мишустин похож скорее на неолиберального технократа, чем на популиста. Едва успев вступить в должность, он заявил, что не собирается ни пересматривать повышение пенсионного возраста, ни вводить прогрессивный подоходный налог (похоже, именно плоская шкала НДФЛ — невиданное в развитых странах явление — является настоящей «скрепой» российского общества, которую власти готовы защищать от любых претензий). В социальной политике Мишустин лишь повторил либеральную мантру о необходимости окончательного перехода на адресную поддержку, чтобы вдруг случайно не потратить лишних денег на тех, кому они не нужны. С таким подходом кабинет Мишустина едва ли будет популярнее кабинета его предшественника Медведева.

Социальные протесты в последние годы приобрели новое качество упорства и эффективности — об этом говорят победы в Екатеринбурге и Шиесе, давшиеся ценой огромных усилий. Кроме того, оппозиция научилась использовать новые политические инструменты, такие как «умное голосование». Его опасность для власти, особенно в одномандатных округах, и низкий рейтинг «Единой России» никуда не делись. Более того, на фоне путинского предложения усилить роль Думы они приобретают особое значение. Большее доверие к парламенту (и к губернаторам, о чем Путин также упомянул) означает большую ставку на «управляемую демократию», вот только выборы последних лет, которые «Единая Россия» и ее кандидаты регулярно проигрывают даже несмотря на несправедливый характер их проведения, говорят о том, что система «управляемой демократии» трещит по швам. Сколь блестящими бы ни были тактические комбинации, разыгрываемые Кремлем, они не отменяют значения этих долговременных факторов кризиса российской политической системы — явления более глубокого, чем начавшийся с послания Путина транзит власти.