Сын Змитрока Бядули рассказал интересные факты об отце, Купале и Богдановиче

Воспоминания 86-летнего Ефима Плавника.

Классик белорусской литературы Змитрок Бядуля умер в эвакуации 3 ноября 1941-го близ казахстанского Уральска. Там его и похоронили. А начиная с 1970-х не раз обсуждался перенос останков писателя на родину. Судя по всему, перезахоронят литератора в Минске уже весной 2020 года. Об этом и о семейной истории Змитрака Бядули kp.by поговорил с сыном писателя Ефимом Плавником.

Фото: Святослав ЗОРКИЙ

«Купала называл Бядулю «бесхрыбетным» из-за его доброты»

Идея перезахоронения Змитрака Бядули (настоящее имя писателя - Самуил Плавник. - Ред.) звучала, по подсчетам Ефима Плавника, уже 6 - 7 раз. К столетию писателя, в 1986-м, вопросом заинтересовались в ЦК Компартии Беларуси, но что-то не вышло. Теперь же по доверенности от Ефима Самуиловича за дело взялся глава благотворительного фонда Марии Магдалены Радзивилл и Ассоциации белорусов Швейцарии Александр Сапега - именно его стараниями три года назад на родину вернулся прах княгини Магдалены Радзивилл (он покоится в минском костеле Святого Роха). Теперь он занимается установкой мемориальной доски Василю Быкову в Минске и памятника Яну Борщевскому в украинском Житомире. Сапега говорит, что уже получены согласия от властей Уральска и решается вопрос с датой эксгумации, перевозом останков и конкретным местом в Минске. Ефим Плавник поддерживает начинание:

- Мне не важно, на каком минском кладбище перезахоронят отца. Лишь бы люди могли прийти и положить цветы на могилу, - говорит сын писателя, который считался классиком наравне с Купалой и Коласом до Великой Отечественной и еще пару десятилетий после нее – пока было живо старшее поколение литераторов.

- С Купалой, скажем, отца связывает давняя дружба. С 1913-го они вместе работали в Вильно в «Нашай Ніве», делили кров, скудный ужин из обрезков колбасы с хлебом. Хотя, казалось бы, известные литераторы - скажем, отец уже написал «Абразкі», молодежь учила их наизусть... Правда, в поисках денег к Бядуле и Купале зачастили литературные пьяницы, ждавшие вдохновение после выпивки. Мне запомнились воспоминания супруги Купалы Владиславы Францевны: если Купала с ними не церемонился, то отец отдавал последнее, считая, что человеку нужнее, раз он просит.

Еще писателей посещали начинающие авторы. Купала, говорит Ефим Самуилович, сразу понимал, когда место рукописи в корзине. А вот Бядуля сидел ночами, делал заметки на полях.

- «Бесхрыбетны», - говорил в шутку об отце после таких случаев Купала, злясь на непрошенных визитеров. Он был дружелюбным человеком, но мог высказаться очень жестко...

В 1920-м писатели снова стали соседями уже в Минске. По просьбе Владиславы Францевны Бядуля снял квартиру в том же Доме I съезда РСДРП, что и они.

- А позже Купала и Купалиха забрали из роддома и где-то на полтора месяца приютили Ирину с дочкой Валей (Владислава Францевна даже называла ее «дачушка»)! А случилось так, потому что Ханна, мать Бядули, пообещала: уйдет от сына в родную деревню Посадец, если он привезет сестру домой. Она не хотела знать ни внуков, ни дочерей, потому что те вышли замуж за неевреев...

С Бядулей связаны и минские страницы биографии Максима Богдановича. В 1916-м они прожили под одной крышей пять месяцев. Как раз в это время Богданович написал свои знаковые стихи - «Пагоню» и «Страцім-лебедзь».

- Причем когда Бядулю попросили взять к себе домой на пару недель интеллигентного парня («Трохі хворы, але вершы піша!»), ему не сказали, что у жильца - открытая форма туберкулеза, та, при которой кашель с кровью. Началась ежедневная стирка, уборка, а шумный дом, где прежде бывали художники, литераторы, артисты, опустел с появлением «сухотніка». Приводил отец к Богдановичу врачей, профессоров, но более чем рецептами и советами помочь они уже не могли. Вообще, вспоминали, что Богданович мог быть очень злобным и неаккуратным под конец ремиссии...

Фото: Фейсбук Андрея Курейчика

«Отец умер в вагоне товарняка, который вез нас в эвакуацию»

Кроме семейных преданий Ефим Самуилович немало деталей помнит и сам.

- Вы будете удивлены, но я помню 1937 год - мне было три. Я играл с детьми репрессированного писателя Изи Харика - маленьким Юликом и моим ровесником Додиком. Они жили в Доме специалистов, стоявшем на месте здания с редакцией «Вечернего Минска». Помню жену писателя Дину Зауловну. А когда мы слишком шумели, из соседней комнаты выбегал сам Харик и ругал нас, что мешаем работать. Помню и нашу трехкомнатную квартиру: кухня, наша с сестрой детская, кабинет отца с рабочим столом и лампой с зеленым абажуром, набитые книгами шкафы, тахта, где он отдыхал... Когда отец бывал дома, мы с сестрой боролись за место у него на коленях, сталкивая друг друга. Помню, как он читал нам свои стихи для детей: «У куце сядзіць мядзведзік, хустку вышывае…»

Но это случалось нечасто, ведь до войны писатели был нередко в разъездах.

- Отец никогда не приезжал из командировок без подарков. Из Грузии, скажем, он привез мне трехколесный велосипед. Это была редкость! Наверное, поэтому у меня его и украли в тот же день...

Ефим Плавник запомнил первые немецкие бомбардировки в июне 1941-го, когда семьи писателей (они сами были в Минске) прятались в подвалах дома творчества в Пуховичах. Потом долго и нередко под обстрелами фашистов добирались из Марьиной Горки до Новых Бурасов под Саратовом.

- 55-летний отец со своей престарелой мамой каким-то чудом чуть ли не пешком добрался до Новых Бурасов. Там он ходил в местную редакцию. А когда война стала приближаться, компания литераторов, их жен и отпрысков погрузились в Саратове в вагон товарняка, шедшего на восток. Ехали медленно: путь в основном был одноколейный, и на станциях мы подолгу пропускали составы на фронт. В вагоне ехало там 40 человек, из оборудования - только нары, которых на всех не хватало. Потому все мужчины стояли. Я помню картинку, как они покачивались при движении состава. И вдруг отец упал. Вот и все, мгновенная смерть от инфаркта. И не было никакой описанной в мемуарах Виталя Вольского последней папиросы…

Фото: Святослав ЗОРКИЙ

Беда случилась недалеко от Уральска. Там гастролировал витебский театр, который и устроил похороны Змитрака Бядули.

- И какое-то время мы жили в гримерках витебского театра – самих артистов разместили в гостиницах. Его сменил театр оперетты, так что с другими детьми я пересмотрел весь репертуар, знал арии наизусть. А когда театр пожаловался, что мы его стесняем, стали мыкаться по халупам Уральска: радиаторы там не работали - придумывали печки из листов жести. Нам причиталось 250 граммов хлеба. Но когда от голода, воспаления легких или сыпного тифа начали умирать эвакуированные дети, стали выдавать первое и второе на каждого ребенка до 14 лет. Тогда же какой-то завод выпустил кастрюльки, что одевались друг на друга, и обед можно было донести, ничего не пролив. До сих пор помню то картофельное пюре и котлеты с запахом мяса, которые помогли выжить. Я ведь заболел малярией в тяжелой форме, нас даже переселили в Запорожье – в другой климат и лучшие условия...

«Немагчыма, каб яўрэйскі хлапец быў пачынальнікам беларускай літаратуры»

В 1945-м, когда семья вернулась в Минск, ей несколько лет пришлось скитаться по родственникам и знакомым.

- Нам не спешили помогать с квартирой, хотя в эвакуации мама была уверена: семье помогут, а в честь Бядули будет музей, - говорит Ефим Плавник. - Но большая неприязнь к нам шла из Союза писателей. Там рассуждали: дать жилье нам - другим не достанется. А один имевший вес писатель сказал: «Немагчыма, каб яўрэйскі хлапец з Пасадца, ды яшчэ і ешыботнік (ешибот или иешива - еврейская религиозная академия. - Ред.), быў пачынальнікам беларускай літаратуры, літаратурнай мовы». Заступались за память отца только старшие творцы - Колас, Крапива, Азгур...

Сначала семья жила у сестры Бядули - тети Рени (Ирины). Получить крохотную квартирку ей помогла вдова Купалы Владислава Францевна. Потом жили Плавники у Михася Климковича - одного из авторов нынешнего гимна.

Фото: Святослав ЗОРКИЙ

- Наконец Владислава Францевна выбила квартиру и нам. Мы поселились в доме №43 на нынешнем проспекте Независимости с магазином «Антиквар» внизу. У нас был 7-й этаж, без лифта, зато аж целых две комнаты! - вспоминает Ефим Самуилович. - Мы так отвыкли от комфорта, что не знали, зачем нам эта вторая комната. Но когда довоенные мамины знакомые, жены репрессированных писателей освобождались из лагерей, они шли к нам и жили в ней. Так, в 1945-м где-то 7 - 8 месяцев у нас жила вдова Изи Харика. Дина Зауловна ничего не знала о судьбе своей семьи, она спрашивала у мамы: «Маша, где мой муж и мои дети?» Мама знала, но не сказала. Харика расстреляли в 1937-м, а детей отдали в детдом. В начале войны его не успели эвакуировать из Минска, и Додик с Юликом стали жертвами нацистов - они выкачали из них всю кровь...

Жили вчерашние заключенные дома у семьи Бядули нелегально, а зарабатывать умудрялись стиркой, мойкой полов.

- А сами мы ходили в гости к Владиславе Францевне. Старшая сестра нечасто, а у меня в таких походах был свой интерес: дома у Купалихи было полно конфет и печенья! Так что я наедался сладостей до следующего приглашения, - смеется Ефим Самуилович. - А вот чего после войны было в достатке - так это книг классиков, подписных изданий. И хоть в школе я был в лучшем случае троечником, зато любил читать - и дома вместо подготовки домашнего задания, и на уроках, пряча книгу в парту. Когда у доски ничего не мог ответить на вопросы учителя, меня стыдили: «А еще сын классика!»

Фото: Святослав ЗОРКИЙ

Кстати, произведения отца Ефим Плавник стал раскрывать для себя с возрастом:

- Например, оценил поэзию отца, то, что его считают импрессионистом в слове. Помню, как мой приятель, студент-виолончелист Слава Мадорский сказал: «Ты знаешь, у твоего папаши очень музыкальные стихи. По построению это фуги, сонаты, вальсы...» Еще мне очень нравится первая книга «Язэп Крушынскі». Думаю, этот персонаж переплюнул Остапа Бендера: герой Бядули куда умнее.

Кстати, Ефим Плавник и сам пишет стихи, порой их печатают в прессе. Когда он работал ведущим разработчиком радиоприемников и акустических систем, телевизоров и коллеги прознали, что он сын Змитрака Бядули, стали просить сочинить поздравления к юбилеям близких.

- Для меня этот процесс сродни разгадыванию кроссворда. А когда сделаешь, потом на столе найдешь пирожное, - улыбается Ефим Самуилович. - По просьбе руководства я даже писал поздравления известным личностям - например, авиаконструктору Павлу Сухому. А вот отцу посвятить стихотворение так и не рискнул...

Фото: Святослав ЗОРКИЙ

«Об отце мало вспоминают из-за бытового антисемитизма»

Мы спросили сына классика, почему имя Бядули, который при жизни входил в число столпов нашей литературы, сегодня вспоминают разве что к юбилеям.

- В дни столетия со дня рождения отца завотделом культуры ЦК КПБ Иван Антонович задал тот же вопрос. В качестве объяснения его сотрудники привели несколько статей, где отец писал что-то против Ленина. Но все-таки более точно сказал народный поэт Нил Гилевич на научных чтениях к 115-летию отца: в том, что о Бядуле подзабыли, виноваты характерная литературным кругам зависть и бытовой антисемитизм. Так повелось с советских времен, когда так и не появился музей Бядули в Минске - экспозиция есть лишь в Уральске. Позже в школьный музей писателей-уроженцев Логойщины (а там и родной Посадец отца), Союз писателей и райком партии советовали не помещать в экспозицию стенд о Бядуле: «Ну, не наш чалавек, трохі не савецкі». Правда, там партработников ослушались. Еще был случай, когда дом, где отец с сестрами принимал Богдановича, перевезли на другое место. Там на него повесили новую мемориальную доску (старую якобы потеряли), и вышло, что в этом доме жил Максим Богданович, а Бядуля, к которому тот приехал, вроде и не жил.

Фото: Святослав ЗОРКИЙ

Змитрок Бядуля (1886 - 1941) родился в небогатой еврейской семье в деревне Посадец на Логойщине. Он был лидером того же сформировавшегося вокруг газеты «Наша Ніва» поколения, из которого вышли Янка Купала и Якуб Колас, оставался одной из ключевых фигур и в литературе довоенной Советской Беларуси. Среди самых известных произведений Бядули - повесть «Салавей», рассказы «Пяць лыжак заціркі», «Велікодныя яйкі», «На Каляды к сыну», сказка «Сярэбраная табакерка», роман «Язэп Крушынскі».