Дмитрий Крук: Получится ли у Беларуси слезть с нефтяной иглы?

Такое мнение в интервью «Ежедневнику» высказал эксперт Центра экономических исследований BEROC Дмитрий Крук.

– В пятницу, 21 февраля, Александр Лукашенко сообщил, что Беларусь и Россия достигли определенной договоренности по нефтяному вопросу. По словам президента, «Россия готова сохранить Беларуси финансовый уровень по нефти прошлого года». Ваше мнение: Москва действительно пошла на уступки и что может означать данное предложение Путина для Минска?

– Первая интерпретация вот этой договоренности между президентами достаточно разная. Но даже с этой оговоркой, действительно, возможно, что на текущий год какая-то взаимно приемлемая схема в нефтяном вопросе будет найдена.

Но, нужно понимать, что для Беларуси на повестке дня стоит не сколько вопрос 2020 года, сколько задача попытаться сохранить и обезопасить вообще всю схему нефтепереработки и ее роль для экономики. С этой позиции, даже символическая на первый взгляд «уступка», вот этот шаг Москвы пускай незначительно и улучшает условия на 2020 год, но, что более важно, он подчеркивает, что для России интерпретация договоренностей ЕАЭС далеко не безусловна. Это дает Минску возможность и дальше совершать какие-то шаги, чтобы вернуть приемлемые для себя условия. Говоря иными словами, бороться за то, чтобы интерпретировать соглашение 2014 года как то, что более низкая цена на нефть по отношению к мировой должна быть гарантирована Беларуси как следствие соглашений в ЕАЭС.

Будет ли это по факту, неизвестно, но, по крайней мере, определенную передышку это дает. Поэтому я более чем допускаю, что на этот год такой компромисс или назовем его промежуточный этап может быть приемлем для обеих сторон. Однако гораздо важнее, что из него будет следовать, какие выводы сделает для себя Беларусь, как будет вести себя в этих переговорах далее Россия.

– То есть пятничное нефтяное предложение от российской стороны ничего принципиально не меняет в нефтяном вопросе?

– Конечно, мы лишь видим, что российская интерпретация договора об ЕАЭС, как я уже говорил, не безоговорочна. Это важный аспект только с точки зрения переговорной силы. Но в финансовом плане и в перспективах нефтепереработки, к примеру, на 30 лет, это ничего не меняет, это лишь промежуточно несколько облегчит условия для 2020 года.

– В январе мы увидели спад ВВП почти на 2% на фоне сокращения нефтепереработки. Уже к концу подходит февраль. По вашим оценкам, Беларусь опять ждет спад ВВП?

– Падение ВВП в январе – это проявления нефтяного шока. Тем не менее непосредственно нефтепереработка и ее доля в ВВП не столь высока, менее 1%, но здесь очень важны отраслевые взаимосвязи. Нефтепереработка связана тем или иным образом с оптовой торговлей, с транспортной отраслью, нефтехимией, сельским хозяйством, и что важно, эти взаимосвязи разные. На оптовую торговлю и транспорт идет прямое воздействие, то есть, чем меньше переработают нефтезаводы, тем пропорционально это ложится на снижение выпуска в оптовой торговле и транспорте. В других отраслях взаимосвязи посложнее, там в конечном итоге все упирается в цену.

В том или ином виде, нефтепереработка затрагивает, я уже не раз называл эту цифру, примерно 8% ВВП. Это не означает, что на такую величину может просесть экономика, потому что какая-то часть этих бизнесов сможет оставаться конкурентоспособной даже при более высокой цене на топливо, а какая-то не сможет. Повторюсь, здесь очень важен вопрос цены и объема, важна определенность: по какой схеме мы готовы работать дальше по нефтеперерабатывающей отрасли.

Что же касается февраля, с большой вероятностью Беларусь также ждет спад ВВП, как это происходило в январе.

– Много говорится на высшем уровне о диверсификации поставок нефти, слезть с нефтяной иглы много раз призывал Всемирный банк и другие эксперты. Вопрос в том, получится ли и как это сделать?

– Это действительно очень существенный вопрос, и если такой долгосрочный выбор слезть «нефтяной иглы» будет сделан, важно это делать правильно, последовательно, чтобы не создать масштабный шок прямо сегодня.

Чтобы этот трюк проделать, на мой взгляд, сейчас для этого очень неплохие времена. Есть определенная подушка безопасности: правительство накопило в течение последних лет существенный объем средств на своих счетах, который мог бы быть использован.

– Как все это сделать без сильных потрясений?

– Первый шагом должен стать определенный политический ответ, какие условия мы принимаем, а какие нет. Дальше, если мы понимаем, что нефтепереработка и экспорт при новых мировых ценах становятся для нас нерентабельными, должно последовать четкое заявление, что мы снижаем объемы нефтепереработки для осуществления экспорта.

Что в свою очередь дает четкий сигнал транспортной отрасли и оптовой торговле, что для них этот бизнес масштабно сужается и им надо срочно его сейчас переориентировать. В этом случае, чтобы сократить радикальные и резкие последствия для выпуска, возможно, необходимо принять временные транзитивные меры по поддержке этих отраслей.

– Возможен какой-то переходный период?

– Если будет принято принципиальное политическое решение, я гипотетически сейчас говорю, что мы снижаем масштабы экспорта нефтепродуктов, то воплощать в жизнь можно это решение постепенно, в той или иной форме субсидируя нефтепереработку. При этом давая четкий сигнал логистике и оптовой торговле, что за время переходного периода, который будет длиться столько и столько, они должны будут найти альтернативы своим традиционным видам деятельности.

Второе, домашним хозяйствам и всем тем отраслям, у которых доля затрат на топливо высока (это сельское хозяйство, строительство и т.д.), нужно довести, что по истечении какого-то периода, допустим трехлетнего, они получают рыночные цены на топливо. При этом в течение этого переходного периода им будет обеспечиваться плавное повышение этих цен с тем условием, что они концентрируются на том, как в будущем планируют адаптироваться к новой рыночной среде: как будут снижать издержки, искать новые рынки и т.д.

То есть правительство может сделать это повышение цен постепенным, в том или ином виде субсидируя нефтепереработку на этом переходном этапе.

При этом понятно, что это все сглаживающие меры. Мы не можем говорить о том, что вообще никаких последствий не будет, вопрос состоит только в том, чтобы их минимизировать.

– Если резюмировать, какие нас ждут перспективы, в том числе, с точки зрения роста белорусской экономики?

– Самый значимый шаг для нас сегодня, который может быть принят, – это некое принципиальное политическое решение, касающееся того, как и что будет дальше будет происходить в секторе нефтепереработки. По сути, оно будет стартовым импульсом к дальнейшему сценарию развития событий.

А диапазон этих сценариев широк. К примеру, это может быть и полноценный экономический спад, если ничего не делать и только импортировать нефть в минимальных объемах для внутреннего пользования.

Что касаемо этого года, если будет такой переходный период, о котором я говорил, то в принципе по итогам 2020 года реально выйти по ВВП на уровень около 0%, возможно с каким-то мизерным плюсом.

Как я понимаю, вплоть до недавнего времени, примерно до конца января, власти все еще пытались вернуть статус-кво 2017-18 годов назад, отыграть все политическими договоренностями. Поэтому при самом оптимистичном сценарии, на мой взгляд, ВВП по итогам года может составить до 2%. Однако, это произойдет в том случае, если возобновится вся нефтепереработка, если в ней удастся отыграть и компенсировать все потери января-февраля. Повторюсь, все сейчас упирается в нефть, это важная точка отсчета.