Зачем самодержавной козе конституционный баян?

О России будущего.

Главным вопросом перед вторыми чтениями по поправкам к Конституции остается вопрос — зачем? Зачем власти, политическим идеалом которой практически открыто признается самодержавие, нужен этот конституционный баян с ритуальными песнями и плясками? Известный герой Юлиана Семенова говорил, что больше всего людей пугает то, чего они не понимают. Как справедливо сказала Тамара Морщакова, во всей этой конституционной истории более всего напрягает видимая «безмотивность». Как с точки зрения продекламированных и даже предполагаемых целей, так и с точки зрения выбранного политического момента, вся затея с конституционным блицкригом выглядит иррациональной. И это, по сути, и есть единственный главный вопрос. Как заметил Рокфеллер, объяснить можно все, кроме первого миллиона. Так и в нашем случае объяснить можно каждую поправку в отдельности, кроме всей затеи в целом.

Процессуальная экономия. Об иррациональности этой конституционной реформы можно рассуждать бесконечно. Но в конечном счете можно сказать, что ни одна из версий того, почему эту реформу нужно было затевать именно сейчас, не проходит тест на «процессуальную экономию» (как сказали бы юристы). То есть любую из заявленных или предполагаемых целей можно было бы теоретически достигнуть проще и с меньшими политическими издержками, не проводя эту реформу. Поясню это на самом актуальном с точки зрения либерально настроенной общественности примере. Если целью Путина является легитимизация шестого (пятого — для тех, кто верит в легитимность «конституционной рокировки» с Медведевым) срока президентства, то для этого не надо сначала убирать из Конституции слово «подряд», а потом изобретать сверхсложные схемы решения проблемы. Это какой-то конституционный мазохизм, в котором Кремль раньше замечен не был. Тут все-таки скрыто что-то другое, о чем можно только догадываться.

Угадай мелодию. По сути, всем нам предложено сыграть в игру «Угадай мелодию», когда по нескольким наигранным нотам надо представить, что собирается исполнить сводный кремлевский духовой оркестр — конституционную симфонию или шлягер. При этом в такой игре все равны. Эксперты имеют такие же шансы, что и любители. Это как с игрой на бирже — через какое-то время выяснится, что лучшим инвестором был ребенок, покупавший «фишки» в рандомном порядке. То есть на данный момент попытка понять замысел Кремля превращается в нечто вроде спортивного состязания. С этими ограничениями я готов в нем поучаствовать.

Разорванная открытка. В чем суть задачки, которую надо решить? У меня нет ни малейших сомнений в том, что и сам Путин, и его администрация прекрасно понимают, что делают, имеют рациональный план и четко ему следуют. Но мы получили пока возможность увидеть лишь часть этого плана, причем — не главную. Это похоже на разорванную открытку. Обществу предъявили одну половинку ее, на которой изображен кусок бессмысленного конституционного текста. Чтобы расшифровать криптограмму, надо увидеть вторую часть открытки, а ее нет. То есть, все усилия сегодня должны быть сконцентрированы вокруг того, как по доступной нам части рисунка восстановить недостающую часть, и таким образом — весь рисунок.

Нелинейное решение. Какой метод решения выбрать? Эту задачу (восстановление рисунка) можно пытаться решить как линейную и как нелинейную. Под линейным решением я понимаю такое решение, которое укладывается в рамки теории рационального выбора и исключает психологический, и даже шире — субъективный фактор. Иными словами, при линейном подходе разгадка должна быть получена в рамках политтехнологического дискурса. Я выскажу осторожное предположение, что линейного решения у этой проблемы нет и что решение находится в области метафизической. Иными словами, для того, чтобы восстановить недостающий текст, нам потребуется объемная, многофакторная модель, которая включает в себя психологизм как необходимую составляющую. Конечно, это тут же делает решение менее однозначным, более вероятностным и многовариантным.

Допущение недопустимого. Объемная модель предполагает возможность делать некоторые допущения, которые в рамках теории рационального выбора либо кажутся недопустимыми, либо игнорируются, как неверифицируемые (не проверяемые точными методами). Главное из таких допущений состоит в том, что Путин может сам не хотеть быть президентом после 2024 года. Здесь я поддержу Станислава Белковского, который давно и настойчиво высказывает эту мысль. Это допущение всеми отвергается по двум основаниям — объективному и субъективному. С одной стороны, мы понимаем, что Путин просто не может позволить себе выпустить власть из своих рук, с другой — из его поведения по умолчанию, как говорят юристы, следует, что он вроде бы и не собирается выпускать власть из своих рук. Но здесь есть одна логическая погрешность. Мы считаем, что в России нельзя оставить высший пост и не потерять в достаточно короткие сроки власть. И, может быть, мы даже правы. Но проблема в том, что Путин может так не считать. Вполне возможно, что он сильно заблуждается на сей счет, но мы не можем отказать ему в праве заблуждаться.

Постмодернистская опричнина. Не то чтобы история когда-нибудь чему-нибудь учила, но все-таки имеющийся опыт услужливо подсказывает, что в России бывали периоды, когда самодержавная власть находилась в руках человека, который формально либо не занимал никаких государственных постов, либо занимал второстепенный государственный пост. Первое, что приходит на ум, — это опыт правления Ивана Грозного при царе Симеоне Бекбулатовиче. Второй пример — это череда большевистских генсеков, которые иногда правили страной, оставаясь только партийными вождями, как Брежнев при Подгорном и Косыгине. Общим для всех этих ситуаций является наличие механизма внутренней внеинституциональной власти, по-русски — опричнины. Мое впечатление состоит в том, что именно опыт опричнины в самом широком политическом смысле этого слова как раз и вдохновляет сегодня Путина. Это то, к чему он давно стремится, просто настал срок «засветить» проект. Другое дело, что, как и все у Путина, это опричнина будет постмодернистской или, как модно стало сегодня выражаться — гибридной.

Путин от нас устал. Сейчас модным мемом стало говорить, что Путин всем надоел, что якобы все от него устали. Я не берусь судить о том, насколько этот тезис соответствует действительности, насколько его ценность велика за рамками оппозиционной пропаганды. Но я могу предположить, что имеет право на существование и обратный тезис — о том, что мы все не в меньшей степени надоели Путину, что он за двадцать лет элементарно устал от президентской рутины. Ему перестало это быть интересно — это вполне естественная психологическая реакция для человека, который двадцать лет занят одним и тем же. Однако из этого почему-то очень часто делают неправильный вывод, что Путин, устав, стремиться к меньшему — к покою. Это возможно, но так же возможно и иное: он может хотеть большего. Большего, чем президентство.

Хочу быть владычицей морскою. Может ли быть что-то большее, чем президент? Да легко — Аятолла, Дэн Сяопин, Ататюрк, Ленин, на худой конец. Иными словами — отец нации, но не «институализированный» как Туркменбаши, а реальный, опирающийся на беспрекословный авторитет внутри правящей стаи. Путин может хотеть стать магистром очередного ордена, правящего Россией вне всяких формальных, правовых ограничений, независимо ни от каких институций, ни от каких должностей, ни от каких сроков. Он, как известная героиня пушкинской сказки, мечтает о том, чтоб быть владычицей морскою, жить не в затхлом Кремле, а в океане-море (например, на хорошей яхте какого-нибудь Абрамовича), и чтоб «президент-Золотая рыбка» был у него на посылках. Вы можете считать это нереальным, но Путин может с вами не согласиться. Мы не можем отказать ему в желании иметь амбиции.

Партия сицилийского типа. Итак, допустим, Путин стремится не к уменьшению, а к усилению своей персональной власти, причем он готов выйти в этом стремлении за то, что мы по каким-то причинам привыкли считать красными линиями, и хочет сделать свою власть над обществом полностью независимой от каких-либо институциональных ограничений как во времени, так и в пространстве. Каким образом, чисто теоретически, он мог бы этого достичь? Для этого, на самом деле, надо не так много — ему всего лишь надо получить в свое распоряжение дисциплинированную, выстроенную строго иерархически как мафиозная структура партию. Грубо говоря, воссоздать КПСС для нашего времени. Я не берусь обсуждать, реалистично это или нет. Я только хочу зафиксировать мысль: для того, чтобы сосредоточить в своих руках более значимую власть, чем та, которую он имеет сегодня, и при этом получить институциональную свободу, Путину необходимо создать полностью управляемую, хорошо организованную и эффективную партию, встроенную в существующую модель государственного устройства, которую он возглавит.

На пути к партийному правительству. Если принять всю эту цепочку абсолютно субъективных и «беспочвенных» допущений, то дорожная карта, отпечатанная на недоступной для нас пока половине открытки, могла бы выглядеть следующим образом. Вслед за «апрельскими конституционными тезисами» должен грянуть «майский партийный гром» — глубокая и душераздирающая реформа той фиктивной политической организации, которую в России по недоумению называют правящей партией. Новой структуре могут оставить прежнее название, а могут поменять и его. За основу могут взять инфраструктуру ЕР, или ОНФ, а могут разогнать и тех, и других. Реальное ядро партийного аппарата могут составить из сотрудников администрации президента, которые дружными рядами перейдут на работу в новоявленный ЦК. Появление этого монструозного псевдопартийного образования постараются прикрыть фиговым листком мелких партий разного толка, которыми в Думе заместят жирных и бесполезных сурковских котов (ЛДПР, СР и отчасти КПРФ). Дальше надо будет на одном дыхании провести выборы, не дав обществу опомнится — для этого в конституционный проект закладывается так много социальной шелухи. И, если все пройдет гладко и «новая КПСС» получит в Думе прочное большинство, то Кремль с легким сердцем сможет достроить новую политическую систему, перейдя к партийному принципу формирования органов власти сверху донизу, от федерального правительства до самого захудалого муниципалитета. Путин будет руководить этой махиной в качестве лидера партии, имея на всякий случай страховочную институциональную привязку в виде должности пожизненного руководителя Госсовета. А президентом может быть, кто угодно, да хоть бы и Медведев, или Мишустин, если хорошо себя проявит. Путину тогда будет не до этого, потому что он будет выше этого.

Резервный план. Конечно, все это выглядит как грандиозная утопия. Но зато она вписывается в параметры предложенной новой конституционной конфигурации и хоть как-то объясняет, зачем нужен этот конституционный баян — вопрос, который изначально был обозначен как ключевой. Но, что интересно, если этот план рухнет, то ничего особенного не случится: Путин просто останется до смерти рабом, прикованным к своей ненавистной галере. Тогда в той или иной форме, как резервный, сработает сценарий Пионтковского-Венедиктова: нам объяснят, что у нас совсем другая, гораздо лучшая, чем нам казалось, Конституция и поэтому Путин, как и любой другой гражданин, проживший в России более 25 лет, имеет право еще на два срока по шесть лет. И все по закону.

Фаршированная конституция. Что, собственно, будет в итоге с Конституцией? Лучше всего это можно объяснить при помощи старого еврейского анекдота про пропавшие ложки. Ложки (место для Путина) найдется, а конституционный осадочек останется. Что же в этом осадке? По итогу всей этой операции Конституция будет выпотрошена. Это будет конституционная фаршированная рыба, из которой вытащили скелет, оставили шкуру, и все свободное пространство набили мелконаструганным конституционным мусором. Такая конституция — как лайковая перчатка: ее можно будет надеть на любую мохнатую руку. Это конституционный переворот, но это весьма специфичный конституционный переворот — он является не целью, а побочным эффектом политической спецоперации по трансформации Путина в вождя нации.

Владимир Пастухов, «МБХ-медиа»