Белоруска рассказала, как продавала белорусские продукты на рынке в Смоленске

Челнок-2020.

Мясо-молочные войны Беларуси и России длятся уже много лет. Россельхознадзор банит наши предприятия не реже, чем дорожает топливо на отечественных заправках. И так же регулярно отменяет запреты. Но одно остается неизменным: россияне любят все, что «зроблена ў Беларусі». Соседские производители понимают эту слабость и порой лепят на свои продукты одноименную наклейку на красно-зеленом фоне. Нередко с ошибками, но кто будет разбираться? В начале 2010-х в близком к нашей границе Смоленске полным ходом шла торговля белорусскими товарами — челноки возили ее набитыми под завязку клетчатыми баулами. На старте нового десятилетия журналист onliner.by попробовала повторить опыт типичных (пере)продавцов из недалекого прошлого и повезла на смоленский рынок рюкзак белорусской молочки, колбас, шоколадок и (эксперимента ради) немножко евросоюзовской санкционки.

Раннее утро, покупки, дорога в Россию

Доля торговца нелегка, и начинается все с раннего подъема. Ленивое воскресенье, но в пять утра звонит будильник: зовут долгая дорога с пересадками и бесконечный холодный день. Как честный продавец, стараюсь везти в Смоленск свежие продукты, поэтому покупаю их по пути на железнодорожный вокзал. Схема простая как пять копеек: иду в ближайший супермаркет, загружаю рюкзак и сохраняю чек, чтобы перевести цены в российские рубли и добавить микронаценку на уже нацененный товар (хочется окупить хоть половину проезда!).

Набор продуктов незамысловат: все, чем может гордиться белорусский производитель в России. Но такой комплект в шесть утра озадачивает любого кассира. Беру три бутылки молока от разных отечественных производителей, две упаковки твердого сыра, литровик жирненького кефира, два греческих питьевых йогурта, две палки сыровяленой колбасы и четыре коммунаровские шоколадки (пару «Аленок» и две «Беловежские пущи»). Ради фана хватаю с прилавка две упаковки белорусского сахара: в России он гораздо дешевле, но раз уж экспериментировать, то во все тяжкие. Заталкиваю в рюкзак три красных испанских перца и брусок литовского «Джюгаса» — коварный санкционщик в пути, готовьтесь, бульдозеры Россельхознадзора! На кассе завершаю свой шопинг пятью пачками дешевых сигарет «Минск» — выбирала по названию, чтобы сразу понимали, чей продукт.

Рюкзак доверху забит гордостями белорусского пищепрома. Хотя я и выгляжу как любой персонаж репинской картины «Бурлаки на Волге», патриот внутри меня ликует. «Накормлю россиян настоящими продуктами!» — восторженно визжит он, а я бегу на вокзал — затраты и наценки посчитаю в поезде.

В 6:45 быстренький Stadler отправляется из Минска в Оршу. Оттуда в Смоленск можно попасть на электричке с пересадкой, международным поездом или автобусом. Самый дешевый вариант пропускаю: Stadler пришел позже обещанного, и электричка уехала перед моими глазами. Покупаю билет в плацкарт Брест — Москва и за 33 рубля располагаюсь со своей нелегкой ношей на боковушке возле туалета. Одни пассажиры мирно спят, другие снуют туда-сюда по вагону — умываются и причесываются перед Смоленском. Кстати, паспорт и ручную кладь за время пути из Беларуси в Россию никто не проверяет.

За час пути подбиваю расходы и перевожу их в российские рубли. Всего за «набор челнока» я отдала 63,35 белорусского или почти 2000 российских рублей. Как человек без предпринимательской жилки и умения получать выгоду, добавляю к цене каждого товара от 10 до 50 соседских рублей. Записываю все в блокнотик, чтобы не спутаться.

«Смоленск», — объявляет проводница.

Вокзал, рынок, торговля

Город-герой с населением более 300 тыс. человек встречает сиротливо: активного движения на вокзале нет. Слякоть, воскресенье, конец зимы — видимо, Смоленск сейчас в спячке. Кажется, что я снова вышла в Орше, но старательно выведенная надпись на здании вокзала это отрицает. Захожу внутрь, чтобы спросить у местных, где их легендарный рынок, а на входе — проверка с металлоискателем.

«И рюкзак откройте», — говорит полицейский, а мое сердце устремляется в пятки. Все, думаю, повалятся вопросы, куда я с таким набором. «Проходите», — продолжает он, даже не заглянув внутрь. Выдыхаю.

«А где ваш рынок находится?» — спрашиваю у прохожих. Они любезно указывают дорогу, а я по пути пытаюсь словить первое впечатление от города.

Рыночная площадь «Заднепровского» с первого взгляда пестрит палатками и посетителями. Здесь продают смоленские New Balance и Columbia, легендарные клетчатые сумки и всякую мелочовку. Лабиринтами пытаюсь найти продавцов еды и местечко под свой торговый прорыв поближе к ним. Местный рынок все-таки намекает, что в мире 2020-е и сегодня все можно купить в один клик: минимум треть палаток здесь позабыты и позаброшены, свободных мест для торговли пенсионеров завались.

— А вы здесь платите за места или просто стоите? — спрашиваю у бабули с добрым лицом, которая торгует какими-то домашними специями.

— Ну, это для пенсионеров выделяют, — неохотно отвечает она, потеряв во мне своего клиента.

— А можно, я с вами рядом поторгую? Мне для эксперимента, — честно признаюсь я. Бабуля соглашается, не обратив внимания на мои последние слова. Через пять минут она уже по-свойски называет меня соседкой.

Мое рабочее место сегодня — холодный, пыльный и очень длинный деревянный прилавок. Напротив меня тучная и измученная жизнью россиянка с каменным лицом на пол-окошка продает огромные бутылки подсолнечного масла на розлив, сыры, творог и прочую сельхозпродукцию. Я осторожно и педантично выкладываю в ровный рядок свои товары и боюсь, что создаю этой женщине конкуренцию. Но за все время (а это около полутора часов) ее лицо ни разу не сменило равнодушного выражения.

«Белорусское молоко, сыры, колбаса!» — начинаю я свою торговлю и широко улыбаюсь — не столько чтобы вызвать доверие, сколько от всей нелепости моего положения здесь. Кажется, среди матерых продавцов я выгляжу утенком, который только учится летать. Но уже спустя минут десять я рекламирую свои продукты так, будто ничем другим до этого в жизни не занималась.

— Никто уже не ходит сюда, это надо на «беговую» идти, — говорит моя соседка со специями. — Сюда только за фруктами забегают иногда.

Не понимаю, что за «беговая», объяснения бабули не помогают. Дальше она рассказывает мне, как было раньше: зеленее, денежнее и движовее. Соглашаюсь с ней и продолжаю скандировать свои рекламные лозунги. Смоленчане равнодушно шагают мимо — так проходит около получаса. Потом возле меня появляется еще один сосед — дедушка с вареньями и чем-то еще.

«О-о-о, это ты точно продашь!» — ободряет меня он. Я воодушевляюсь и еще радостнее кричу: «Покупайте белорусское молоко, сыры и йогурты!»

Наконец-то ко мне подходит первый потенциальный клиент — женщина пенсионного возраста. Спрашивает, сколько хочу за литр молока. Говорю, 70 рублей. Она морщится и уходит. Мысленно снижаю ценник до 60 — это столько же, за сколько я купила продукт в магазине. Позже на мои возгласы отзывается еще одна женщина — интересуется сливочным сыром. 130 рублей. Уходит. Следующая заглядывает с клетчатым баулом и пытается сделать из меня покупателя: предлагает какую-то одежду. Вежливо отказываюсь. Безынициативно спрашивает цену на молоко. Называю 60 рублей. Желает удачи.

«Господи, да почем же у вас в магазинах продают?!» — про себя возмущаюсь, но продолжаю улыбаться. В среднем на мои зазывания реагирует один человек за 20 минут. Так бесполезно и проходит около полутора часов жизни одной среднестатистической белоруски. Дед по соседству тоже начинает советовать ту самую «беговую». Говорит, там торгует много «наших», отправляет посмотреть и обещает охранять мой товар.

Иду по наводке коллеги — с продуктами питания на открытом рынке никого. Да и белорусских товаров не видно. Возвращаюсь на свое место и планирую еще попытать удачу здесь.

— А кто вам разрешает на улице торговать молоком? У нас молоком торгуют на крытом рынке, с анализами! Я же не знаю, где вы это молоко взяли! — внезапно возникает какая-то женщина и эмоционально реагирует на мой белорусский набор.

— В магазине купила, есть чек, — спокойно отвечаю я.

— Нет, закрывайте ваш «магазин». Во-первых, это пенсионный ряд. Во-вторых, я не знаю, где вы это брали, закрывайте.

— Я могу вам чек показать.

— Мне не надо чек, я вам еще раз говорю: у нас люди стоят с ИП, а не то что я купила в магазине и встала продала, — на просьбу представиться она реагирует неприязненно. — Я вообще даже разговаривать с вами не буду!

Женщина устремляется в каморку охраны, соседний дедушка добродушно шепчет, что лучше мне все прятать и уходить. Я начинаю запихивать свои продукты обратно в рюкзак, подходит охранник. Улыбаюсь и говорю ему, что провожу журналистский эксперимент.

— У нас каждое место платное, — сухо отвечает мужчина в форме. — Давайте забирайте.

Охранник и неизвестная женщина терпеливо выжидают, когда я исчезну из их поля зрения, а дед понимающе смотрит на меня и настойчиво советует не сдаваться и просто пойти в другое место. В знак благодарности дарю ему белорусский сыр и уматываю.

Изгнание, продажа исподтишка, удача

Обиженная, но не сломленная, иду в поисках нового местечка, чтобы не попасться на глаза охранникам и другим неравнодушным к моему однодневному промыслу людям. Двигаюсь поближе к крытому рынку, где продавцы торгуют проверенной сельхозпродукцией, чтобы перехватить у них покупателей. Но на входе камера и торговцы, которые постоянно выходят курить. «Опасно», — размышляю я и захожу в здание: прицениться и посмотреть, что предлагают конкуренты.

«Заднепровский» на первый взгляд напоминает «Комаровку». Но проходишь дальше и понимаешь: наверное, это «Комаровка» времен СССР. Старые весы с гирями, окрашенные в серый цвет. Запах ветхости и свиных разрубов. Сгущенка на розлив и развесной творог.

Практически на каждом прилавке здесь продают белорусский кефир, творог и молоко. Цена за литр последнего — 65 рублей. «А у меня за 60 не хотели покупать!» — в сердцах думаю я и отправляюсь дальше искать себе точку для безопасной торговли.

В коротких блужданиях нахожу место, откуда покупатели стартуют на рынок, — автобусную остановку. Становлюсь на пятачке возле какого-то медцентра. С одной стороны — остановка, с другой — начало рынка с продавцами кошек и собак. Чувствую себя барыгой, но приходится вертеться: не доставая продукты из рюкзака, просто подхожу к смоленчанам и предлагаю им белорусское молоко. Люди морщат лица и смотрят на меня так, будто я виновница всех их жизненных невзгод. После нескольких попыток снижаю ценник до минимума — литр молока за 50 рублей. Это меньше, чем я отдала за него в Беларуси. Заявлять об остальных товарах (особенно сахаре, который в России гораздо дешевле) уже не поворачивается язык.

«Белорусское молоко за 50 рублей!» Мимо проходит равнодушная бабуля, но есть в ее взгляде искорка любви к нашей продукции, нутром чувствую. Поэтому добавляю: «Свежее, вкусненькое!»

— Пятьдесят за пакет? — спрашивает она.

— За бутылку, за литр, — говорю я и внутренне ликую. Бабуля достает купюру, а я — товар. Заодно спрашиваю у нее, почему люди не хотят брать наш продукт.

— Теперь уже все белорусское у нас в магазинах есть… Вот раньше, конечно, скупали, — вспоминает она.

— А когда раньше?

— Да ты еще пешком под стол ходила! — смеется она и желает мне удачи в продажах.

Еще с полчаса стою на холоде, еле чувствую руки и нос, но объявляю о наличии дешевых белорусских продуктов. Ко мне подходит лишь всем известного типажа женщина, которая сразу спрашивает время, а потом гадает. Пытается вытянуть из меня деньги, но я свой 50-рублевый трофей отдавать ей не собираюсь. Вдруг подходит строгий мужчина и берет меня под руку.

— Берите рюкзак свой и пошли со мной!

Ну все, думаю, засекли с сомнительной торговлей и сейчас накажут, но нет. Оказывается, мужчина просто спас меня от навязчивой дамы.

— Идите подальше от них, а то все заберут! Я только что в кафе ел, так они сидят и прямо в рот смотрят — уходите туда, где больше людей!

Уныние, пачка чипсов, обратный путь

Измученная холодом и расстроенная своим промыслом, иду в гипермаркет: посмотреть, что можно купить на мою сегодняшнюю зарплату. По пути размышляю о трех вещах.

Во-первых, продавец — худшая на свете профессия. Походит только для людей со стальной душой. Унижаешься, предлагаешь и расхваливаешь свой товар, а в ответ — злые взгляды: мол, тебя еще здесь не хватало, отвали.

Во-вторых, классический рынок себя изжил. Хотя в России и любят «купляць беларускае» (о чем свидетельствует каждая третья вывеска на смоленских прилавках), но на открытом рынке и непонятно от кого, без ветконтроля и прочих гарантий качества не возьмут.

В-третьих, сейчас не самый пиковый момент в мясо-молочных войнах. Возможно, во время их эскалации россияне забьют на сертификаты и будут сметать белорусское где угодно.

С этими мыслями захожу в местный гипермаркет и ищу, что бы купить на заработанную пятидесятку. Смотрю на акционные чипсы Lay’s — пачка стоит ровненько мою выручку. Подхожу на кассу.

«56 рублей», — говорит кассир. Оказывается, акционная цена работает только с дисконтной картой. Покупаю по безналу, а 50 российских рублей оставляю себе на память.

Практически с таким же рюкзаком, промерзшая и в «позе бурлака», шагаю к пяти вечера на смоленский вокзал. «Потребитель, а не предприниматель», — мысленно смиряюсь со своей участью. Дарю случайным детям непроданные шоколадки, сажусь в электричку до Орши и грызу свой сыр.