Полковник Свободной сирийской армии: Турция полностью разбила миф про «силу русского оружия»
Репортаж с дымящейся границы.
Антакья, или по-турецки Хатай — это турецкая провинция, непосредственно граничащая с сирийским Идлибом. До нее от Стамбула — полтора часа лета. Если ехать от Антальи, возлюбленной российскими туристами, то это где-то 500 километров. С началом военной операции «Весенний щит» Антакья стала перевалочным пунктом турецких вооруженных сил. И не факт, что перестанет им быть после переговоров между Владимиром Путиным и Реджепом Эрдоганом, пишет корреспондент «Новой газеты» Вадих Эль-Хайек.
Война на пороге
У турецко-сирийской границы в эти дни многолюдно. Стоят несколько машин со спутниковыми тарелками — журналисты со всего мира держат руку на пульсе военной операции. Турки — те вообще вещают круглосуточно, в каждый новостной блок дают прямое включение. Все турецкие телеканалы в верхнем правом углу экрана в эти дни поставили государственный флаг — это знак солидарности с военными, которые воевали и погибли в Сирии. С теми, кто и сейчас там воюет.
Там, за блокпостами, буквально через несколько километров, земля за последние недели пропиталась кровью.
Поначалу нам удавалось доехать на машине непосредственно до границы, но в день, предшествующий переговорам в Москве, нас остановили на дальнем КПП. Попросили оставить машину, чтобы не мешала проходу тяжелой военной техники.
Также через пропускной пункт один за другим проходят грузовики. Половина из них с турецкими номерами, а вторая половина — с сирийскими, в основном из Алеппо. Эти грузовики в открытых кузовах везут мешки с цементом, с мукой, огромные емкости с пшеницей. Есть и закрытые.
Из Сирии в Турцию идут уже пустые грузовики и — люди, по 5–10 человек каждый час. Не очень много, нет той апокалиптической картинки, какую показывают в новостях, когда рассказывают о массовом исходе сирийских беженцев в связи с конфликтом. Эти люди несут на спинах, на головах чемоданы. Это либо пары, либо одиночки. Детей среди них нет.
«Торговля с войной не прекращается», — смеется таксист, который, очевидно, ждет, когда его пассажиры перейдут границу с Сирией.
В Антакье официально живет 1 миллион 200 тысяч человек, из них порядка 350 тысяч — беженцы. По ту сторону турецко-сирийской границы разбит огромный лагерь, в нем проживает, по разным данным, от 700 до 950 тысяч сирийских беженцев, они сидят в своих палатках и в сторону границы даже не рыпаются. Те, кто в эти дни пересекает границу Хатая, — торговцы. Люди, у которых все в порядке с документами и которые давным-давно живут в Турции, а в Сирию ездят, чтобы продавать там товары первой необходимости и еду. Некоторые держат там хозяйство, за которым ухаживают оставшиеся земляки. И толпы, которые ныне штурмуют европейские границы, — это в основном прежние беженцы, которые годами жили в Турции. Но теперь в одночасье эта страна утратила для них привлекательность, а Турция, получавшая от Европы миллиарды евро за сдерживание беженских потоков, вдруг объявила, что не в силах остановить людей, бегущих из Идлиба. Но правда в том, что последняя боевая операция не породила нового потока беженцев, а просто создала фундамент для ловкой манипуляции.
Никого не интересуют беженцы, всех интересует, как их можно использовать в своей политической игре.
Для большинства турок гибель турецких солдат — это как пробуждение из глубокого спокойного сна. Все, дружок, сон закончился, очнись. Люди как будто только что поняли, что война в Сирии — это что-то настоящее, это не фильм, который показывают по телевидению, не какой-то далекий, недосягаемый край. Нет. Война — это почти дома. Это то, что может убить соседского парня или даже твоего сына.
Похороны погибших в Сирии солдат во многих регионах Турции превратились в массовые манифестации, на которых совершенно отчетливо звучали антироссийские лозунги. Не Сирия, а поддерживающая режим Асада Россия воспринимается народом как главная сила, противостоящая Турции и ее союзникам в Идлибе.
Некоторые погибшие турецкие солдаты были родом отсюда, из Антакьи. И Антакья, не сговариваясь, погрузилась в траур. Там, где раньше были пестрые базары, где играли уличные музыканты, где гуляли туристы и влюбленные пары, сейчас пустота и тишина. Хозяева мелких лавочек, которые торгуют фруктами и какой-то снедью, сидят и смотрят новости.
Кареглазая девушка, которая подписывала мою аккредитацию, улыбнулась, когда узнала, что я из Ливана. А когда прочла, что я представляю российское издание, в один миг перестала улыбаться. Я пытался объяснить ей, что «Новая» — независимая газета, что она пишет правду, что она во многом не согласна с руководством страны. Но девушка все так же, не улыбаясь, спросила меня: «А разве в России бывают независимые СМИ?»
Когда я снимал в городе, зацепился языками с интеллигентным и, видимо, хорошо образованным мужчиной. Он слышал даже про последний скандал с российским каналом Russia Today, на сотрудников которого на прошлой неделе напали неизвестные. «Я не оправдываю нападавших, но это просто обидно! Если российские СМИ действительно хотят показывать все как оно есть, то как можно говорить вашему зрителю, что Хатай — это часть Сирии? — возмущался мой собеседник. — Как бы в России посмотрели на турецких журналистов, которые стали бы рассказывать, что Крым принадлежит Украине?»
Подвиг летчика Филипова
Непростая задача, стоявшая весь последний месяц перед Эрдоганом, — с одной стороны, консолидировать общество по вопросу Идлиба, а с другой — в условиях, когда интересы России и Турции вошли в клинч, сделать так, чтобы в турецком обществе не разгоралась антироссийская риторика. Российский рынок, как и российский турист, дорог экономике Турции, да и мало ли что…
Российско-турецким отношениям не впервой переживать серьезные испытания. Даже далекий от международной политики среднестатистический житель России наверняка помнит серьезнейшее обострение в 2015-м: в тот год в России подорожали помидоры из-за запрета турецкого экспорта, а еще российское руководство не пустило своих граждан на турецкие курорты. Все случилось из-за того, что турецкий F-16 сбил российский самолет Су-24М — якобы тот пересек воздушное пространство Турции. Год спустя случилось убийство российского посла Карлова, а в 2018-м над границей Сирии и Турции террористы сбили штурмовик Су-25. Катапультировавшийся летчик Роман Филипов попал в окружение и подорвал себя. Россия объявила в международный розыск и даже заочно арестовала двоих причастных к его гибели боевиков, но дальше расследование не двинулось.
В один из вечеров, когда я работал в Антакье, мой фиксер сказал, что со мной хотят увидеться те самые люди, которые в России проходят подозреваемыми в убийстве летчика Филипова. Мы поехали к ним той же ночью.
Я не мог видеть, куда мы едем, — по условиям встречи у меня были завязаны глаза. Но что я точно понял, мы проехали несколько КПП, на подъездах к ним я снимал повязку. Я видел, что на каждом из этих КПП дежурит с десяток человек: дорожная полиция, жандармерия, люди в штатском — видимо, спецслужбы. Когда мы достигли нашей точки, по ландшафту я догадался, что деревня, куда мы приехали, — буквально на границе.
Мы встречались в офисе сирийского туркменского совета. При входе в офис на стенах я увидел множество портретов погибших в Сирии бойцов-туркоманов. Справа от входа был большой кабинет, там сидел человек, которого я узнал по фотографиям, опубликованным в российских СМИ. Это был Тарек Сохта, один из обвиняемых в убийстве летчика. Я увидел, что на его правой руке нет пальцев.
У меня возникли сомнения: как человек без пальцев мог стрелять в пилота?
Принесли густо заваренный черный турецкий чай в маленьких стаканах. Мы обсудили боевые действия в Идлибе, вообще весь ход сирийской кампании. Сохта рассказал свою историю, типичную для мужчин его народа: когда в Сирии началась революция, он сразу оказался в оппозиции, потом, когда сложилось вооруженное сопротивление, он начал воевать, стал командиром батальона туркменов. Я спросил его: «Как же так, ведь у вас нет пальцев на правой руке?» — «Для того, чтобы стрелять из Калашникова, нужны пальцы только одной руки, не обязательно правой», — ответил он мне.
Снова налили чаю. Тарек начал мне рассказывать про тот день: «Я действительно был в Сирии, в том же районе. Но я был в двух километрах от того места, где был убит пилот. Я туда только часа через два прибыл, через знакомых увидел видео и узнал, что произошло». Пока мы говорили, в двери постучали. Как я потом понял, это был второй заочно арестованный Басманным судом человек, двоюродный брат Тарека — Амер. Они оба показали мне свои документы: я не мог рассчитывать просто на личное сходство, должен был удостовериться, что говорю именно с теми людьми. Я сфотографировал эти документы. Выяснилось, что Басманный суд был не прав: у Тарека нет турецкого гражданства, как предполагал суд. Но оно есть у Амера, его брата.
Тарек попросил меня передать в Россию его слова: он невиновен. Его брат сказал, что он якобы вообще был в Турции в момент убийства и будто бы готов это подтвердить выемками с камер турецкой полиции: когда все это произошло, он был на улице. Я сказал, что не могу принять их сторону, но могу записать наш разговор на камеру и так донести их слова до россиян. Оба они охотно согласились, и даже с энтузиазмом. Сказали мне, что обвинения России сильно осложнили их жизнь: они не могут ни работать, ни переехать куда-то. У них были большие проблемы с турецкой полицией, и теперь они вынуждены прятаться. Тарек и Амер даже попросили меня помочь им найти адвоката, который смог бы представлять их интересы в российском суде. Все, что я обещал, — это записать их слова и показать их в России. Но как только я включил камеру, в дверь позвонили, зашел человек. Потом я узнал, что это был родной брат Тарека. Он спросил меня, кто я и что делаю. Узнав про затею Тарека и Амера, он поменялся в лице: «Ни в коем случае! Не надо будить спящее дело! Скоро все это забудется и будет все хорошо».
Я попытался объяснить, что Россия ни за что не забудет то, что случилось, глупо надеяться на это. И что если человек действительно невиновен — почему бы ему не рассказать об этом?
Невиновный такую возможность бы не упустил! Но брат был тверд: такая запись будет все равно что признание вины.
Я уехал, так ничего и не сняв. Обещания не писать про этот эпизод я этим людям не давал.
«Россия сделала из террористов своих союзников»
Полковника Риада аль-Асаада весь мир знает его как отца-основателя и до недавних пор — бессменного руководителя Свободной сирийской армии. В 2013 году его пыталась убить еррористическая группировка «Джебхат ан-Нусра», ее бойцы установили бомбу в его машине. Это было на границе, с сирийской стороны. В результате взрыва Риад потерял правую ногу, был серьезно контужен. Но выжил. В то время ССА была самым сильным крылом сирийской оппозиции, к тому же светским ее крылом, без исламистского налета. В большинстве своем солдаты, которые дезертировали из правительственной армии, присоединялись к ССА. Свободная сирийская армия была настоящей силой. А Риад аль-Асаад был символом гражданского, светского сопротивления, харизматичным командиром, который притягивал в ряды своей армии новых людей. Террористы думали, что если они его убьют, то ССА развалится и те бойцы, которые покинут ее, присоединятся к «Нусре». Убить Риада аль-Асаада не удалось, но все же из-за своего ранения он вынужден был устраниться с должности. И да, тогда многие из ССА ушли в «Нусру». Не знаю, как все было бы, если б не это покушение, но сейчас именно «Нусру» Россия называет главной вражеской силой в Идлибе. С ней и воюет.
После своего ранения аль-Асаад с семьей живет в Рейханлы, в лагере. Его турецкая власть специально построила для офицеров, дезертировавших из асадовской армии. Это такой закрытый городок, иностранных журналистов туда не пускают. Но я позвонил Риаду, и мы договорились встретиться в городе.
Я зашел в административное здание, похожее на школу. Оно было пустым. Коридор, потом еще коридор — и наконец кабинет, в котором сидел полковник, а рядом с ним — пятеро мужчин. Они были в гражданской одежде, оружия при них я не увидел, но не сомневаюсь, что все пятеро были его телохранители.
Риад узнал меня: я у него брал интервью в 2016 году, тогда мы говорили о роли ССА в будущей Сирии. Это будущее казалось близким.
Теперь я спросил его про участие России в сирийском конфликте и конкретно — в спецоперации в Идлибе.
«Если бы не Россия… К 2015 году у Асада под контролем оставалось от силы 30% территории Сирии, и Россия буквально его спасла», — сказал мне Риад.
По ходу нашего интервью он Россию называл исключительно «российские оккупанты». С его слов, «руководство России превратило сирийский народ в своего врага. Россия в Сирии сотрудничает с иранцами — корпусом стражей исламской революции и «Хезболлой», а эти группировки во всем мире (но не в России) признанны террористическими. Асад убивает сирийцев массово — в тюрьмах, химическим оружием. То есть Россия сделала из террористов и тирана своих союзников».
Он говорит, что когда дело дошло до создания вокруг Идлиба демилитаризованной зоны, которую патрулировали совместно турецкие и российские военные, они, сирийцы из свободной армии, предупреждали своих союзников-турков: русским нельзя доверять. Но турки не слышали их — до тех пор, пока не был атакован турецкий наблюдательный пункт. Тогда Турция и начала свою операцию, суть которой, конечно же, самозащита.
Полковник рассказывает мне про стратегическую важность Серакиба — небольшого городка, вокруг которого идет бой все последние недели. Про то, что он находится на перекрестке двух основных трасс, которые соединяют Алеппо с Латакией и Дамаском. И кто контролирует Серакиб — тот, по сути, контролирует весь трафик на этих трассах, и вместе с этим — огромный кусок Сирии. «И сейчас идут еще две большие битвы: Джебель-аз-Завия и Джебель Шахшабо. Эти две деревушки, из которых можно обеспечивать огневую поддержку дороги в Латакию, защищать Джис-эш-Шугур и так контролировать все побережье». (Побережье Латакии — район дислокации российской морской базы «Тартус» и авиабазы «Хмеймим». — Ред.)
Кроме того, он рассказал мне свою версию последних новостей с фронта, которая в корне противоречит тому, что рассказывают в России об этих событиях:
«Русские вас дезинформировали, когда говорили, что они отправили российскую военную полицию внутрь Серакиба. Это неправда, до сих пор в Серакибе идут боевые действия...»
(продолжает) «И как это вышло? Режим потерял Серакиб, а потом русские договорились с турками, чтобы туда пропустили машины скорой помощи — забрать тела погибших. Большинство из этих погибших — «Хезболла». Турки согласились, но когда скорые приехали в Серакиб, выяснилось, что внутри этих машин были вооруженные люди — «Хезболла» и солдаты Асада, боеприпасы и амуниция. И именно это заставило турков возобновить операцию в Серакибе. И это еще одно доказательство того, что ни режим, ни Россия, ни вооруженные проиранские группировки не достойны доверия».
Наш разговор с Риадом аль-Асаадом состоялся буквально накануне московской встречи Владимира Путина и Реджепа Эрдогана, и полковник был настроен очень прагматично. «Результаты боевых действий будут использованы на политической арене. Кто на поле боя до начала переговоров займет больше территории — тот и будет ставить условия. Москва понимает только язык силы».
По его мнению, турецкая спецоперация полностью разбила миф про «силу русского оружия»:
«Россия использовала конфликт в Сирии, чтобы рекламировать свое вооружение и продавать его. Но очевидно, что российская система ПВО, которой пользуется Сирийская арабская армия, бесполезна при современной войне. Турецкие дроны свободно пролетали в Сирию и уничтожали сирийские танки, БМП, системы ПВО и даже несколько самолетов, три из которых были Су-24, которыми Россия гордится».
«Последняя спецоперация дала огромную надежду — как сирийцам, которые живут в районе спецоперации, так и туркам, — заявляет мой собеседник. — Турция показала, что она готова пойти, если захочет, на прямое боестолкновение».
Напоследок полковник аль-Асаад сам обратился к российскому руководству: «Когда мы приняли решение восстать и сопротивляться тирании Асада, мы знали, что весь мир будет против нас, и в первую очередь вы. Но неважно, какие у вас вето в Совбезе ООН, какая у вас военная сила, — вы должны понять, что мы победим, потому что это наша страна. И все, что мы требуем, — это свобода и достоинство. Нас не остановить, так что лучше возьмите сторону сирийского народа в его борьбе за свободу, чем сторону тирана, который убивает свой народ».
Сказав это, он замолк буквально на секунду, а потом, повысив голос, отчетливо проговорил: «А если вы будете продолжать поддерживать тирана и террористические проиранские организации, то ваши сотрудники, ваши солдаты, граждане ваши в Сирии — все они будут нашими целями».
Мне кажется, исход переговоров между Путиным и Эрдоганом мало что поменяет в этих намерениях.
Новая война не за горами
Все последние недели Эрдоган пытался закрепить себя в глазах турецкого народа в качестве одного из главных мировых лидеров. Он настаивал: воля Турции будет непреклонной, на международной арене страна будет выступать со своей исключительной программой. Многие турки ему поверили, и сирийцы тоже. Все ожидали, что Эрдоган получит то, что хочет: возвращение к сочинским договоренностям, восстановление зоны деэскалации вокруг Идлиба в прежних границах. Но вот состоялась встреча с Путиным. И все, что турецкий лидер получил, — это несколько километров по бокам от Серакиба, ставшего центром раздора, и совместное патрулирование с русскими. Но никак не возвращение к сочинским договоренностям. Это сильно разочаровало турков и сирийцев, которые до сих пор живут в районах оппозиции.
Надежды были так велики, а Эрдоган даже свою ставку не отбил. Путин обыграл бывшего футболиста Эрдогана и сделал то, что он хотел. Так чего ради, спрашивается, погибли турецкие солдаты?
Этот вопрос, без сомнений, задают себе и турецкие военные командиры. А путч 2016 года уже показал турецкому президенту, какой ненадежной опорой для него является армия.
Было бы ошибкой думать, что Эрдоган не понимает всей остроты сложившейся ситуации. Также не стоит ожидать, что вот так, поулыбавшись, лидеры России и Турции положили конец вооруженному противостоянию между своими державами. И это касается не только Идлиба.
Незадолго до встречи с Путиным, на похоронах погибшего солдата из Хатая, президент Эрдоган заявил: «Наши мученики — соседи нашего любимого Пророка… Сейчас в Сирии, а потом, возможно, в Ливии, мы продолжим нашу борьбу так же, как мы боролись в прошлом».
Все эти дни мы много общались с участниками Свободной сирийской армии, которые с воодушевлением рассказывали о скорой победе протурецкой оппозиции в Идлибе, а также о новой войне за правое дело.
Я узнал, что Турция командировала в Ливию около пяти тысяч сирийских наемников с целью поддержки Правительства национального согласия (признанного ООН).
Зарплата каждого будет составлять 2000 долларов в месяц. Есть и социальные гарантии: за каждого погибшего родственникам выплатят 35 тысяч долларов. На эти деньги в Турции можно вполне прилично прожить.
Как известно, Россия силами ЧВК оказывает поддержку другой стороне конфликта — маршалу Хафтару.
Топор войны не зарыт, а спрятан за спину.
Новости и события в Беларуси и мире.
Пресс-центр [email protected]