Путин наказан за сланец

Как Кремль переиграл сам себя на нефтяном рынке.

Развал сделки между Россией и ОПЕК мог удивить разве что совсем ненаблюдательных комментаторов — достигнутые три года назад договоренности с самого начала были очень противоречивыми, а в 2019-м затрещали по швам. В прошлом году ОПЕК пришлось сократить добычу более чем на 2 млн баррелей в день, но среднегодовая цена на нефть при этом все равно снизилась примерно на 10%. Эпидемия коронавируса и связанные с ней риски замедления мировой экономики это соглашение окончательно добили — когда спрос на нефть (и, соответственно, цены) будет неизбежно падать по каким-то другим, глобальным причинам, действительно, мало толку пытаться изменением добычных квот откачать чуть-чуть воды из этого стремительно тонущего «Титаника».

В отношении такого рода сделок по картельному регулированию рынка надо понимать одну простую вещь: они изначально содержат в себе «ловушку выхода». Втянуться в коллективное регулирование добычи относительно просто — договорились, сократили. Но таким образом вы принимаете на себя ответственность за регулирование очень сложного рынка, где цены подвержены огромному количеству не контролируемых вами факторов. Вы ломитесь под их тяжестью, пытаясь удержать цены, но бросить эту ношу не можете, потому что раз вы взялись регулировать рынок квотами, то ваш отказ от поддержания квот дополнительно обвалит цены. Это классический цугцванг, когда каждый ход ухудшает ваше положение. Хотите удержать цены от падения путем дальнейшего урезания добычи? Но вмешиваются другие, внешние факторы — замедление мировой экономики, коронавирус, рост добычи в США и других странах, не связанных соглашением, — и цены все равно падают, а ваша доля на рынке сокращается. Не хотите дальше сдерживать добычу? Тогда все воспримут это как ваш провал в выполнении роли регулятора рынка, а цены упадут еще сильнее. Оба варианта хуже.

На такие грабли в начале 1980-х наступила Саудовская Аравия — вопреки распространенной конспирологической теории, она вовсе не участвовала в каком-то там хитром сговоре с США по развалу СССР, а много лет на глазах всего рынка пыталась заниматься точно такой же ерундой — боролась с падением цен путем директивного сокращения добычи. Итог: в 1985 году нефтедобыча Саудовской Аравии сократилась до 35% от уровня 1980 года (3,6 млн баррелей в день против 10,3 млн в 1980 году), но цена на нефть все равно упала почти на четверть по сравнению с 1980 годом. Троекратное сокращение добычи ничему не помогло. Так случилось потому, что на рынок повлиял не контролировавшийся саудовцами фактор — потребление нефти в странах Запада (у членов ОЭСР) в 1980–1985 гг. сократилось на 3,5 млн баррелей в день, потому что они серьезно повысили энергоэффективность в ответ на арабское нефтяное эмбарго 1973 года.

Сейчас такие неконтролируемые факторы действуют сразу с двух сторон — и со стороны добычи (американские сланцевые производители наращивают производство и пользуются сокращением добычи, чтобы занять долю участников ОПЕК+ на рынке), и со стороны спроса (который замедляется из-за коронавируса и торговых войн). По оценке Международного энергетического агентства, в этом году спрос на нефть снизится впервые с 2009 года. Таким образом, у ОПЕК не остается рычагов влияния на рынок — даже если они будут продолжать сокращать добычу, этого не хватит, «Титаник» тонет, мощности насосов недостаточно, чтобы его спасти. Собственно, этот эффект проявился уже в 2019 году (ОПЕК резко снизила добычу, но цены от падения удержать не удалось). А сейчас благодаря коронавирусу картельное регулирование добычи потеряло всякий смысл — цены все равно пошли бы вниз.

Тут российские нефтяные компании не преминули напомнить властям о своих старых позициях — они всегда были против сокращения добычи. Я присутствовал на совещаниях в правительстве в начале 2000-х, когда Россия также пыталась выйти на некие договоренности с ОПЕК. Тогда все руководители нефтяных компаний наперебой говорили: мы не можем повлиять на мировые цены, это иллюзия, все равно что влиять на погоду, а вот деньги мы потерям и втянемся в «спираль сокращения», из которой нет выхода (вспоминаем саудовский опыт 1980-х). То же самое было и в последние годы — еще до подписания соглашения с ОПЕК против него выступали и Сечин, и глава «Газпром нефти» Дюков. В последнее время Сечин активизировал атаки на соглашение ОПЕК+ и год назад даже написал Путину письмо о вреде сделки.

Заставил тогда нефтяников прогнуться и пойти на сокращение добычи лично Путин. Но его ошибкой стало то, что он втянул Россию в это соглашение, не имея четкой стратегии выхода из него — ах, какой редкий, можно сказать, уникальный случай для Владимира Путина! Каждый раз, когда на горизонте маячила перспектива развала сделки России и ОПЕК, рынки начинали нервничать и мы оказывались перед угрозой падения цен. Как в старой пословице — вход рубль, а выход — даже не два, а многие миллиарды.

Но при падении спроса, который прогнозируется сегодня, никакое соглашение не удержало бы нефтяные цены от обвала — опять же, мы наблюдали это в 80-х. Это падение цен объективно, переживать по поводу выхода России из сделки с ОПЕК точно не стоит. Тем более что вам эти деньги все равно не достанутся, дополнительные доходы шли бы прежде всего на поддержание профицита бюджета (ответьте честно — лично вам какой толк от этого профицита?).

Есть и еще одна версия происходящего: Россия таким образом хотела наказать американских производителей сланцевой нефти, которые при низких ценах будут вынуждены сокращать добычу и частично уйти с рынка. Не исключено, что такая мотивация у Путина и наших нефтяников присутствовала — как и у саудовцев, которые после развала сделки с Россией очевидно начали ценовую войну против всех, объявив о беспрецедентном снижении цен. Однако любой разумный аналитик понимает, что производителей сланцевой нефти в США нельзя просто взять и убрать с рынка. Речь идет о множестве не самых крупных компаний — часть из них свернет добычу, обанкротится. Но как только после этого цены снова пойдут вверх, их активы и оборудование тут же в ходе банкротства по дешевке скупят конкуренты и смогут очень быстро снова нарастить добычу, ведь технологическая база для этого сланцевой революцией уже наработана и никуда теперь с рынка не уйдет.

Это к вопросу о том, что будет дальше. Дальше цены на нефть, безусловно, просядут на какое-то время, и часть объемов добычи с рынка уйдет. Это, в свою очередь, вызовет рост цены. А рост цены быстро выведет на рынок «спящие» объемы сланцевой добычи (раскочегарить ее можно очень быстро). И такие качели могут действовать бесконечно. Банкротства сланцевых производителей даже выгодны рынку, потому что они сбросят груз старых долгов и выведут на рынок новых участников, не обремененных этими обязательствами.

Так что вряд ли нас ждет нефть по $30 — она уже и так после краткого психоза отскочила обратно ближе к $40, и, скорее всего, каких-то сверхнизких величин мы не увидим. Даже $40 угрожают заметным снижением добычи в США и последующим отскоком цен на более высокие уровни (курс рубля также немного отскочит, сейчас мы, видимо, наблюдаем пик валютной паники). И стоит согласиться с российскими чиновниками, никакой экономической катастрофы для России от этих событий пока не будет — не зря они все последние годы копили резервы ценой стагнации в экономике.

Но вот с чем можно попрощаться — так это с надеждами на рост. В условиях массового оттока капитала из экономики и западных санкций, заблокировавших нам доступ на мировой кредитный рынок, какие-никакие дополнительные доходы от нефти помогали нам хоть как-то поддерживать иллюзию если не роста, то по крайней мере отсутствия падения. Теперь этот фактор ушел, из-за проблем в мировой экономике нефть вряд ли будет в ближайшее время стоить сильно дороже $40. Как любят говорить в правительстве, наша экономика «выживет и при $40», но заниматься нам в ближайшее время придется вот именно что выживанием. Первые же серьезные проблемы в мировой экономике — ровно как говорилось в конце моей предыдущей статьи в The Insider — ударили прежде всего по России, и путинская модель экономики не может с этим что-либо сделать. Поэтому не стоит ждать роста доходов и крепкого рубля: при отсутствии конкурентоспособной экономики, построенной на конкуренции, частной инициативе, инновациях и притоке иностранных инвестиций, появиться росту просто неоткуда.

Владимир Милов, The Insider