В ближайшие месяцы мы узнаем, навсегда ли отменяются правила, которые сейчас приостановлены.
Главные сценарии пандемии COVID-19 на несколько месяцев вперед уже просматриваются.
Мало сомнений, что в Европе, а также в России, она будет пока идти по нарастающей. Можно надеяться, что сработает «китайский» вариант ее подавления, но готовиться лучше к другому. Где, кроме Китая, есть тоталитарная машина, способная изолировать десятки миллионов людей и организовать блокаду целых провинций? Устраиваемые в других больших странах неумелые карантины, усугубленные к тому же разгильдяйством граждан и слабостью менеджмента, вероятнее всего, такого эффекта не дадут.
Реальной и по-своему разумной задачей этих карантинов (французского и еще нескольких — вполне официально, российского — по умолчанию) становится попытка просто растянуть распространение вируса по времени, не допустить, чтобы разом заболели десятки миллионов. Это хоть избавило бы национальные медицинские системы от единовременной неподъемной нагрузки. И, конечно, дало бы шанс оправдаться мечтам о сравнительно скором пресечении эпидемии — естественном (благодаря летнему сезону) или искусственном (с помощью вакцины).
Вот только предположения о летнем затухании болезни строятся лишь на аналогии — ведь обычный грипп летом почти прекращается. Однако как себя поведет коронавирусная инфекция, никто не знает.
Если затихнет сама, это станет подарком судьбы. Или, иными словами, чудом. Но чудеса происходят редко. Обычно так называют события с вероятностью меньше 5%. Если монета упадет «орлом» пять раз подряд, это чудо. Есть люди, которые видели такое своими глазами. Поэтому надеяться будем, но обольщаться — все-таки нет.
И относительно скорого появления вакцины тоже. Если отсечь болтовню шарлатанов и должностных лиц, то быстрее, чем за год, ее, видимо, не сделают. Так что если не брать в расчет еще одно чудо — клиническое (которое, конечно, и тут не совсем исключено), — то массовая вакцинация начнется лишь в 2021-м, после того как многие или большинство уже переболеют коронавирусом.
Итак, не единственный, но все-таки самый вероятный сценарий 2020-го — продолжающаяся пандемия. Как она изменит мир?
Не будем исключать простейший вариант — привыкание. Исчерпав возможности остановить болезнь, с ней могут смириться, как смиряются с тем же гриппом. Смертность, конечно, гораздо выше, но все же не чума. Границы снова откроются, офисы и школы заработают, стадионы наполнятся болельщиками, а тяжело заболевших предоставят их судьбе.
Нечто подобное, повторю, возможно. Однако придется отказаться от укорененных представлений о ценности жизни и о необходимости бороться за нее, жертвуя хозяйственной целесообразностью, общественными привычками и развлечениями. Не думаю, что такой поворот может произойти всего за несколько месяцев. Он требует времени. Или, допустим, благой вести, что коронавирус мутирует и становится вполне переносимой хворью — еще одно чудо, о котором мечтают перепуганные люди и даже отдельно взятые медики.
Если же держаться мэйнстрима, то 2020 году предстоит стать временем перемен, которых нынешнее поколение еще не видело. Настолько крутых, что когда в 2021-м появится, наконец, вакцина или наметится упомянутое «привыкание», мир рискует уже не возродиться в прежнем виде.
Что у нас сейчас? По внешним признакам — начало очередного кризиса глобальной экономики. Все падает: нефть, биржи, промышленность. Вроде бы знакомые сюжеты.
Но это видимость. Прежние кризисы (2008-го и во многом даже давнего 1929-го) начинались, когда обламывалась кредитная экспансия, лопались финансовые учреждения, фирмы не могли сбыть накопившуюся продукцию и рассчитаться с долгами и т. п. А сейчас кризисные цепочки совсем другие. Сначала в Китае, потом в других странах карантины останавливают на полном скаку промышленность и торговлю, блокируют туризм, снижают спрос на топливо.
Попытки лечить эти непривычные экономические болезни старыми лекарствами ничего не дают.
Федеральная резервная система США резко снижает ставку, облегчая доступ предприятий к деньгам, а биржевый спад еще и усиливается. Ведь деньги сейчас нужны не столько остановленным карантинами предприятиям, сколько их работникам, оставшимся без дела.
Мировые хозяйственные сбои последних двух десятков лет компенсировались взлетом гигантской китайской экономики. А она впервые со времен Дэн Сяопина идет вниз. Человечество давно приспособилось к растущему Китаю и сейчас не понимает, как быть. А как теперь быть странам среднего уровня, вроде России, еще менее понятно.
Тем временем арабские интересанты шумно выясняют, кто развалил картель ОПЕК — Россия. Хотя не все ли равно? Картель был приспособлен к ежегодному росту мирового спроса на нефть. Этот рост, вопреки заклинаниям экологистов, казался глобальной хозяйственной константой. И вдруг коронавирус делает то, на чем зеленые всей планеты полвека ломали зубы. Потребности в нефти резко падают. А раз так, то никакие картельные соглашения не спасли бы шестидесятидолларовую нефть. Пока спрос не начнет расти, топливо неизбежно будет дешевым, с картелем или без него.
Десятки лет глобализация открывала границы. А чтобы они захлопнулись, хватило нескольких недель. Массовый туризм как образ жизни попал под запрет. Тяжесть удара, нанесенного по странам — поставщикам гастарбайтеров, еще не оценена до конца. До смешного слабым и нерасторопным показал себя Европейский союз, выдававший себя за супердержаву. Евробюрократы в упор не видели, что происходит в Италии, и начали изображать деятельность только после того, как практически все национальные государства — члены ЕС самостоятельно закрылись друг от друга в карантинах.
Липой оказались и прочие интеграционные объединения. О том, что Москва перекроет гордость СРБ, открытую и неохраняемую российско-белорусскую границу, в Минске узнали из сообщений информагентств.
Таков новый коронавирусный мир, внезапно возникший на развалинах старого. Если счастливое стечение обстоятельств или невидимые пока таланты начальников всех стран все-таки покончат с эпидемией за несколько ближайших месяцев, то есть еще надежда на реставрацию привычных порядков или, допустим, на плавный переход «коронавирусного» спада мировой экономики в глобальную депрессию традиционного типа.
Если же у рожденных эпидемией структур и нравов будет время окрепнуть и окостенеть, то о девяностых, нулевых и даже десятых годах придется вспоминать как о диковинном прошлом.
Сергей Шелин, «Росбалт»