«Машеров просил убрать слова о «тых, што на пасадах сядзяць»

Как режиссер Борис Луценко боролся с цензурой в БССР.

Несколько раз Борис Иванович рассказывал о таких случаях по просьбе kp.by в личных и телефонных беседах. Но в какой-то момент вдруг задался вопросом: «А может, и не надо ворошить прошлое? Давайте подождем. Машеров и Кузьмин, с которыми связаны эти истории, - люди, которых я уважаю». Взамен мастер предложил поговорить о том, что его волнует, - о зрителе, которому сегодня зачастую не интересны высокие проблемы, а падок он разве что на анекдоты. «Обижаться на это не надо - как есть», - добавил Борис Иванович. Сделать такое интервью собирались к прошлому Дню театра, но не сложилось. А 5 февраля 2020-го мастера не стало…

Однако воспоминания Бориса Луценко о контактах с цензурой и власть предержащими остались. Некоторые детали он упоминал прежде в книге «Исповедь грешного лицедея», некоторые - нет. Международный день театра, пусть и годом позже, - повод вспомнить знаменитого белорусского режиссера и эпоху, в которую он творил…

Песни Мулявина вырезали за слова Купалы о белорусах, идущих, «не знаючы куды»

...Лично с Борисом Луценко мне (автору материала Сергею Трефилову - прим.) довелось познакомиться довелось лишь в 2018 году, когда «Комсомолка» делала цикл публикаций о фотопробах в белорусских фильмах. Тогда мы листали и альбом со снимками известных теперь актеров - Дмитрия Харатьяна, Бориса Щербакова, Андрея Смолякова, Александра Галибина, которые претендовали на роли в экранизации купаловской пьесы «Раскіданае гняздо». Ставил картину Борис Луценко. Не случайно: в Купаловском театре уже 10 лет шел одноименный спектакль, где играли Стефания Станюта, Леонид Рахленко, Павел Кормунин, Геннадий Гарбук, Валентин Белохвостик...

Интересу к картине начала 1980-х знаменитый режиссер удивился. Ведь еще в своей книге «Исповедь грешного лицедея» Луценко назвал эту работу «безжалостно оскопленной», «выхолощенным уродцем», «евнухом в советском гареме политпропаганды».

Режиссер говорил об этом, пока шли в потемках с малой сцены, пробираясь через ремонтные леса, которые стояли в театре. Это было вечером после поставленного (и сыгранного в паре с прекрасной Беллой Масумян) им спектакля «Он и Она», куда маэстро пригласил перед интервью. А потом в небольшом атмосферном кабинете Борис Иванович угощал нарезанной дольками грушей, инжирным персиком и орешками, разложенными по пакетикам. Рассматривая фото из альбома с пробами к «Раскіданаму гнязду» и периодически повторяя «Сережа, кушайте», 80-летний мастер вспоминал любопытные моменты отбора актеров и съемок. Рассказал и о злосчастном предпремьерном показе.

- Мне кричали «Браво!», я собирался везти ленту в Москву. Но потом слово взял секретарь ЦК Компартии Беларуси по идеологии Александр Кузьмин. Он буквально взбеленился на несколько зонгов (песенных отрывков. - Ред.) на музыку Сергея Кортеса. «Почему вы опять взяли раннего Купалу? Почему забываете его произведения советского периода?» - кричал он. В итоге примерно половину из спетых специально для фильма Владимиром Мулявиным зонгов вымарали (сегодня известна лишь 9-минутная запись песен к фильму. - Ред.). Особенно жалко этого:

Піце, смакчыце кроў маю з жылаў,

Будзе хай сліўням, піяўкам завідна,

Рыйце, капайце брату магілу,—

Вам толькі гэткай працы нястыдна!

Вам, цемратворцам блізкім, далёкім,

Шлю свой прывет і ласку ад сэрца;

Дзякуй шлю вам, шмялям слепавокім,

Дзякуй! Хай далей моц ваша прэцца! (Кстати, Борис Луценко вспоминал любопытную деталь: «Когда театр гастролировал с «Раскіданым гняздом» в Москве, я увидел какую-то чиновническую машину с буквами «МОЦ» на номере» - Ред.)

Еще в фильме осталась сцене, где Сымон несет крест на гору под музыку. А там ведь тоже звучал вырезанный зонг со строфами из стихотворения Купалы «Як цені» - принципиально важный для меня, резавший эпизоды:

Пад непрагляднай марай ночы

Нам не дабачыць нашых крыўд.

На свет падняць баімся вочы,

Сабе сам кожны ўжо абрыд.

Ідуць народы з лета ў лета

К жыццю, к святлу з бяды, з жуды,

А мы, як цені з таго свету,

Ідзём, не знаючы куды.

- Кстати, в Купаловском театре эти зонги прошли через все худсоветы и цензуры. Мы даже возили спектакль в Москву, его посещала министр культуры Екатерина Фурцева - проблем не было, - добавляет Борис Луценко. Он говорит, что восстановить потерянные зонги смог лишь в 1990-х, когда поставил «…Гняздо» в Горьковском театре.

Луценко вспоминал, что на премьере Кузьмин, главный идеолог БССР 1971 - 1986 годов, сильно разозлился на него еще и из-за прозвучавших посреди картины аплодисментов: «Опять торбы, которые люди на высоких должностях не должны забывать? На кого эти намеки? Тебе же Машеров запретил еще в спектакле!»

- Когда в 1972-м вышел спектакль Купаловского, я услышал много похвал, - вспоминал Борис Иванович. - Но на фразу «Аб торбах не павінны забывацца нават і тыя, што на пасадах сядзяць», которую у Купалы произносит Старец, еще на репетициях обратил внимание исполнитель этой роли народный артист СССР Леонид Рахленко и предупредительно показывал пальцем вверх. А когда от спектакля к спектаклю после нее начинали аплодировать (даже когда в зале были сплошь партработники!), то слегка испугался: такой эффект не задумывался, на фразу акцента не делалось.

Разгорелся скандал. Сначала цензоры занялись поиском того, что имел в виду Купала под словом «пасада». Оказалось, что в его лексике речь шла не о должности, а скорее о богатстве. Тогда театру выискивавшие нежелательные слова и фразы посоветовали исправить реплику от греха подальше. А Машеров, посмотрев спектакль, и вовсе сказал: лучше обойтись без этой фразы.

- Но вопрос как-то замылился, хотя обычно цензоры следили, чтобы их поправки были внесены. Тем более зритель на такое клевал - шел на спектакль ради одной неблагонадежной реплики. А из фильма ее вырезали после того самого замечания Кузьмина. Да, сейчас это все кажется смешным, но тогда цензура шла постоянная - настолько театр был важен в жизни общества. И многие постановки становились головной болью начальников. Спектакль могли запретить, долго не принимать, требовать поправок - от вымарывания фразы до целой мизансцены. Мы долго спорили. Нас, к счастью, не сажали. Но иногда снимали с должностей, как было у меня. Но я не хвастаюсь этим. Хотя тогда мы даже гордились, что нас запрещали…

Москва упрекнула спектакль о партизанах за сочувствие немцам, а Машеров на нем плакал

Борис Иванович вспоминал, что цензура внутри самого театра была куда мягче. Например, когда молодой Луценко ставил «Зацюканага апостала» Андрея Макаенка в Купаловском, никто кроме самого драматурга его не спешил поддерживать. Наоборот, вспоминал Борис Иванович, все ждали, наблюдая за репетициями, громкого провала. На один из прогонов даже пришли директор Михалюта и главреж Кондрашов.

- Они сели у меня за спиной, и я почувствовал: «...Апостала» могут свернуть. А когда я в какой-то момент остановил репетицию, Кондрашов сказал: не останавливайте, а мы посмотрим, может, поможем с актерами поработать. У меня к тому моменту накопилось столько негатива, что я взорвался и выгнал их из зала. Как ни странно, они опешили и ушли. После резкого общения с руководством уже ждал приказа об увольнении, но, к удивлению, на худсовете постановку похвалили даже те, кто в ней откровенно сомневался.

Партчиновники поставили крест на амбициозном проекте Бориса Луценко создать в Минске театр в духе московского «Современника». Поначалу ЦК комсомола дало комнатку для репетиций «Пятой колонны» по модному тогда Хеменгуэю в своем здании на улице Карла Маркса (теперь там ЦК БРСМ), даже выделило зал для премьеры. Но после удачного, казалось бы, показа спектакль так никуда и не пристроили.

- Не исключаю, что это команда из соседнего здания - ЦК КПБ (нынешняя администрация правителя – прим..), - рассуждал Борис Иванович.

Тем не менее Бориса Луценко вскоре сосватал на место главного режиссера Горьковского театра (как и Валерия Раевского в Купаловский) драматург Андрей Макаенок. Он убедил ЦК дать шанс воспитанным в Беларуси талантам, выпускникам Минского театрально-художественного института. Собеседовал Луценко перед назначением сам первый секретарь Машеров. А вскоре он пришел в Горьковский на один из премьерных показов спектакля «Последняя инстанция» по пьесе белоруса Николая Матуковского.

- Было волнительно. Текст долго не допускали до сцены как слишком острый, хотя речь об истории отцов и детей, - вспоминал режиссер. - Это подтвердил и Машеров. После спектакля он сказал: «Пьеса про меня - я немного времени уделяю семье».

А позже Машеров поддержал Луценко после выхода постановки «Возвращение в Хатынь», которую в московской прессе обвинили в абстрактном гуманизме и чуть ли не сочувствии немцам.

- После статьи он пришел в театр, но сел не в правительственную ложу, а в партер, - вспоминал режиссер. - И смотрел я не столько на сцену, сколько на его реакцию, видел его искренние слезы. А потом Петр Миронович сказал: «Удивлен, что в Москве не приняли постановку...» И, как бывший партизан, добавил: «У вас здесь все - правда».

А история статьи в центральной прессе, рассказывал Борис Иванович, связана с реакцией на «Возвращение в Хатынь» во время московских гастролей министра культуры СССР Петра Демичева. После показа он сказал, что у партизан на сцене нет дисциплины, немцы поданы упрощенно, нет идеологической ненависти к фашизму. Конечно, нахваливавшие постановку критики с искусствоведами стали разбивать ее в пух и прах.

- Но ажиотаж к гастролям Горьковского статья подогрела, - говорил Луценко. - Кстати, потом сам Демичев заметил: высказался он не столь критично, как домыслили в прессе.

Еще одна встреча Луценко с Машеровым произошла по неприятному поводу. Борис Иванович поставил философскую пьесу венгра Мадача «Трагедия человека». Работу высоко оценили и венгры, и москвичи, и чиновники из белорусского Минкультуры. Спектакль пригласили в Венгрию на фестиваль.

- Правда, от ЦК КПБ был лишь Порватов, заместитель Кузьмина. Ему постановка не понравилась: Адам, Ева, библейские мотивы… А вскоре состоялся съезд КПБ, и Машеров в своем докладе говорит: «Некоторые главные режиссеры минских театров позволяют себе ставить спектакли, которые не нужны нашим людям, они запутывают, их нельзя понять».

По сути, для Луценко это означало увольнение. У Кузьмина режиссер выяснил, что в ЦК информация попала искаженно: мол, Борис Иванович в обход чиновников и партийцев пригласил венгров на премьеру, а вдобавок напоил их.

- Я объяснил, что пригласить иностранцев без ведома вышестоящих органов не мог, а венгров только обедами кормили на правах гостеприимных хозяев. Кузьмин все понял, но добавил, имея в виду Машерова: «Ты пойди и ему расскажи».

А спустя несколько дней первый секретарь принял добивавшегося встречи режиссера в компании с Кузьминым и тем самым Порватовым. Последний молчал, идеолог обронил пару фраз. А Машеров начал с того, что: «Думаете, что я не прав в своем выступлении?» Луценко ответил, что не его дело давать оценки, но ведь спектакля главный человек в БССР не видел. В трехчасовом разговоре пришли к мнению: спектакль ничему не противоречит, Луценко остался при должности, театр поехал в Венгрию. А вот того самого Порватова вскоре сняли…

Досталось Борису Луценко и за самую знаменитую постановку (он называл ее своим Эверестом) - «Макбет» с Ростиславом Янковским и Александрой Климовой в главных ролях.

- Критик Владимир Нефед, с которым мы были в нормальных отношениях, сказал, что это антисоветский спектакль. Я спрашиваю почему. А он отвечает: «Вы восстаете против власти», намекая на финал постановки, когда актеры так скандировали «Да здравствует король!», словно посылали его куда подальше. Я ответил: «Против королевской власти!» Но, видимо, не только Нефед посчитал это намеком на власть советскую…

Сначала Луценко не дали Госпремию за «Макбета», а спустя несколько лет не пустили на гастроли спектакля в ФРГ. Тогда на режиссера его же коллеги написали в КГБ, который давал разрешения на выезд, убийственную характеристику, припомнив его мысли о свободном от гнета парторганов театре. Попытки разобраться с помощью ЦК КПБ не помогли. А после немецких гастролей, которые прошли с огромным успехом, Луценко разбирали на собрании театра. Вступился за него вслух только Ростислав Янковский, а несколько сторонников промолчали. В итоге Луценко снимают с должности.

Год он числился в Купаловском. Было приглашение в Ленинград, но местные партократы решили: пьеса Макаенка, выбранная минчанином для Театра комедии имени Акимова, «не в ленинградской традиции». Потом Борис Иванович стал на 9 лет главным режиссером Театра-студии киноактера, а затем его снова пригласили в Горьковский. Худруком здесь он был 16 лет, до 2008-го. А с тех пор и до последних дней оставался режиссером театра. Всего на сцене Горьковского Борис Луценко до своего ухода из жизни поставил около 50 пьес. И сейчас почему-то верится, что где-то там мастер наверняка наконец-то строит свой театр под куполами - свою сокровенную мечту... И там точно нет места цензуре попыткам пожертвовать искусством ради пустопорожних идеологем.

Конечно, порой срабатывала и самоцензура. Луценко вспоминал, как художник Юрий Тур, создавая к «Макбету» декорацию в виде храма с фресками, принес слишком яркие, аляповатые иконы. Борис Иванович говорил, что с таким оформлением спектаклю не выйти. И сам он не потерпит такого на сцене. Но оказалось, что эта аляповатость скрывала другой слой – те самые фрески, который так хотел видеть режиссер. Но видны они лишь на просвет.

Борис ЛУЦЕНКО (1937 - 2020 гг.). Народный артист Беларуси. Родился в российском Майкопе. Режиссерское образование получил в минском Театрально-художественном институте. Луценко создал культовые белорусские спектакли «Раскіданае гняздо» и «Зацюканы апостал» в Купаловском (был режиссером там в 1967 - 1973 годах), «Макбет», «Трехгрошовая опера», «Трагедия человека» в Горьковском (до 1982-го - главный режиссер, а в 1991- 2008 гг. - худрук труппы, затем - режиссер). С 1983-го по 1991-й - главреж Театра-студии киноактера. Был женат. Сын Иван Луценко - музыкант и продюсер.