Главный символ фиаско Путина

Более яркую иллюстрацию бессилия правителя РФ трудно себе представить.

Исключительный статус Рамзана Кадырова - один из системообразующих элементов всего режима российского президента Владимира Путина. В понедельник сам глава Чечни ещё раз это подтвердил, когда в довольно категоричной форме ответил на замечание премьера Михаила Мишустина.

Еще 1 апреля чеченский лидер издал распоряжение, закрыв, за редким исключением, въезд в Чечню всем, кто не имеет там постоянной регистрации. В свою очередь, Мишустин, возглавляющий правительственный штаб по борьбе с распространением коронавируса, потребовал от глав регионов держать административные границы открытыми. Перекрывать их, если потребуется, - прерогатива федеральных властей.

Однако Кадыров отказался снимать запрет на въезд в свой регион для тех, кто там не зарегистрирован. Он прочитал премьеру короткую нотацию: "Ради спасения жизни можно и две недели, и два месяца находиться в изоляции, можно идти на любые жесткие меры". Владимир Путин на эту перепалку пока никак не отреагировал.

Рамзан Ахматович вновь доказал, что он не просто глава просто региона. Он ведет себя, скорее, как руководитель государства, находящегося в некоем подобии конфедеративных отношений с Российской Федерацией.

Особый статус Чечни и популярность Кадырова

Это само по себе не новость. С того майского дня 2004 года, когда после гибели в результате теракта Ахмата Кадырова Путин назначил его сына главой республики, особый статус Чечни - неформальный, но от этого не менее устойчивый элемент российской политической системы. То, что бюджет республики более чем на 80 процентов формируется из средств федеральной казны, доказывает (тоже неформально), что Москва проиграла вторую чеченскую войну. Эти средства - цена последовавшего за поражением и держащегося до сих пор мира.

Местное начальство, вслед за своим руководителем появляющееся на телеэкранах в прекрасно сшитой полувоенной форме с национальными элементами, и митинги на грозненском стадионе, на которых тысячи людей часами внимают речам Кадырова, - наиболее яркие визуальные символы особого статуса республики. Ни одному другому российскому главе региона такое не позволяется.

Фиаско Путина в кризисной ситуации

Но сейчас Россия вместе со всем миром переживает пандемию коронавируса. Мишустин уполномочен президентом руководить борьбой с распространением болезни на территории России. Это предполагает особые полномочия и единоначалие, как в армии. И когда глава одного региона оспаривает распоряжения руководителя штаба, это демонстрирует слабость центральной власти в целом и подает нежелательный для всей страны пример другим губернаторам. А они и без того дезориентированы путинскими указаниями бороться с пандемией, исходя из местной специфики - но без дополнительных средств и без четкого понимания, где пролегают границы их полномочий.

Все вопросы здесь не к Кадырову (он пользуется тем статусом, к которому привык за 16 лет), а к Владимиру Путину. Начиная с отмены выборов глав регионов в 2004 году, президент России строил и построил донельзя централизованную систему подчинения регионов Кремлю. Эта система фактически покончила с реальным федерализмом. Чечня в этой системе была единственным исключением.

Однако в момент общенационального кризиса Путину, и, что еще важнее, стране потребовались настоящие федерализм и самостоятельность регионов - разумеется, в рамках Конституции и здравого смысла. И тут выяснилось, что 99 процентов региональных начальников абсолютно растеряны. Их 16 лет отбирали по единственному критерию - лояльность Кремлю. И сегодня они либо боятся ответственности, либо не умеют ею пользоваться. А поведение единственного главы региона, который и не боится, и умеет, совершенно не соответствует директивам Путина. Вдобавок он игнорирует назначенного президентом главу Координационного совета по борьбе с распространением коронавируса, который по статусу фактически еще и второе лицо в государстве.

Более яркой иллюстрации полного фиаско путинской политики, да еще в столь тяжелое время, трудно себе представить. Трагедия в том, что шанс для осознания этого факта представился только сейчас - во время пандемии.

Константин Эггерт, «Немецкая волна»