Трагедия диктатуры

Сувереном над Кремлем становится пандемия.

Дискуссии о политическом смысле происходящего сейчас в основном строятся вокруг продолжения тех конфликтов и тенденций, которые существовали в России до того, как мир был поставлен на паузу. В локальном контексте это вполне объяснимо: наша жизнь до конца марта 2020 года в значительной степени определялась московским делом, обнулением конституций, нарастающей цензурой и авторитаризмом.

Но в действительности гораздо большее значение могут играть глобальные изменения, вступающие сейчас в силу. Они определят политический ландшафт России, при условии, что она вообще сможет сохраниться в нынешнем виде.

Первый фактор этих изменений сводится к «творческому разрушению», который ведет сейчас эпидемия. Авторы «Манифеста коммунистической партии», воспевшие индустриальное общество, повсюду уничтожающие старые сословные и цеховые формы жизни, могли бы быть зачарованы нынешним моментом истории. За двадцать лет человечество создало фактически новую культуру, основанную на доступе к гигантским массивам информации с одной стороны, и полной транспорентности социальной жизни с другой.

Смартфоны, связанные в сеть, дают совершенно другой тип социальности по сравнению с XX веком. В сфере труда это проявляется в уберизации (отсутствие постоянной занятости, краткосрочные проекты), в сфере личных отношений в успехе Tinder и подобных платформ, в сфере общения и социальных контактов в социальных сетях (большое число слабых социальных связей, постепенно вытесняющие привычные представления о дружбе, разрушающие социальные иерархии), в сфере медиа — конкуренцию между традиционными иерархическими СМИ с редакциями и альтернативных горизонтальных источников информации (где фейки, гибридные войны, большая представленность в медиа и координация небольших групп, эффект движения meetoo представляют разные стороны демократизации информации).

Эти изменения в культуре были относительно медленными, поскольку они действовали в интерьерах XX века, где автомобиль с водителем-частником, который вызывается через смартфон и единоразово оказывает вам услугу, называется «такси», и где люди привычно ходят на работу и строят карьеру, как если бы это было само собой разумеющимся действием. Эпидемия остановила все социальные практики кроме тех, которые были созданы в последние 20 лет в цифровой культуре: в течение этого года человечество будет вынуждено принять все накопленные изменения. Те практики, которые не сочетаются с ними, будут отброшены.

Второй фактор еще более фундаментален, и его можно назвать алгоритмократией. Ответственные политики вынуждены принимать решения в условиях неопределенности, предполагая, что им придется затем отчитываться перед гражданами. Единственным легитимным способом принятия решений по-прежнему, как в эпоху Просвещения, считается рациональный анализ ситуации. Чтобы анализировать ситуацию, правительства по всему миру собирают все доступные данные. Раньше слежка за гражданами считалась чем-то неприличным, но после того, как на этом были построены главные бизнесы последних десяти лет — Google и Facebook, — сбор данных был нормализован. Сами политики не в состоянии строить и оценивать статистические модели, основанные на big data: здесь они полагаются на экспертов. Эксперты в свою очередь не принимают политических решений, но лишь строят количественные модели, которые обрабатываются машинами. Ни одно государство мира в 2020 году не может принимать значимых политических решений, не используя алгоритмы. Сложность этих алгоритмов постоянно растет, как и количество данных, доступных для анализа. Решения, которые отрицаются алгоритмами, будут отмечаться на самых ранних стадиях: это хорошо видно на примере беспрецедентного за всю историю индустриального мира решения закрыть экономику ради спасения жизней людей.

В алгоритмократии реальным политическим субъектом и сувереном становится не «коллективная воля народа» и не персона диктатора, но машина. Человеческие когнитивные способности де факто признаны недостаточными для того, чтобы принимать ответственные рациональные решения.

В России мы видим своеобразную трагедию диктатуры, которая, предполагая, что субъектность есть только у нее, оформить «транзит власти» через вульгарное «обнуление президентских сроков», и завершить это действие символическим парадом на Красной площади 9 мая. Сувереном над диктатурой становится эпидемия с ее необъявленной чрезвычайной ситуацией. Реальная ЧС была объявлена у нас 15 января, ее еще называли «антиконституционным переворотом», объяви власти теперь юридическую процедуру ЧС, и это обнулило бы их более ранние действия.

Но аналогичные трагедии переживают политические режимы по всему миру: в них правят теперь не избранные парламенты и президенты, а математические модели, основанные на данных, собранных с миллиардов смартфонов. Сувереном над эпидемией встает алгоритм.

Наконец, третий фактор нашего политического будущего, зависит от того, в каком обществе происходят эти изменения. В ревизионистской работе «Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм» историк Дэвид Хоффман утверждает, что несмотря на беспрецедентные преступления советских властей против личности, характер их действий не был уникальным. К 1916 году по всей Европе существовал институт военной цензуры, централизованного снабжения населения продуктами первой необходимости, концентрационные лагеря для военнопленных и временно перемещенных лиц, запрет на свободное перемещение, массовые биополитические меры по поддержанию работоспособности населения через базовое образование и гигиенические меры. Отличие советского государство заключалось в том, что после окончания военных действий все эти институты не были свернуты, но, напротив, продолжили свое развитие в течение следующих 70 лет.

В конечном счете, удастся ли совместить новую алгоритмократию со старыми ценностями прав человека, зависит от состояния гражданских институтов позднего индустриального века, с которым мы теперь попрощались. Для сравнения британская демократия может быть описана как рудимент средневековой Великой хартии вольности. К сожалению, у России тут очень плохие перспективы: союз клепоткратического авторитаризма с Яндексом и всеобщей цифровизацией встречает слишком слабое сопротивление.

Кирилл Мартынов, «Фейсбук»