Уровень смертности от коронавируса в стране в девять раз выше, чем в соседней Финляндии.
Действительно ли решение Швеции отказаться от общенационального карантина представляет собой иной способ борьбы с Covid-19, позволяющий сохранить общество открытым? Выбранные Швецией неортодоксальные методы противодействия эпидемии коронавируса популярны внутри страны, и их иногда хвалят за рубежом. Но при этом они способствовали тому, что уровень смертности от Covid-19 в Швеции сегодня один из самых высоких в мире, даже выше, чем в США.
Бары и рестораны Стокгольма полны людей, наслаждающихся весенним солнышком после долгой и темной зимы. Открыты школы и фитнес-клубы. Шведские власти выступают с определенными медицинскими рекомендациями, но вводят мало санкций за их нарушение. Никто официально не рекомендует людям носить маски.
На первых этапах пандемии правительство и большинство комментаторов с гордостью поддерживали эту «шведскую модель», заявляя, что она опирается на уникально высокий уровень «доверия» шведов к государственным институтам и друг к другу. Премьер-министр Стефан Левен подчеркивал, что апеллирует к самодисциплине шведов, ожидая, что они будут действовать ответственно, не нуждаясь в приказах властей.
По данным «Всемирного опроса о ценностях», шведы действительно склонны демонстрировать уникальное сочетание доверия к государственным институтам с экстремальным индивидуализмом. Как выразился социолог Ларс Трагард, каждый швед несет на плечах своего собственного полицейского.
Но давайте не будем путать причину со следствием. Правительство не разрабатывало шведскую модель борьбы с пандемией, сознательно веря в глубокое чувство гражданской ответственности у населения. Скорее, его действия определялись бюрократами, а затем, уже постфактум, их начали защищать, называя доказательством положительных шведских качеств.
На практике же основная задача по борьбе с этой вспышкой легла на плечи одного человека – государственного эпидемиолога Андерса Тегнелла из Национального института здравоохранения. Тегнелл подошел к этому кризису с собственным набором представлений о вирусе. Сначала он считал, что тот не будет распространяться из Китая, а затем – что будет достаточно отслеживать отдельные случаи, привезенные в страну из-за рубежа. И поэтому тысячам шведских семей, которые с конца февраля возвращались с горнолыжных курортов в итальянских Альпах, активно рекомендовалось возвращаться на работу и в школы, если они не были явно больны, причем даже в том случае, если были инфицированы члены их семьи. Тегнелл утверждал, что признаков заражения вирусом внутри страны нет, и поэтому нет никакой необходимости усиливать и расширять меры сдерживания. Несмотря на происходившее в Италии, шведские лыжные курорты оставались открытыми для отдыхающих стокгольмцев.
Между строк Тегнелл намекал, что отказ от драконовских мер, призванных остановить распространение вируса, позволит шведам постепенно выработать коллективный иммунитет. Такая стратегия, подчеркивал он, является более приемлемой для общества.
Все это время правительство Швеции занимало пассивную позицию. Отчасти это объясняется уникальной особенностью политической системы страны, а именно строгим разделением полномочий между министерствами центрального правительства и независимыми агентствами. И Левену было весьма удобно позволить, чтобы в «тумане войны» тон задавало ведомство Тегнелла. В течение нескольких недель неопределенности его кажущаяся уверенность в своих действиях давала правительству возможность снять с себя ответственность. Кроме того, Левен, наверное, хотел продемонстрировать доверие к «науке и фактам», не оспаривая, подобно президенту США Дональду Трампу, мнение экспертов.
Но надо отметить, что решения, выбранные государственным эпидемиологом, резко критиковали независимые эксперты Швеции. Двадцать два самых видных шведских специалиста по инфекционным болезням и эпидемиологии опубликовали в газете «Дагенс нюхетер» (Dagens Nyheter) статью, в которой призвали Тегнелла уйти в отставку, а правительство – сменить выбранный курс.
К середине марта, когда инфекция уже широко распространилась внутри страны, Левен был вынужден начать играть более активную роль. С тех по правительство наверстывает упущенное. С 29 марта оно запретило собрания людей численностью более 50 человек (ранее действовало ограничение 500 человек) и ввело санкции за нарушение этого правила. А с 1 апреля оно запретило посещение домов престарелых, когда стало очевидно, что вирус проник примерно в половину таких домов в Стокгольме.
Подход Швеции оказался ошибочным как минимум по трем причинам. Какими бы позитивными достоинствами не обладали шведы, в любом обществе всегда найдутся нарушители правил, а когда речь заходит о крайне заразной болезни, не нужно много таких нарушителей, чтобы нанести огромный вред. Во-вторых, шведские власти только со временем поняли, что заражение может происходить без симптомов, а инфицированные наиболее заразны до того, как у них проявляются какие-либо симптомы. И, в-третьих, состав шведского населения изменился.
После многих лет невероятно высокого уровня иммиграции из стран Африки и Ближнего Востока 25% шведского населения (2,6 миллионов из 10,2 миллионов жителей страны) сегодня имеют не шведское происхождение. В регионе Стокгольма эта доля даже выше. Иммигранты из Сомали, Ирака, Сирии и Афганистана непропорционально сильно представлены в числе умерших от Covid-19. Это объясняют, в частности, недостатком информации на языке иммигрантов. Но, кажется, что есть более важный фактор: высокая плотность проживания в пригородах с большой долей иммигрантов, которая приводит к более тесной физической близости между поколениями.
Пока еще слишком рано говорить о полном понимании последствий «шведской модели». Но сегодня уровень смертности от Covid-19 в стране в девять раз выше, чем в Финляндии, почти в пять раз выше, чем в Норвегии, и более чем вдвое выше, чем в Дании. В какой-то степени эти цифры могут объясняться более значительной долей иммигрантов в населении Швеции, тем не менее, столь резкое отличие от ситуации в соседних скандинавских странах поражает. Дания, Норвегия и Финляндия уже на ранних этапах ввели строгие меры карантина, а их политики активно демонстрировали сильные лидерские качества.
Сегодня, когда Covid-19 неистово свирепствует в домах престарелых и других группах общества, шведскому правительству следует дать задний ход. А другие страны, которых может соблазнять «шведская модель», должны понять, что ее главной особенностью является более высокий уровень смертности.
Ханс Бергстрем, Project Syndicate