Завотделением из Витебска: У меня жуткие ночные кошмары, потому что все выходит из-под контроля

Рассказы врачей и пациентов витебской реанимации, которая первой приняла удар эпидемии.

«Грязная зона». «Чистая зона». Так сегодня разделена Витебская городская клиническая больница скорой медицинской помощи. Да уже, впрочем, почти все клиники страны. В каждой части действуют свои правила. Особый риск для медиков — в «грязной зоне»: здесь лежат пациенты с пневмониями, в том числе коронавирусными. О том, как там работают врачи, медсестры и санитары и как себя чувствуют пациенты, — в репортаже tut.by.

Первые пациенты с COVID-19 и тяжелыми пневмониями поступили в БСМП 3 апреля. Такие больные занимают два больших здания: терапию и роддом. Это около 290 коек — и практически все они заняты. Остальные корпуса больницы работают как обычно.

На медиках, которые работают с «ковидными» больными, — особая нагрузка. До конца смены они не покидают «грязную зону»: то есть палаты и другие помещения, где оказывают помощь таким пациентам.

К «грязной зоне» относится и реанимация. У врачей в этом отделении смена длится 8 часов, у медсестер чаще всего по 12.

Граница между зонами — желтая штора. Ее еще здесь называют «шлюзом».

Чтобы войти в «грязную зону», медику нужно сделать отметку в журнале здоровья. Надеть противочумный костюм (ПЧК), бахилы, перчатки, респиратор, щиток для лица. И пройти через желтую штору. Все — он на работе.

Закончив смену, медик снимает перчатки, обрабатывает руки, потом снимает ПЧК, проходит через желтую штору. Все — он в «чистой зоне».

В «грязную зону» ничего нельзя заносить и выносить оттуда. Медики предпочитают не брать туда даже телефон. Если все же он им там нужен, то его заматывают в пищевую пленку. Едят, ходят в туалет — только в «чистой зоне».

Завотделением Владимир Мартов: «Только чтобы у нас хватило сил и кадров дожить до конца пандемии»

Заведующий отделением анестезиологии и реанимации Владимир Мартов в медицине — 29 лет:

— Я — из медицинской семьи: отец — хирург, профессор, мама — инфекционист. Медики — жена, сестра, муж сестры. 10 лет я отработал в 1-й городской больнице. Потом с отцом мы перешли в БСМП. Трудился тут анестезиологом. А последние лет пять заведую отделением анестезиологии и реанимации.

Доктор Мартов призывает смотреть правде в глаза:

— Расчет на то, что коронавируса в Витебске нет, — неправильный. Он есть. И он — везде. Но «выстреливает» он по-разному. Один человек попадает в больницу, а второй может не болеть и ничего не чувствовать, но при этом быть переносчиком.

Владимир вспоминает, как началась вспышка:

— Вначале до нас доносилась отдаленная канонада: эпидемия была за границей. Потом пришли «залетные» случаи и в Витебск. Первыми пациентами с коронавирусом у нас были работники холдинга «Марко»: они приехали из командировки в Италию. Их положили в «инфекционку» — и этот очаг более-менее локализовали. Было и еще несколько очагов: вокруг людей, которые к нам откуда-то приезжали. Это было в первой половине марта. Но уже тогда мы поняли: вирус — в городе. И да — вскоре хлынул рост пневмоний. Витебск прозвучал на всю страну.

А больницы продолжали оказывать помощь пациентам: кто-то лечил сердце, кто-то оперировал вены. В эти больницы попадали люди с коронавирусом, про который никто, даже сами инфицированные, еще не знали. С ними контактировал медперсонал — неподготовленный, без средств защиты. Так появились очаги инфекции, можно даже сказать, эпидемия в медучреждениях.

В такой очаг вначале попала 1-я городская больница.

— Пошли первые умершие. Именно там умер первый в Витебске медработник — медсестра Светлана Киселева. Потом полыхнула бывшая «железнодорожная» больница. Там заболели и медики, включая администрацию. Потом «пожар» подобрался к областной клинической больнице. Она большая, и там было несколько очагов инфекции. Появилась вторая жертва среди витебских медиков — медсестра этой больницы Надежда Фомина. Повторюсь: медперсонал во всех этих больницах не был защищен.

У медиков БСМП, по словам Мартова, также поначалу не было защиты: «Мы ездили по другим больницам, смотрели их больных. Перчатки и халат надевали, а вот маску находили с трудом. Что уж говорить про ПЧК.

С начала апреля БСМП, где оборудовано около 100 кислородных точек, принимает больных с пневмониями, в том числе коронавирусными.

— В первый день, 3 апреля, мы за два часа эвакуировали к себе 60 пациентов из 1-й городской больницы. В том числе забрали и лечившихся там медработников. Потом задействовали «под коронавирус» и наш роддом. Сейчас у нас из 290 коек в терапии и роддоме заняты где-то 270−280. Это очень много. Но с каждым днем врачи учатся работать все четче и четче. Уже привыкли к происходящему. Пациентов с пневмониями лечат не только терапевты, но и гинекологи, и неврологи, и другие специалисты.

В отделении анестезиологии и реанимации — более 100 сотрудников, из них 30 врачей.

— Я рад, что в этот корпус с «грязной зоной» пришли люди, которые понимают: здесь — настоящая работа. Тут нужно постоянно думать и нельзя ошибаться. Но у нас были и дезертиры — врачи, которые испугались идти в «грязную зону». Они брали больничные, рассказывали сказки. Это стыдно, неприятно. И не очень теперь понятно, как мы будем строить работу с ними дальше.

— А как же клятва Гиппократа? Они о ней забыли?

— Да придумки все это! Нет никакой клятвы Гиппократа. Я давал «Присягу врача Советского Союза». Говорил, что всегда буду помнить об ответственности перед советским государством. Эту строчку я помню. А чтобы я убивался на работе без средств защиты в пандемию, такого в присяге не помню. Врач — такой же человек, как все. Он должен думать так же и о себе, и о своей семье. Но доктор в Беларуси не имеет дома, сада и бунгало, как зарубежные коллеги. Поэтому много талантливых специалистов уехало за рубеж. Многим из них надоело бороться с системой.

За работу в условиях пандемии медикам обещают поднять зарплату.

— Посмотрим, какие будут доплаты. Коллег это волнует. Потому что врач в реанимации должен вести 6 больных. А сейчас он бегает по корпусу, смотрит за 30 больными, переворачивает их на живот, отвечает на вопросы их родственников…

— А вас интересует повышение зарплаты?

— Я об этом меньше всего думаю. Меня волнует, чтобы у нас хватило сил и кадров дожить до конца пандемии. Буквально вчера у меня заболели еще два врача. Еще переживаю, чтобы хватило мест для пациентов, чтобы всем хватило кислорода.

Доктор Мартов признается, что его вымотал «напряг в течение месяца»:

— У меня жуткие ночные кошмары. Потому что нет ощущения, что все под контролем. Вроде только ты все под него взял, а оно потихонечку разваливается. Боишься что-то не успеть, кого-то недосмотреть… Кроме того, сейчас в медицинских кругах обсуждают: произойдет ли в Могилеве то, что произошло в Витебске. Могилевские коллеги — крутые профессионалы. Но слушают ли их в высших эшелонах власти — вот в чем вопрос. У нас нация очень умных людей. Но какие принимаются в итоге решения, вы видите.

Врач Ростислав Савицкий: «Катастрофа может возникнуть неожиданно»

Врач-реаниматолог Ростислав Савицкий рассказывает, что его рабочий день начинается с обхода пациентов в реанимации.

— Затем смотрим листы назначения: корректируем, коллегиально решаем, может, что-то в лечении надо добавить, а что-то убрать. Лист назначения переписывается — и идет на пост медсестре. Потом — утренний консилиум. А уже после 10 часов идем смотреть пациентов в отделение. Всех их мы должны осмотреть до 14 часов. Больных много, но каждому стараемся уделить максимум внимания, чтобы не прозевать катастрофу, которая может возникнуть очень неожиданно.

Медсестра Наталья Колесникова: «Коронавирус у моих мамы и папы. От пневмонии умерла моя коллега»

В «докоронавирусные времена» Наталья Колесникова работала медсестрой в ЛОР-отделении. Но когда БСМП перепрофилировали, ей выпало дежурство, на котором принимали больных с пневмониями.

— Это был шок для нас! Все поначалу находились в прострации: казалось, это происходит не с нами. А потом понеслось, посыпалось! И — стали привыкать.

Наталья рассказывает, что ее родители заболели тяжелыми пневмониями. У обоих — положительный анализ на коронавирус.

— Мама работает старшей медсестрой в 1-й городской больнице. Она ничем не оснащена, и там заразилась не только она, а еще много медработников. Когда мама болела, я звонила врачам и спрашивала о ее состоянии. Мне говорили: молитесь. Я зачеркивала в календаре дни, пока прошел критический период. Потом маму из 1-й городской забрали сюда, к нам в БСМП. И тут ее наши врачи вытащили. Спасибо огромное им за это!

Наталья не скрывает возмущения:

— Я не понимаю, как руководство 1-й городской больницы могло так поступить со своими сотрудниками. Понимая, что к ним везут «ковидных» пациентов, медикам не выдали даже минимальную защиту! Это очень страшно. Наше же руководство выдало всем защиту. Кроме того, нас подготовили, как работать в «грязной зоне»: мы по 25 раз все «отрепетировали» прежде, чем туда войти.

Сейчас в «инфекционке» лежит отец Натальи:

— Он ветеран войны в Афганистане, офицер. Когда у него подтвердился коронавирус, его забрали в «афганский центр». Там папа просто пролежал 4 дня. Поступил туда с односторонней пневмонией. А в «инфекционку» его отвезли уже с одышкой, низкой сатурацией. Он там более двух недель, состояние — средней тяжести.

Сама медсестра также болела, но в легкой форме. 14 дней была на самоизоляции.

Наталья Колесникова знала Светлану Киселеву — умершую медсестру из 1-й городской:

— Очень жаль Свету, которая так трагически ушла: умерла от пневмонии, заразившись вирусом на работе. Я ее знала, мы с ней начинали вместе работать. Сильно переживала: у нее ведь остался маленький ребенок. Первое время я вообще очень сильно пропускала все это через себя. Мне было жалко смотреть на больных. Возвращалась домой в слезах. Сейчас тоже тяжело, но я уже как-то внутренне собралась. Ничего не поделаешь, надо работать. Помогать людям — такая у нас профессия.

— Что сделаете, когда вылечите последнего больного коронавирусом?

— Ой, вам такое нельзя писать! — смеется Наталья. — А если серьезно, то выдохнем. Просто выдохнем. Я хочу, чтобы обратно вернулось наше ЛОР-отделение и чтобы снова наладился привычный рабочий процесс. Теперь об этом вспоминаю с ностальгией. Все познается в сравнении.

Санитарка Наталья Суворова: «Первое время приходили домой — и трупами ложились!»

Наталья Суворова раньше была санитаркой в перевязочном кабинете ЛОР-отделения.

— А сейчас я просто санитарка. Мы теперь все под одной гребенкой — в терапии. И все впряглись в «это». Тяжело. Очень хочется назад, в свой перевязочный кабинет. Но я понимаю, что это случится нескоро. И терплю, как и все остальные. Сейчас всем медикам нелегко.

Наталья признается, что в спецзащите убирать трудно:

— От масок и защиты уже началось раздражение. И его ничем невозможно снять. На тебе маска, костюм, защитный шлем. Или «забрало», как мы шутим. Дышать трудно. Пока уберешь в палате, вся мокрая. Выходишь в «чистую зону» и стоишь несколько минут, чтобы немножко остыть.

Наталья Суворова горячо благодарит волонтеров, которые обеспечивают медиков горячими обедами.

— Спасибо большое, все очень вкусно! Дома-то готовить некогда. Первое время приходили — и трупами ложились! Поэтому когда тут думать про ссобойки на работу? А так идешь на смену — и у тебя голова не болит хотя бы об этом.

Пациент реанимации, врач Роман Антоненко: «Либо у власти мало консультантов по медицине, либо к ним не прислушиваются»

Роман Антоненко отдал медицине 38 лет. Из них 21 год отработал в областной клинической больнице. Потом 13 лет заведовал отделением анестезиологии и реанимации БСМП. Сейчас — врач-реаниматолог здесь же.

А прямо сейчас он пациент — у своих же коллег.

Доктор Антоненко заболел, потому что «ходил по больницам с больными коронавирусом, а защиты у медиков тогда еще не было».

— Отдежурил смену, чувствовал себя нормально. Потом появились слабость, ломота, резь в глазах. И вот уже три недели, как болею. Две первые недели было очень плохо. И это притом что я веду здоровый образ жизни, занимаюсь горным туризмом, спортивным ориентированием. А тут понял: с коронавирусом — не шутят. Но спасибо коллегам, они помогают мне справиться с болезнью. Они внимательны ко всем. Работают на износ, выкладываются на 200 процентов. В БСМП хорошая аппаратура, достаточно лекарств.

По мнению опытного врача Антоненко, в Беларуси нужно вводить карантин:

— Простыми мерами здесь обойтись не удастся. Все страны объявили карантин, а мы — нет. Мое мнение: это неправильно. И вирус распространяется по стране. А в Витебске крайне серьезное положение: практически все стационары перепрофилированы под прием больных с вирусной инфекцией. Много больных пневмонией. И среди них не только пожилые. Есть и 30-летние, у которых нет вредных привычек. И это нарастает как снежный ком. Чтобы это остановить, нужны неординарные меры. Одной самоизоляцией тут уже не поможешь. Возникают сложности, о которых мало кто думал. Я не знаю: либо у высшей власти мало хороших консультантов по медицине, либо к ним не прислушиваются.

Доктор Антоненко не может понять, почему врачи оказались без защитных средств:

— Как ни печально это констатировать, но да, у медиков их не было. В такой стране, как Беларусь, не было достаточного количества масок. Как так? Их же банально просто изготовить.

— Вы выйдете с больничного — и сразу в строй?

— Выпишусь из больницы и хочу взять неделю на реабилитацию. Еще есть астенизация [слабость, истощение]. Но я, думаю, справлюсь с этим. А потом — надо помогать коллегам. Мыслей отсидеться у меня нет.

Врач, заболевший коронавирусом: «После пандемии нужно повесить ордена многим медикам»

В одной из палат реанимации лежит целая семья: муж, жена и сын. Глава семейства Сергей Павлович — тоже врач, но не из БСМП.

— Заболел я 9 апреля: температура поднялась до 39. Два дня побыл дома. Сдал тест — COVID-19, двусторонняя пневмония. Ее подтвердила и КТ. Госпитализировали на четвертый день после того, как почувствовал недомогание. Вслед за мной в больницу с пневмонией попал сын, а потом — и жена. Но коронавирус, к счастью, «посетил» только меня, у родных он не подтвердился.

Доктор признается, что чувствовал себя «ужасно плохо»:

— Температура сбивалась на час-два. Одной ногой я уже стоял там, в могиле. Но врачи БСМП меня оттуда вытащили. Температуры сейчас нет, осталась только слабость. БСМП вообще заточена на борьбу с неотложкой, чрезвычайщиной. И здесь после этой пандемии нужно повесить ордена многим медикам.

Врач говорит, что долго не верил, что у него коронавирус:

— На работе мы были в халатах, перчатках, шапочках, масках. Минимум раз в час обрабатывали все поверхности в помещениях — очень сильным дезраствором. Заходил в магазин только в маске. Садился за руль — обрабатывал и его. Как «оно» ко мне прилипло — загадка!

Сергей Павлович считает, что «сегодня большинство медиков не думает о деньгах»:

— Они встают и идут помогать, какими бы ни были сами: замученными, больными. Медицина — это диагноз. И наши врачи — не просто молодцы, а герои. Они — на боевых действиях, хотя без погонов.