Это не лечится

Свежую новость про Путина-вирусолога можно пересказывать по-разному.

Как очередное достижение в жанре телевизионной апологетики, причем свои оды главе государства ораторы слагали на собственный неповторимый манер. Так, пресс-секретарь президента, вельможа в подобных делах изощрившийся, как бы подхватывал его удачную шутку. Дескать, Владимир Владимирович недавно схохмил, что вся страна у нас превратилась в вирусологов, и Песков вслед за ним отмечал "становление" самого гаранта в качестве специалиста. Не забывая, конечно, добавить, что для шефа вообще характерно "плотное погружение в какую-то тему", и это значило, что он воистину у нас теперь эксперт по пандемии.

Напротив, Юрий Лобзин, директор Детского научно-клинического центра инфекционных болезней ФМБА - тот в ни в какие игры не играл и рубил правду-матку прямо, грубо, по-стариковски. Поражался, насколько Путин "прекрасно информирован о заболевании". Отмечал у него столь "высокий уровень, который даже не у каждого профессионального медика есть". Иными словами, тоже прозревал в нем выдающегося лекаря-самоучку. "Мне было так приятно, мы говорили на одном профессиональном языке", радовался доктор, и это была похвала первосортная.

Еще свежую новость можно пересказывать в жанре анекдота. Вот был у нас царь Иван Грозный, первый в мире рентгенолог ("Я тебя, падло, наскрозь вижу!.."). Имелся товарищ Сталин, в языкознании познавший толк. Никита Хрущев подарил людям кукурузу. Лично дорогой Леонид Ильич внес неоценимый вклад в историю советской литературы. А Владимир Владимирович будет прославлен в веках как инфекционист. Разумеется, и прочие его победы, типа водружения российского флага над крымским рейхстагом, не поглотит алчная Лета, но ведь и Ивана Грозного мы любим не только за его безумную проницательность. Равно и Путина благодарные потомки запомнят в белом халате и в желтом скафандре, склонившегося над мелкоскопом и казнящего болезнетворную гадину.

Но более всего это, конечно, новость политическая - про вождя, который за считаные недели разобрался с возбудителем современной хвори. Точнее, это очень серьезная политическая проблема, которая связана с имиджем российского президента. Проблема психологическая.

Дело в том, что несменяемый наш предводитель практически незаменим в тех обстоятельствах, когда подбадривать народ надо при помощи высказываний безжалостных и хлестких. О террористах, которых следует мочить известно где. Об их приспешниках, которым необходимо отрезать известно что, дабы больше не выросло. Насчет соседей с их наглыми территориальными притязаниями, которые получат от мертвого осла уши. Относительно нерешительных министров, способных годами сопли жевать. Касательно бабушки с дедушкой и их отличительных половых признаков. Кошку опять-таки умеет нарисовать с задранным хвостом, развлекая сограждан.

Если же в общении с соотечественниками, погруженными в страх, тоску, скуку, отчаянье, как сегодня, нужно найти человеческие слова, то он их отыскать не умеет. Зато умеет сказать слова совершенно неуместные. Про гибель подлодки и всего ее экипажа говорит, что она утонула. Родственников погибших при теракте уведомляет о том, что Россия выстояла. Выслушав рассказ о массовых беззаконных избиениях и арестах россиян в ходе протестных акций, плетет что-то про Францию. Это еще называют бесчеловечностью.

В том же духе Путин высказывается и ныне. Переложив всю полноту ответственности за борьбу с эпидемией на местные власти, президент предпочитает либо отмалчиваться, либо выступать с заявлениями, в которых выглядит до того равнодушным к аудитории, что оторопь берет. Он сидит, нелепо расставив ноги, цедит нечто невразумительное и всем своим видом демонстрирует раздражение по поводу этой проклятой болезни, из-за которой приходится переносить такие важные для него мероприятия. Нечто человеческое прорывается в нем разве что в тех случаях, когда он извещает об отмене спецголосования и парада Победы. Ибо Владимир Владимирович искренне раздосадован и чувств не скрывает.

А люди это видят, что отражается и в зеркале полузапрещенной социологии, и в массовых выступлениях против власти. И в том весьма неприятном для начальства факте, что внятные и доходчивые программы противостояния экономической катастрофе предлагают сегодня многие, среди них и главный оппозиционер, и на фоне Навального растерянный холоднокровный Путин выглядит совсем уж плохо. Впрочем, о том, как спасать народ, в Кремле мало задумываются, используя по старинке методы привычные и несуразные, в которых полицейщина логично соединяется с правовым беспределом и хаосом. Зато в постоянном режиме заняты другой привычной работой - спасением нерядового Путина.

Для чего, собственно, и сочиняется свежая новость про гаранта-вирусолога. Вы, мол, не подумайте, глядя на телеэкраны и медленно закипая ненавистью, что Владимиру Владимировичу плевать на вас. Наоборот, он у себя в Ново-Огареве и на Валдае непрестанно о вас заботится, ночей не спит, изучает инфекцию и уже на равных беседует с потрясенными айболитами. Того гляди изобретет вакцину.

Одновременно мобилизуются и старейшие кадры, и в своей горестно-примирительной речи Владимир Познер стыдит оппозиционеров, призывая их в годину бедствий не злорадствовать, чем они якобы увлечены, но "отложить... претензии и обвинения" и сосредоточиться на чувствах добрых и грядущем хэппи-энде. Короче, не поносить больше несчастного Путина, но "поддержать надежды людей" ради победы над общим врагом. А не то станете неотличимы от американских коммунистов во времена Великой Депрессии, предупреждает смутьянов сей Владимир Владимирович, и в устах бывшего коммунистического пропагандиста эти фразы звучат по-настоящему убедительно. Куда там Пескову и Лобзину с их застенчивым раболепством.

Тем не менее востребованы и они. Для того хотя бы, чтобы слушатели, прильнув к телеэкранам, гадали, что это было: небывалое чудо сервильности, свежий анекдот про царя, натуральный политический креатив? Да, все ответы правильные, но последний самый верный. Такая нынче политика, направляемая администрацией Кремля, и это по сути даже не новость. Это повторение пройденного за двадцать с лишним лет, но на современном этапе, с поправкой на эпидемию: холуйство, шутовство, пропаганда. Мир меняется необратимо, а тут не меняется ничего, но когда эти явления живой политической российской природы подкреплены силой оружия и полицейской дубинкой, то наблюдать их можно очень долго. До ломоты в скулах, от начала и до конца.

Илья Мильштейн, "Грани"