Откровения волонтеров, которые помогают медикам.
Даник планировал купить себе автомобиль и взять первый в жизни кредит. Илья собирался уехать в Польшу играть в американский футбол. Ане хотелось вернуться в Лондон и продолжить заниматься видеосъемкой. Тоня направляла все силы на IT. Владельцам галереи «Ў» наверняка хотелось продолжить чил минчан. Но коронавирус поменял планы и неожиданно свел их вместе. Стрессовые обстоятельства раскрывают лучшие стороны белорусов, пишет onliner.by.
Илья: «Мы не до конца понимаем, как справляется медперсонал»
Илья появляется первым. Обустраивается, после чего уходит за барную стойку. Хозяева помещения разрешили волонтерам пользоваться кофемашиной. Она шумно наполняет чашки.
С утра я просыпаюсь и первым делом измеряю температуру. Вторым — утыкаюсь носом в базилик, чтобы проверить обоняние. Вот такой лайфхак. Месяц назад высадил на подоконнике. Не думал, что настолько пригодится. Конечно, это перестраховка и ничего не исключает. Но лишняя бдительность важна.
Весь апрель и май 2019 года, как и сейчас, проходил с пластырем на переносице. Я играю в американский футбол линейным. Это такие здоровые ребята, сумоисты, которым не получают в руки мяч и которые идут в тело соперника, блокируя его. Грубая физическая сила. Нос все время страдал от шлема. Теперь ему достается от респиратора. Сильно натирает. Но лепишь пластырь — и идешь дальше.
Год назад я участвовал в организации Европейских игр — работал в команде по аккредитации. Планировал оставаться в спорте, но все это благополучно заглохло после церемонии закрытия. В конце 2019-го меня позвали в клуб из Быдгоща. Планировал поиграть сезон у соседей. Собрался уезжать, и как раз в конце февраля началась пандемия. Польскую лигу отменили. Я никуда не уехал. Пытался устроиться в IT, успешно прошел собеседование. Но конкретно в тот момент топы решили приостановить набор из-за непонятной ситуации в США. Теперь у меня много свободного времени, все оно уходит на волонтерство.
Когда стало серьезнее, я самоизолировался. Выдержал две недели, чтобы проверить симптомы. Все было нормально — съездил к родным. После этого написал ребятам волонтерам: «Всех, кого нужно, уже повидал, готов помогать вам». Как раз была разгрузка двух тонн спанбонда. С тех пор я стараюсь появляться здесь каждый день.
Отвозили мою первую посылку в больницу. Нас уже на подъезде встречали медсестра и главврач. Вроде ничего особого не произошло. Но как будто хлеб-соль. Я объяснил, что, где, в каком пакете находится. Стали говорить. И меня поразили реакции медперсонала на нашу помощь. Обилие благодарности и теплоты. Ты слушаешь, и тебе становится даже не неловко, как это обычно происходит, а жутко. Я все стоял и думал: «Мы же просто халаты привезли, мы же не последняя надежда…» Меня потом сильно накрыло. Я молчал часа четыре. Неужели наши медики настолько брошенные? На следующий день мы снова поехали. На удивление, для меня прошло нормально. Никаких беков я не словил. Но больше стараюсь не ездить.
Когда работаешь на складе, чувствуешь себя хорошо. Здесь весело. Да, ты можешь упахаться физически, но общая атмосфера вытянет. А вырвешься из своей действительности в больницу — и накрывает. Не представляю, каково приходится врачам. Я иногда думаю, типа, как же тяжело весь день в респираторе ходить. А представляешь, врачи закутываются в два халата, очки, респиратор… По своему опыту: ты надеваешь перчатки и делаешь погрузку в течение пяти минут. Снимаешь их — а с рук струится пот. Не капельки выделяются, а прямо ручьи текут. А если на тебе костюм? Не понимаю, как врачи справляются с обезвоживанием, как выживают. Огромное спасибо этим людям.
Мимо тебя проезжает скорая. Через лобовое стекло видно упакованных, как инопланетяне, медиков. Потом поворачиваешь голову — парочки без масок прогуливаются за ручку. Это уникальное состояние. Одновременно ты живешь в трех мирах. В первом происходит самая жесть и жуть. Там живут врачи. Мы лишь частичные его свидетели и не понимаем до конца, как справляется медперсонал. Во втором мире живут волонтеры — это свой муравейник, где даже самая жуткая информация воспринимается чисто технически как сигнал о необходимости организовать помощь. Третий мир — это вот у нас за окном. Люди ходят и продолжают обычную жизнь, делая вид, что ничего не происходит. Говорят, есть еще четвертый мир, но у меня дома нет телика.
Я вынужден пользоваться метро. Заходил недавно на станцию. На плече спортивная сумка. На лице респиратор — я его только дома снимаю. Привык уже, что всегда иду на контроль. Иду и смотрю на сотрудника службы безопасности. Сидит в своей будке без маски, меня не замечает. Ну ладно. Я к турникету — человек резко срывается с места, натягивая на ходу маску: «Пройдемте со мной, пожалуйста!» Я всегда с пониманием отношусь к таким требованиям. Но тогда не послушался: «Я не буду с вами контактировать, вы несете прямую угрозу мне и моим близким». Сотрудник опешил. Я прошел без досмотра. Не понимаю, как, работая в контактном месте, можно настолько пренебрегать элементарными правилами. Это жесть.
Накануне нашей встречи был сложный день. Привезли несколько тонн спанбонда — разгружали. В итоге первый и единственный раз поел в шесть часов вечера. Выпил только литр воды. Видимо, это меня и прибило — спалось крайне плохо. Проснулся в очень тяжелом состоянии. Оттого с утра мерил температуру три раза. 35,9. По ходу я начинаю заваливаться в другую сторону.
Тоня: «Год назад я бы, наверное, не вписалась во все это»
Во дворик галереи въезжает легковушка, из которой показывается озадаченный водитель. Облаченная в перчатки и маску Тоня интересуется, не на склад ли. Мужчина говорит, что да, и получает ориентир. Мы продолжаем разговор под приятным солнцем.
Я CEO в компании InData. Мы одними из первых отправили людей по домам. У меня день рождения в конце марта. Его я отмечала уже на удаленке. Теперь живу в достаточно сложном графике. Встаю в шесть утра. Занимаюсь почтой по основной работе и делами, которые требуют сосредоточения, до полудня или чуть дольше. Потом выполняю волонтерские задачи два-три часа. Потом заканчиваю основную работу. А потом (с шести-семи вечера) снова плотно занимаюсь складом.
Мне просто предложили помочь: «Будем закупать для медиков респираторы». Я еще удивилась: «Слушайте, респираторы? Это же что-то чисто строительное». Вообще, не знала, что врачам они реально нужны. Но, конечно, согласилась. Поехала в магазин, купила несколько щитков. Привезла отдавать и осталась.
Меня очень удивило, что белорусы готовы столько донатить. Меня удивило, что за полтора месяца с помощью краудфандинга и диаспор мы абсолютно легально сумели собрать $250 тыс. Это потрясающая сумма для такого периода времени. Это огромные деньги, которые уже приносят ощутимую пользу. Лично для меня это как вера в будущее.
Еще меня удивило, что за полтора месяца мы собрали организованную команду. Я представляю, сколько требуется времени, сил и денег, чтобы сделать нечто подобное в IT. Автоматизация заявок, склад, система распределения, которая ранжирует больницы в зависимости от наличия пациентов с COVID-19, выстроенная логистика. Мы получили работающий живой организм из людей, которые не получают за это никаких денег. Я не считаю нынешнюю ситуацию уникальной и хотела бы повторить подобный опыт в дальнейшем при построении новой команды. Это пример, на котором стоит поучиться. Если мне когда-нибудь случится выступать на конференции, обязательно расскажу о нашем кейсе.
Самый тяжелый день на складе — традиционно пятница. Накапливается усталость, в том числе морально-этическая. Мы распределяем СИЗ, пульсоксиметры, термометры, ориентируясь на заявки. Больница просит респираторы, но в ней нет COVID-19, что делает ее в списке ожидания ниже. От этого на душе становится очень тяжело. Хочется помочь всем-всем, но мы объективно не можем.
Чтобы заниматься волонтерством в таком вот формате, нужны крепкие нервы. Часто приходишь домой просто в никаком состоянии. Пару раз я реально рыдала. В первом случае мы просто привезли врачам средства защиты. Они благодарили практически со слезами на глазах: «Спасибо, спасибо, спасибо, что выручаете, спасибо, что привозите». Тогда была поставка халатов. В конце врач мне говорит: «Слушай, возьми шоколадку». Я психически довольно крепкая. И в тот день хорошо держалась. Но после этого вот «возьми шоколадку» я понимаю, что стою и рыдаю. Детализировать второй раз мне не хотелось. Была внутренняя переписка с медиком. Я плакала от вещей, о которых прочитала.
Каждый день, проведенный на складе, мои часы выдают минимум 20—25 тыс. шагов. Физически бывает очень сложно. Самым трудным был день, когда мы рассортировали 7000 «лепестков» (респираторов) вручную. Однокомнатная квартира — вся забита. Когда начали рассортировывать, было только 11 заявок. Четыре часа фасовали все это. И тут я смотрю, а я заявок уже не 11, а 15. Начали заново.
Год назад я бы, наверное, не вписалась во все это. Ну, задонатила бы какую-то сумму денег, но не участвовала бы столь плотно. Не знаю, может, удаленка повлияла. Может, доросла. Но в мозгах определенно что-то поменялось. Сейчас работа волонтером-координатором приносит такое же удовлетворение, как работа в IT, которую я очень люблю и считаю своим призванием.
Что я сделаю, когда все это закончится? Привезу бабушке букет цветов. Мы с начала года не виделись. Я очень скучаю. Наша встреча станет для меня победой над коронавирусом.
Аня: «Основную поддержку медикам оказывают люди, оставшиеся дома»
Аня греется на террасе галереи, пока внутри раскладывается оборудование для вечернего благотворительного концерта. На лице маска. Телефон лежит на досках и постоянно разрывается от оповещений.
Каждый раз, когда кто-то говорит мне: «О, добавлю тебя в чат», — у меня начинает дергаться глаз. Я состою, наверное, в 15 сообществах. Просыпаюсь пораньше, чтобы было время просто потупить в одну точку. На склад тоже прихожу с запасом, чтобы просто кофе попить. Но все равно люди пишут, и я реагирую в любое время. Хотя самая жара у нас начинается с 11:00.
Я уехала два года назад. Живу в Лондоне. Занимаюсь видеосъемкой. Просто сейчас все на паузе. Говорить, будто застряла здесь, не стану. Технически могла уехать раньше. В Беларуси, как ни странно, намного проще получить хорошее медобслуживание, чем в Британии. Поэтому мы и прилетели 14 марта. Купили билеты давным-давно. По плану за неделю-две хотели порешать свои дела, пробежаться по врачам и вернуться обратно. Вот два месяца возвращаемся. Удивительно, это первый раз, когда я не покупала обратный билет. Подумала: «Ай, какая разница! Из Вильнюса всегда можно купить дешевые билеты».
У мужа очень пожилые родители. Чтобы не рисковать, решили, что будем жить раздельно, еще когда летели из Лондона. Он теперь с родителями в Лиде. За два месяца мы виделись всего пару раз — и то были на расстоянии. В последний раз муж приехал к врачу. Встретились на 15 минут в Galileo на вокзале. Попили кофе, обсудили дела на расстоянии полутора метров. Я в конце растерялась: «Ну, блин». И мы попрощались локтями.
Я думала, что мы достаточно быстро вернемся. Потому смотрела заявки на волонтерство в Британии. Там оно сквозит абсолютно через все. В итоге за пару дней в добровольцы записалось 750 тыс. человек. Остров закрыл все свои потребности. В Беларуси же в каждом областном городе волонтеров плюс-минус тысяча. К тому же есть чат «Хакерспейса». Там тоже крутые ребята. В общем, я решила остаться. В Беларуси больше возможностей приложить свою помощь.
Когда тяжело физически, это, в принципе, фигня. Вчера у нас здесь вырубило свет. C девочкой-координатором ползали по складу с фонариками и собирали посылки в Пинск. Просто человек был готов отвезти, упускать такую возможность не хотелось. Но это терпимо.
Морально конкретно здесь меня тоже не накрывает. Ты не имеешь права. Накроет одного — накроет всех. На складе такая атмосфера, что у всех постоянно приподнятое настроение. Накрывает, когда приходишь домой. Я в последнее время перестала читать новости. Во-первых, времени нет. Во-вторых, они сильно угнетают. А тут прочитала монолог витебского врача, который рассказывал о смерти медсестры. Словила свое самое жесткое состояние и проревела всю ночь. Спасибо складу, физическая усталость взяла верх, и я все-таки заснула.
Блин, ну не должны умирать медработники. Так жестко, это можно предотвратить элементарными средствами индивидуальной защиты… Я до сих пор считаю себя психически устойчивым человеком. Единственное, что очень остро переживаю, — это несправедливость. И когда погибают врачи — это несправедливость. Сейчас все должно быть сделано для их безопасности. Именно они ведут основную борьбу с коронавирусом.
Когда мы кинули клич, что больницам нужны CD-R, некоторые приезжали и привозили буквально по две штуки. То есть диски лежали дома без дела. Скажу честно, я бы, скорее всего, поленилась. Но люди встали, доехали сюда и привезли. И это очень круто: «Ну да, у меня есть, помогу хоть чем-то». Блин, они такие классные.
Надо было отвезти посылку. У нас есть транспортный чат, куда мы закидываем заявки: «Ребята, надо на Лиду!» Приехал парень. «А вы целенаправленно едете в Лиду?» — «Нет, я для „Хакерспейса“ уже накатал по Беларуси 3000 километров». То есть чуваку не по пути, он просто целенаправленно берет и едет. Я смотрю историю сообщений чата и понимаю, что по ходу он намотал не 3000 километров, а фиг знает сколько. И не жалуется. Максимум, что говорит: «Ребят, ну, может, поближе что-то есть?» Но все равно вписывается. «Ну что, Ань, нет никого на Витебск? Если что, то я поеду».
Белорусы, которые сейчас абсолютно любым способом помогают медикам, очень крутые. Я не преуменьшаю и считаю, что основную поддержку оказывают люди, оставшиеся дома. Это тяжело. Особенно если нет работы. Иногда люди пишут: «Я хочу помочь. Что сделать?» По факту можно просто остаться дома. Надо относиться к этому не как к рутине, а как к своей заслуге: я действительно помог.
Даник: «Однажды всю ночь снилось, как собираю респираторы»
Даниил достает свою чашку и лезет за пакетом молотого Paulig. Аня просит сделать ей кофе, и парень соглашается. Через открытые двери дует приятный ветер, и как-то не верится, что жизнь в галерее настолько поменялась.
Врачи для меня — отдельная категория людей. Я был болезненным ребенком. По факту дважды возникала угроза жизни. Медики спасали. За детство я перенес семь операций. Лечился и за границей. Хирургические вмешательства — бедро, пах. Часто ездил в скорых. Еще у меня прадед врач. К нему в нашей семье очень почтительное отношение. Честно, я в детстве не понимал всей опасности своего положения. Только со временем осознал. Помню только, что к операционным привык очень быстро. В какое-то время уже шел туда: «Блин, ну давайте быстрее».
Год назад я работал аккаунт-менеджером в одной московской конторе. Прошел месяц с тех пор, как я впервые в жизни пошел в зал. Все было спокойно. В январе мы закончили большой проект. Загрузки не было — «я ушел» тире «мне пришлось уйти». Немножко отдыхал, немножко искал работу. Устроил полусамоизоляцию, выходя из дома только на собеседования. Тогда в Беларуси было 15 подтвержденных случаев коронавируса.
Потом я все-таки устроился на работу. Спустя три дня пришел человек: «Чувак, слушай, мы пересмотрели условия и готовы платить тебе в два раза меньше». Я уволился и продолжил сидеть дома. После трех недель самоизоляции крыша едет капитально. И все эти истории про «какой я домосед», оказывается, херня полная. Однажды наткнулся на Google-форму для волонтеров и транспортный чат в «телеге». Там даже правил еще не было. Так я и начал возить пакеты. Затем у меня появилась нормальная такая возможность выйти на работу, и я подумал, что вся транспортная история заканчивается. Но взяли другого человека. Как раз понадобился волонтер на склад. Я согласился.
Однажды проснулся ночью, потому что мне снилось, как я собираю респираторы в коробки и делаю это неправильно. У нас есть маленькие «накладные» (мы их так называем, но это просто четвертина A4), в которых указываются направление и количество. И вот мне снится, что я смотрю в «накладную», отсчитываю, но делаю это криво. И так всю ночь. Я каждый раз просыпался от неправильного счета.
Мы вчера купили полторы тонны спанбонда. Экстренно, без обеда, полетели его забирать. Ты же видишь, я не совсем Геракл. Когда загружали ту тонну, пронесло — стоял и считал. Но когда приехали на склад, пришлось выгружать. Мы стали в цепочку, водитель швырял мне рулон. Нелегкий такой. Я его принимал и по цепочке передавал наверх. В общем, занял самую сложную позицию. Вечером стало понятно: на сегодня я закончился. У нас здесь наверху есть лежанка. Я просто пошел туда, калачиком свернулся, капюшончиком закрылся и закрыл глаза.
У меня, понятно, есть большая боль по поводу финансов. Все идет в жесткий минус. Но мне, можно сказать, повезло. Жены и детей нет. Кредитов тоже нет. Живу в квартире бабушки и дедушки. Плачу только «коммуналку». У меня был план купить в этом году новую тачку из салона. Geely предоставляет хорошие скидки. Подумывал взять первый в своей жизни кредит. Но нынешняя ситуация показала, что все я правильно делаю, а с кредитами и дальше не надо связываться. Сейчас я не трачу практически ничего. Плюс, как у любого белоруса, принцип «Сперва перестаешь есть, потом доллары меняешь». Маленькая подушечка есть. Но я готов этим пожертвовать, потому что надо закрыть какие-то внутренние моральные запросы. Мне хорошо от того, что я делаю сейчас.
Прикол в том, что я получаю и внутреннюю, и внешнюю мотивацию. Внешняя — я реально сопереживаю медикам, особенно работникам скорой. И вот у меня появляется возможность поставить им костыль и как-то помочь. Надо пользоваться ею. А внутренняя мотивация — это собственное ощущение, что я не зря прожил эту весну. И после этого могу сказать себе, что я молодец.