Ученый рассказал, как жили и болели белорусы

Белорусы не носили лапти.

Каждый новый вызов, каждую трудность, которая возникает на нашем пути, мы воспринимаем как уникальную. Это касается не только отдельного человека, но и общества в целом. «Колоссальный кризис», «невиданная пандемия», «ужасающие последствия» — усиленные громкими эпитетами понятия давят на сознание, заставляют почувствовать значимость момента.

То, что происходит сегодня, — события неординарные, даже нет смысла спорить. Но все же хочется вспомнить, были ли в истории аналогичные ситуации и как их удалось пережить, пишет onliner.by.

Можно обратиться к архивным источникам, но историю, как мы знаем, пишут победители, а доверия им в этом случае мало. Поэтому мы решили обсудить животрепещущую тему не просто с историком, а с археологом — именно эти исследователи читали про события определенной эпохи и, более того, видели воочию последствия ряда исторических процессов.

Кто это?

Сергей Тарасов — историк, археолог, писатель. Кандидат исторических наук. Проводил раскопки во многих городах Беларуси, самые значимые — в Полоцке и Минске. Автор более 50 научных работ, художественных и научно-популярных книг. Сегодня преподаватель, доцент кафедры политологии и экономики коммерческого Института парламентаризма и предпринимательства. Ведущий научный сотрудник Музея истории города Минска.

— Говорят, что пандемия изменит мир и он уже никогда не будет прежним. Хотелось бы обсудить с вами как с историком, насколько различные катаклизмы меняют наше общество. Что об этом рассказывает история и археология?

— По своему опыту, по раскопкам, которые мы проводили, я могу сказать однозначно, что мир меняют, бесспорно, две вещи. Первая — это природные катастрофы и пандемии, вторая — войны. В истории Беларуси с лихвой присутствовало и то и другое. Я и мои коллеги постоянно сталкиваемся с прямыми свидетельствами такого влияния. Но картина мира, которую видим мы, порой может не совсем совпадать с общепринятым взглядом на историю, иногда даже конфликтовать с ним, рождать загадки и парадоксы.

Очень люблю археологию за то, что историю благодаря ей можно взять и пощупать руками — в буквальном смысле этого слова. Если я держу в руках горшок X века, то никто не скажет, что это век XII или XV. Манипулировать, играть цифрами и догадками невозможно. Наука, которой я занимаюсь, показывает факты очень конкретно. Иногда это очень неудобно для любителей «натянуть сову на глобус».

— Если вас попросят отобразить ход истории максимально понятно, со всеми катаклизмами и достижениями, какой образ вы нарисуете в первую очередь?

— Тут даже ничего не понадобится придумывать. Мы копаем так называемые культурные пласты, которые возникают в результате жизнедеятельности человека. Пласт складывается из отходов жизнедеятельности, работы, охоты, строительства и т. д. Слой, остающийся на земле с момента появления на ней людей, имеет свои характеристики. Изучая их, мы можем рассказать, насколько интенсивно протекала жизнь людей, чем они занимались, к какой культуре и этносу относились.

Наиболее богатый культурный слой, понятное дело, мы находим в городах, где плотность населения максимальная. Пространство в городах замкнутое, относительно небольшое, все, что накапливалось, так и оставалось на их территории. Ассенизаторов в Средневековье не было. Какие-то дренажные канавы существовали уже в XI—XII веках, но за пределы города мусор не вывозился.

В результате этот культурный слой в наших городах накапливался тысячелетие. Например, со времени первого упоминания Полоцка (862 год) вплоть до XIX века, когда мусор из города уже вывозили, улицы мостили, чистили, поэтому слой сам по себе не откладывался.

— Если говорить о Минске, какой максимальный культурный слой вы здесь находили?

— Самый толстый пласт находили в районе Немиги — до 8 метров. Но это особенная ситуация, связанная с пристанью, которая существовала в устье реки Немиги и Свислочи. А так толщина среднего культурного слоя в городе до 5 метров.

— Что из себя представляет этот «пирог»?

— Как вы понимаете, раскапывая его сверху вниз, мы как бы начинаем с современности и идем все глубже в толщу веков. Давайте представим, что делаем это прямо сейчас.

Сначала вскрываем асфальт. Поверьте мне, во многих городах (и в Минске в том числе) под асфальтом лежит небольшая прослойка песка (буквально 10 сантиметров), потом идут булыжники — это остатки брукованки (каменной мостовой). Под этой булыжной мостовой еще двадцать сантиметров песка и вторая мостовая. Так фактически везде в центре города. Эти брукованки построены в конце XIX — начале XX века. Еще ниже начинается слой XVII—XVIII веков, в котором мы находим все что угодно: орудия труда, предметы быта, элементы интерьера, украшения, монеты и т. д.

— На спиле дерева обязательно будут видны кольца неурожайных лет. Видны ли кризисные годы на срезе культурного слоя? Как на нем отражалась пандемия или война

— Археологические слои откладываются неравномерно — в зависимости от того, насколько интенсивно протекала жизнь людей. Они занимались ремеслом, строили, мусорили, и все это в конечном счете оказывалось в земле.

Если смотреть, например, древний Полоцк, мы увидим следующую картину. Древнейшее напластование — IX—X веков — в лучшем случае составляет сантиметров 15—20. Образно — это результат того, что люди пришли на полянку и решили на ней построить дом. С этого город и начинался. После идет слой XI века — это время строительства Софийского собора. После XII—XIII века — это самые большие слои: они могут достигать мощности до 2 метров и более. Это улицы, дворы, конюшни, жилые кварталы, мастерские — все что угодно. Видно, что жизнь била ключом. Конечно, все это сохранилось не целиком, а лишь в виде нескольких венцов от деревянных срубов.

XIV век также может быть богатым находками, но потом начинаются XV—XVI века. Полная лакуна. Культурный слой этого времени в археологии наших городов очень часто просто не фиксируется, как будто его и не было. Да, есть какие-то материалы — специфическая посуда, кафель, но сам слой не выделяется. И так — два столетия.

А потом вдруг появляется слой XVII—XVIII веков — масштабный, до двух метров толщиной (а то и больше), с огромным количеством построек, материалов находок — чего там только нет.

— Откуда такая неравномерность?

— Здесь есть интересный парадокс. Если сопоставим культурный слой с данными летописных материалов и с тем, как наша официальная история к этому относится, окажется, что в XII—XIII веках на территории нашей страны творился полный раздрай. Потомков Рюриковичей действительно стало очень много, а традиция требовала, чтобы за каждым из князей была своя земля. И вот они начали за нее бороться.

«Повесть временных лет» рассказывает о постоянных нападениях одних князей на других, о сожжении городов, захвате чужих земель, прямых убийствах… Говоря современным языком, это был самый настоящий треш. Добавьте еще то, что в XIII веке нападают монголо-татары, в 1240 году они захватывают и уничтожают Киев, перекрывают путь «из варяг в греки», значительно ограничивая торговлю.

Все в исторических источниках говорит о том, что XII—XIII века мы находились в глубоком кризисе и упадке. Но, как свидетельствуют археологические находки, на самом деле этот период был максимально активным и плодотворным. Жизнь на территории Беларуси в то время «буяла». Один маленький пример: среди бесконечных войн, голода, лишений расцветает каменное зодчество. Перестраивается и вдвое расширяется Софийский собор в Полоцке. В этом городе возводятся еще девять каменных храмов, княжеский терем. Храмы строят в Минске, Волковыске, Турове, Витебске, три храма возводят в Гродно. Один из них — Коложская церковь — сохранился до нынешнего дня. Вы представляете, какие надо было приложить усилия, чтобы все это построить?

Или вот еще — в XII веке минский князь Глеб, постоянно занятый войной, вместе со своей женой дарит Киево-Печерской лавре порядка 5 килограммов золота и 20 килограммов серебра. На эти деньги не то что церкви можно было построить, а несколько городов!

В Европе в это время происходит фактически то же, что и у нас. По всему континенту гремят войны, но одновременно с этим европейская цивилизация бурлит, строится Кельнский собор, Нотр-Дам-де-Пари, собор Святого Петра в Бове… То есть пламенеющая готика — об этом времени.

— А что же происходит в XIV—XVI веках? Куда они затерялись в культурном слое?

— На самом деле, этот период — время голода и болезней, в первую очередь — нескольких эпидемий чумы, которые длились не год-два, а целыми десятилетиями.

Есть интересная, написанная еще в советские времена книга «Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы», в которой мои коллеги-историки постарались собрать, обобщить и систематизировать все известные данные про экстремальные природные явления в Европе. Исходя из этой информации, в Западной Европе в XIV веке голодные годы и вспышки болезней затронули 41 год из 100. В XV веке на первое место выходят эпидемии. И уже 62 года из 100 — кризисные. В XVI веке 58 лет оказались для жителей Европы, в том числе и Беларуси, очень трудными. В итоге за эти столетия чума прокатилась по континенту от Константинополя до Москвы, а пришла она к нам, к слову, из Китая. За XIV век в Европе жертвами чумы стали около 25 млн человек!

В шекспировской пьесе «Ромео и Джульетта» актуальность хвори для того времени проглядывает во фразе: «Чума на оба ваши дома». В нашем же фольклоре также появляется характерная фраза: «Каб цябе халера забрала».

Знаменитые противочумные костюмы, надев которые люди напоминают диковинных животных с длинными клювами, видели не только на улицах Парижа и Лондона, но и в белорусских городах. Ведь такие костюмы носили католические монахи, бравшие на себя обязанность убирать трупы и заботиться о больных.

Казалось бы, нет культурного слоя, но вместе с тем этот период осветили Франциск Скорина, Николай Гусовский, был принят статут ВКЛ, Великое княжество Литовское достигло реальных размеров «от моря и до моря».

В конце этого периода появляется Магдебургское право, возникает Ганзейский союз, связавший все страны и города Балтики в единую систему экономических связей. В Европе в это время Мартин Лютер прибивает к дверям церкви свои тезисы, творят Микеланджело, Рафаэль, длится период гуманистического Возрождения.

— Выходит, что периоды истории, отмеченные продолжительными войнами, на деле оказывались временем активного развития материальной культуры? Эпидемии, наоборот, приглушали материальное развитие, но ощутимо подталкивали человечество к гуманитарному ренессансу, совершенствованию искусств, философии, религии?

— Это очень похоже на правду. Эпидемии и болезни были и остаются для человечества событиями малопонятными, с трудом осознаваемыми, внушающими тревогу, угнетающими. Ясно, почему в такие времена люди больше обращались к духовному, мистическому…

И с другой стороны, война всегда стимулировала развитие и совершенствование точных наук и ремесла, строительства, делала экономику более многоплановой. В периоды кратких передышек возникало множество рабочих мест, люди просто очень спешили жить.

Доказательство последнему — XVII—XVIII века — время так называемого «потопа». Начинаются бесконечные войны с Москвой. Иван Грозный захватывает Смоленск, затем Полоцк. Потом начинаются войны с Алексеем Михайловичем, когда с 1654 по 1667 год вся Беларусь была не просто оккупирована — население здесь просто уничтожалось московскими царями. Известный белорусский исследователь Геннадий Саганович подсчитал, что из населения примерно в 5 млн человек на территории Беларуси осталось всего лишь 2 млн. То есть больше половины белорусов было истреблено!

И опять парадокс: страшные события в политической истории очень плохо согласуются с тем, что происходит в археологическом плане. Культурный слой очень богат, видно, насколько массово велось строительство, бурлила экономика.

— В ваших рассуждениях прослеживается очень четкая связь событий, происходящих на территории Беларуси и в Европе.

— Потому что именно Европа все это время на нас действительно влияла. Можно делать любые предположения о «тесной связи славянских народов» с оглядкой на Россию, но есть археология — наука, оперирующая фактами. И они подтверждают нашу теснейшую связь именно с Европой. Вот вам один из примеров: в 70—80-е годы прошлого века советская археология была захвачена поисками берестяных грамот. Их сотнями находили в Новгороде, Пскове, Смоленске. Декларировалось, что территория Беларуси — место жительства очень близких по укладу жизни народов, а значит, и у нас такие грамоты должны были находиться в достатке. Но их нашли только две на всю республику! Почему так? Да потому, что наши предки писали на церах — восковых дощечках — точно так же, как и вся остальная Европа.

Мы писали, как европейцы, болели, как европейцы, новая религиозная реформа, организованная Мартином Лютером, пришла и к нам. Европейские войны всегда затрагивали нас. И все потому, что структура государства и общества у нас была одинаковой.

Мы не носили лапти, как это старательно нам пытались приписать целое столетие, изображая белорусского мужика ободранным крестьянином с колтунами на голове. За всю историю белорусской археологии (на сегодняшний день она насчитывает уже почти 100 лет) на территории нашей страны во время раскопок было найдено лишь два лаптя — отголосок моды нашего восточного соседа. Наши предки носили кожаную обувь — как раз ее было найдено очень много.

А вот примеров нашего влияния на культуру восточной соседки хоть отбавляй. Причем порой совершенно неожиданных. Вас наверняка удивит один факт о кокошнике — характерном элементе народного костюма русской красавицы. Такие кокошники появились не только среди элементов одежды, но и в архитектуре. Так вот, фактически подтверждено, признано историками архитектуры и искусства, что впервые кокошники возникли в XII веке в храме Евфросинии Полоцкой.

Знаменитый белорусский мыслитель Симеон Полоцкий приехал в Москву по приглашению царя Алексея Михайловича и стал первым человеком в России, сочинявшим стихи. Не частушки и забавки, а настоящие стихи, которые уже давно получили распространение в Европе. Первые книги в Москву повез Франциск Скорина. Первый, так называемый русский книгопечатник Иван Федоров (настоящая фамилия которого, вообще-то, была Федорович) родился под Логойском.

— Могли бы вы отметить оригинальную, исконно белорусскую черту, которую заметили по раскопкам?

— Вы знаете, одна из самых ярких наших отличительных черт — удивительная мультинациональность, она повсеместно регистрируется по находкам в земле. Веротерпимость — это не европейская, не российская, а исключительно белорусская черта. На нашей земле мирно сосуществовали православные, католики, иудеи, мусульмане, протестанты, униаты. Церкви и мечети нередко стояли на одной площади, и никто никому не мешал.

— Я правильно понимаю: археология учит нас, что большинство мифов и легенд о том, как пандемии и катастрофы отбрасывают цивилизации в развитии на столетия назад и имеют трагические долгосрочные последствия, — преувеличение?

— Материальная культура, которую мы исследуем, показывает, что деградации не происходит. Развитие, возможно, протекает в другом векторе — не так, как мы хотели, но оно всегда есть. В заключение еще один пример: посмотрите, вот уже более полувека в наших городах, закатанных асфальтом, не откладывается культурный слой, все выметается и вывозится на свалку. Это значит, что культурный слой не растет, но цивилизация ведь все равно развивается — остановить этот процесс невозможно.