Репортаж из Института имени Герцена в Москве.
Вчера пропагандист Дмитрий Киселев в программе «Вести недели» обрушился с критикой на главу российского профсоюза «Альянс врачей» Анастасию Васильеву, опубликовавшую письмо сотрудников Онкологического института имени Герцена, в котором они просят «остановить убийства онкопациентов» и «пресечь преступную деятельность» директора ФГБУ «НМИЦ Радиологии» Андрея Каприна (по данным The Insider, Каприн является другом Киселева и время от времени проводит ему профилактические обследования). The Insider связался с врачами и пациентами онкоцентра и выяснил, как проходившие лечение в Институте им. Герцена заражались COVID-19 после операций, как запугивали врачей и как подаренные для перевозки пациентов внедорожники оказались в личном пользовании директора.
Главный онколог России Андрей Каприн возглавляет Центр радиологии Минздрава России с момента его основания в 2014 году. В учреждение входят Институт им. Герцена, Радиологический центр им. Цыба и НИИ урологии имени Лопаткина. В разгар пандемии коронавируса институт им. Лопаткина был перепрофилирован под лечение коронавирусных больных, а Институт им. Герцена продолжил работу как онкологический центр. В конце апреля в Институте им. Герцена начались массовые заражения пациентов и персонала (при том что для онкологических больных, иммунитет которых подавлен, заражение опасно вдвойне). Заразившихся пациентов переводили в Институт Лопаткина и другие инфекционные больницы. Несколько пациентов, заразившихся сразу после операций, умерли. Заражения продолжались несколько недель, однако Каприн не закрыл Институт им. Герцена на карантин, а врачи продолжали проводить плановые операции, в том числе в праздничные дни. Врачам, которые пытались отказаться, Каприн угрожал увольнением.
Долгое время эту информацию удалось скрывать, однако 25 мая врачи института отправили письмо главе «Альянса врачей» Анастасии Васильевой, в котором подробно рассказали о многочисленных нарушениях, допущенных Каприным за время эпидемии. Изначально врачи готовы были рассказать об этом The Insider, однако буквально на следующий день после публикации письма Васильевой в Twitter отказались, объяснив это тем, что им поступают угрозы. Одновременно началась кампания травли «Альянса врачей» и самой Анастасии Васильевой. Наконец, 31 мая Дмитрий Киселев посвятил профсоюзу и лично Васильевой семиминутный сюжет в «Вестях недели». Это явно не случайно: по информации The Insider Киселев регулярно обследуется у Каприна в институте Герцена, а с «НМИЦ радиологии» его связывают давние дружеские отношения. В 2018 году он даже провел там творческий вечер.
Киселев назвал Васильеву «мошенницей», «самозванкой» и «плагиатором», а сообщения о нарушениях в Институте Герцена «голословной анонимкой». В свою очередь Анастасия Васильева сообщила The Insider, что «Альянс врачей» готовит иски о клевете к ВГТРК и лично Киселеву, а в случае вызова в следственные органы предоставит все имеющиеся у нее данные авторов многочисленных обращений, поступивших в профсоюз за время пандемии.
«Все молчали, потому что все боятся»
Один из сотрудников Института Герцена, попросивший не называть его имени из опасений увольнения, в разговоре с The Insider подтвердил информацию о нарушениях в Институте Герцена, а также рассказал о массовых заболеваниях пациентов и врачей.
«В COVID-зоне, «красной зоне», у людей есть специальные костюмы, специальные респираторы, очки, перчатки, бахилы и так далее. У нас из же средств защиты - маска и перчатки. В перчатках в принципе никто не ходит, просто стоят дозаторы с дезсредствами. Плюс, у нас было разграничение потока – в одном направлении идут пациенты, сотрудники заходят через другой вход. Острой нехватки средств не было, но, если мы говорим о том, как положено, – пациенту должны выдавать, как он пришел в стационар, десять масок, чтобы он просто так не выходил в коридор. Этого, естественно, не делалось. Маски недавно появились, а поначалу во всей стране они были ограничены.
Если пациент заражается COVID, об этом нужно сообщать в Роспотребнадзор и часть сотрудников отправлять на карантин, однако, по распоряжению, директора Каприна этого не делается. Нужно было закрыть все эти отделения, где сотрудники были заражены и прекратить деятельность до нормализации эпидситуации, а не так, что говорят «выходите оперировать, ничего не хочу слышать». Приходит заведующий и говорит: «Сейчас у меня пациент на большой операции, и я просто уверен, что он точно через пять дней заболеет COVID и мы его потеряем».
Мы должны были сообщить Роспотребнадзору о COVID и закрыться на карантин, но по распоряжению Каприна этого не делается
За майские праздники можно было бы пройти дезинфекцию, обработку отделений, все помыть, и спокойно оперировать плановых пациентов. А мы могли бы пока передохнуть. Но нам пришлось выходить в праздничные дни на работу. Мы выходили первого, когда официально у всех был выходной, мы работали четвертого, пятого и одиннадцатого, оперировали. Наш директор Андрей Каприн всех заставил работать. Не было сделано перерыва и в итоге мы получили вспышку инфекции.
Нет, чтобы во главу поставить безопасность пациентов. Во главу были поставлены интересы руководства, чтобы от Минздрава не дай бог не досталось директору за то, что какое-то отделение было закрыто. Каприн просто кричал: «Ничего не хочу слышать, выходите и все». Никаких доводов, все молчали, потому что все боятся. Это театр одного актера, когда он говорит, а все остальные молчат, потому что если ты что-то скажешь, то на тебя такой шквал обрушится, что этим все закончится. Ничего не хочет слышать. У него авторитарный стиль управления – вот он решил так и все.
При этом сам Каприн лично нарушал правила безопасности. Он входил в «красную зону» в Лопаткина и после этого приезжал в Герцена оперировать. Есть репортаж о том, как он идет в «красную зону». А потом в официальном Instagram НИИ Радиологии публикуют видео, как он оперирует, – стоит и интубирует больного в Герцена. Получаются двойные стандарты – вчера или позавчера вышел репортаж и там представитель пациентской организации Ольга, не помню ее по фамилии, кричит, что «он директор, он может и туда, и туда ходить». Но все врачи, которые зашли работать в COVID-зону оттуда уже не должны выходить. Им гостиница предоставляется, они должны быть на самоизоляции. Наши врачи, которые там были, все ушли на две недели на карантин, чтобы обратно выйти на работу в институт потом и не распространить инфекцию. А тут человек ездит туда-сюда в «красной зоне», а потом он оперирует пациента со слабым иммунитетом – ну, наверное, это не совсем правильно.
У нас в онкологии нет срочных операций. Бывают у пациентов какие-то экстренные случаи — непроходимость, кровотечения — это все решается на уровне обычной скоропомощной больницы. А если пациент поступает к нам, он должен быть полностью обследован и пройти все консилиумы, согласования, и тогда уже можно оперировать в плановом порядке. Срочности никакой нет.
Онкологические пациенты относятся к особой группе риска. У них понижен иммунитет. Пациенты, которых мы лечим, не должны заразиться после операции. Если онкологические больные заражаются – это ЧП. Уже и Американская и Европейская ассоциация онкологов говорят, что если пациент болеет COVID’ом, онкологическая помощь ему не оказывается. Если он находится на этапе химиотерапии и заболел COVID’ом, ему отменяют все курсы. Когда химиотерапию проводишь, нужно соблюдать строго интервалы проведения курсов. С учетом того, что любое онкологическое противоопухолевое существенным образом влияет на иммунитет и пациенты находятся в иммуносупрессии, проводить любое онкологическое лечение пациенту, который находится в острой фазе коронавирусной инфекции, просто противопоказано.
У нас есть список пациентов, заразившихся коронавирусом после операций. Но надо понимать, что мы далеко не обо всех заразившихся знаем. Я уверен, что их в несколько раз больше, многие из них были выписаны и сами уехали. Мы не знаем их судьбу.
Недавно одной пациентке сделали пересадку почки. Это непростая задача, чтобы тебе нашли донорскую почку и пересадили. Люди годами этого ждут. Поэтому девушка, которой почку пересадили, жаловаться не будет и займет сторону врачей. Но после операции у нас в институте Герцена ее заразили COVID’ом и перевели в Институт урологии с двусторонней пневмонией. А в Институте урологии никто не занимается лечением онкопациентов. Переводы в Институт урологии делаются для того, чтобы косяки скрыть: осложнения и факты заболеваний у пациентов после сложных операций.
Кроме того, у Института Герцена нет лицензии на трансплантацию. У нас Институт имени Герцена, Лопаткина и Институт урологии. И лицензия на трансплантацию есть только у Института урологии. А тот факт, что пересадку сделали у нас, без соответствующих условий, без получения заключения – это попадает под уголовный кодекс. Каприн сам распорядился, чтобы пересадки у нас делали. У нас же новый министр, ему хочется выслужиться.
В начале пандемии компания General Motors передала центру несколько внедорожников. Планировалось, что они будут использоваться для врачей и пациентов, чтобы можно было организовать маршрутизацию, но этого не было сделано. Этими машинами пользовалась исключительно администрация. После того как «Альянс врачей» опубликовал письмо, их просто поставили на территории института, сейчас они никак не используются».
The Insider также удалось поговорить и с некоторыми пациентами, заразившимися в онкоцентре и их родственниками.
«Операция прошла идеально, через два дня поднялась температура»
Валерию Михайловичу 54 года. У него плоскоклеточный рак кожи, III стадия. 4 мая ему провели плановую операцию. 8 мая перевели по скорой в ГКБ №15 им. Филатова с диагнозом «вирусная пневмония». На момент публикации Валерий Михайлович вылечился от коронавируса и пневмонии и восстанавливается после операции.
«Я приехал в институт 30 апреля. Меня тестировали перед операцией, тест был отрицательный. И КТ делали, все было чисто. Оперировали 4 мая. 7-го вечером у меня поднялась температура, 8-го утром сделали КТ – пневмония в одном легком. Мне поставили диагноз коронавирус и всем инстанциям сообщили, что я заражен. В среду я сдал еще один тест и пока не знаю результат. Все еще лежу в больнице №15.
Уверен, что я заразился в институте. Я и дома, до операции, сдавал на вирус, результат был отрицательный. После операции у меня два дня была температура 36,6. Все было идеально вообще. Соблюдались ли меры безопасности там сложно сказать, я никуда из палаты не выходил. В масках все ходили, но в защитных костюмах никого не видел».
«Его готовили к выписке, пока этот вирус не начал действовать»
У 70-летнего Владимира Николаевича был периферический рак верхней доли левого легкого, IV стадия. 20 апреля ему сделали операцию. 27 апреля перевели в НИИ урологии им. Лопаткина с диагнозом «пневмония. COVID +».
8 мая Владимир Николаевич умер. О том, что он заразился в больнице, The Insider рассказала его дочь Ольга.
«Папа заразился после операции. Думаю, это все в реанимации началось, он же лежал там и никуда не выходил. В отделении врачи очень хорошие, операция прошла успешно. Все было замечательно, пока этот вирус не начал действовать. Его даже к выписке готовили.
Я сама работаю в этой больнице и сначала каждый день ходила к нему. Потом с утра поднялась температура, ему поставили диагноз COVID и мне больше нельзя было к нему ходить. С тех пор я его не видела, только по телефону общалась, пока его не положили под ИВЛ. У него тоже ни к кому не было претензий, его институт на ноги поднял, он ходить начал. Что послужило причиной и кто заразил – сложно сказать.
Меры защиты в институте соблюдаются. Хотя в начале пандемии врачи сами себе шили маски, думали, что на всех не хватит. Мы же тоже ходим на работу туда-сюда и мы, приходящий персонал, переносчики для пациентов. Поэтому так получилось. Непреднамеренно».
«Через несколько дней после операции поднялась температура»
Татьяне Николаевне 65 лет. У нее лейомиосаркома, III стадия. 27 апреля ей сделали операцию. 4 мая перевели по скорой в городскую больницу №15 им. Филатова с диагнозом «двухсторонняя полисегментарная вирусная пневмония». Сейчас Татьяна Николаевна находится в Филатовской больнице, чувствует себя лучше. Об этом рассказала The Insider ее дочь Ольга.
«Мама поступила в институт с отрицательным тестом, это было одним из предоперационных требований. Мы сделали даже два независимых теста. Так получилось, потому что нужно было срочно. Оба теста были отрицательными и никаких симптомов у мамы не было. Мы ее сильно берегли, она никуда не ходила до операции, чтобы не дай бог не подхватить инфекцию. Поэтому скорее всего прямо там заразилась.
С момента поступления до операции прошло пять дней и через несколько дней после операции поднялась температура. В послеоперационном состоянии уже увидели изменения в легких на КТ и отправили ее в Филатовскую.
Я не буду грешить на врачей. Я видела, что сейчас в соцсетях начинается какая-то волна по поводу Герцена, но мне показалось, что там все нормально с соблюдением мер. Понятно, что они не застрахованы, потому что все туда ломятся и всем хочется быстрее прооперироваться. Беря на себя ответственность, они оказывают помощь. Они не говорят, мол, подождите, сейчас COVID пройдет. Мне показалось, что они принимают пациентов до последнего, но и меры безопасности они тоже принимают настолько, насколько можно. Я ничего не могу плохого сказать. Я бы не хотела вставать в позу и обвинять кого-то. Когда вирус существует - от него не избавишься, а закрыться на карантин – это оставить без лечения онкобольных.
У меня только один вопрос к больнице Герцена, почему они маму отправили в Филатовскую, а не взяли к себе. У них же есть COVID’ное отделение — Институт урологии и интервенционной радиологии имени Лопаткина, который перепрофилировали. Непонятно, почему они выкинули ее в другую больницу, где не могут должным образом следить за постоперационной составляющей. COVID-то они лечат, а все остальное запустили, мама не горюй. Почему они к себе не взяли, хотя могли?»