Непростая история из Столбцовского района.
История Александра Миткевича из Столбцовского района — непростая. В ней есть и радость, и боль, и слезы, и потеря близкого человека, и чувство вины и благодарности. Месяц болезни и карантина, 10 дней на ИВЛ — и он выздоровел от COVID-19. Но за это время потерял двух родных людей: 49-летняя сестра умерла от коронавируса, 71-летняя мама, как говорится в свидетельстве о смерти, — от атеросклеротической болезни сердца. Но несмотря на это, по словам родных, ее хоронили в закрытом гробу.
— За месяц я потерял двух родных мне людей. Сижу в большом доме один, надоело все, хочется на кладбище съездить и поплакать над людьми, которые еще могли жить, — говорит он нам по телефону 29 мая, все еще на самоизоляции.
«На похоронах сестры не был, потому что на тот момент уже сам был на больничном»
В редакцию tut.by написала дочь Александра Миткевича: папа был десять дней на ИВЛ, согласен поговорить. Когда мы общались с Александром, он был еще на самоизоляции, 3 июня — первый день, когда он вышел на работу. Ему 50 лет, он работает инженером по организации и нормированию труда.
Александр родом из деревни Новый Свержень в Столбцовском районе. О себе рассказывает четко: окончил военное училище, служил в городе Агдам в Закавказском военном округе, после развала Советского Союза из вооруженных сил ушел, работал в филиале Минского моторного завода в Столбцах, был старшим мастером, затем стал заместителем начальника части Минского областного управления МЧС. Отработав более 20 лет в МЧС, стал начальником части, и в 47 лет ушел на пенсию. Сейчас он хоть и пенсионер, но все равно работает.
Фото: Дарья Бурякина, TUT.BYАлександр жил в одном частном доме со своей 71-летней матерью в деревне Новый Свержень. Недалеко от них, тоже в частном доме, жила со своей семьей 49-летняя сестра. Первой заболела она.
— Сестра кашляла, но к врачу не обращалась, потому что боялась, что в карточке сделают запись, что у нее проблемы с легкими, и потом она не сможет пройти медкомиссию и на старости лет останется без работы. Она нас старалась не беспокоить, потому что не хотела, чтобы мама волновалась. Но в какой-то момент от ее гражданского мужа я узнал, что ее положили в больницу в Столбцах. Потом перевели в Марьину Горку, там она и умерла.
Сестра Александра умерла 16 апреля, в свидетельстве о смерти стоит код B97.2 — эта причина смерти расшифровывается как «коронавирусы как причина болезней, классифицированных в других рубриках». Никто другой из семьи сестры, по словам Александра, не заболел. На похоронах мужчина не был, так как на тот момент он сам уже был на больничном. Через два дня после него заболела и мама: у нее поднялась температура.
Александр Миткевич— Я не думаю, что заразился от сестры, потому что мы в ее дом, зная ситуацию, не ходили. 12 апреля, в воскресенье, у меня поднялась до 37,2 градуса температура и продержалась несколько часов, 13 апреля повышенной температуры уже не было, но, учитывая эпидемиологическую ситуацию, я все равно решил сходить в местный ФАП и там мне открыли больничный. В среду температура к обеду уже была 37,4 градуса, к вечеру — 37,8 градуса. В среду я был на приеме у врача, также сдал кровь — анализ был хороший, нужно было пройти рентген. Но там была очередь, и меня направили на флюорографию — результат тоже был хороший. В пятницу температура уже была выше 38 градусов, появился кашель — и я вызвал скорую. У матери тоже была температура, но не такая высокая, к врачу идти она не хотела.
У Александра когда-то была операция на сердце по протезированию митрального клапана, он надеялся, что, возможно, его госпитализируют. Тем более после смерти сестры. Но медики, по его словам, сделали укол «тройчатки» и уехали.
— Температуру в тот день пришлось сбивать парацетамолом, то же самое я делал и в субботу. Ночью с воскресенья на понедельник почувствовал, что задыхаюсь, и вызвал скорую. Там сказали, что проблема с машинами, и предложили приехать самому. Я предложил поехать со мной и матери, но она отказалась. В приемном отделении мне измерили сатурацию (насыщение крови кислородом). Сколько она была, точно я не помню, но ниже нормы, ночью же сделали рентген — снимок показал, что у меня левосторонняя пневмония. Мне сказали завтра обратиться к своему лечащему врачу. В понедельник я позвонил на ФАП: говорю, задыхаюсь, у меня повышенная температура и воспаление легких. Врач через какое-то время перезвонила и сказала, что сейчас за мной приедет скорая и положат в больницу.
Александр отмечает, что в этот раз он все-таки уговорил маму поехать с ним, чтобы проверили и ее. В итоге его госпитализировали, а она сходила на прием к врачу.
— Мы с ней созвонились, и она сказала, что у нее тоже пневмония, ей выписали лекарства и сказали лечиться на дому. Я созвонился с родственниками и попросил их контролировать ситуацию, постараться добиться, чтобы ее положили в больницу и она была под наблюдением врачей, пока я тоже в больнице.
Александр отмечает, что к вечеру в больнице он почувствовал себя значительно лучше, но утром стало еще хуже, чем было до этого.
— Меня перевели на кислород, я стал звонить жене и прощаться: чувствовал, что если не предпримут никаких кардинальных мер, могу не выдержать. Через какое-то время мне сказали, что переводят из Столбцов в Дзержинск, потому что мне, возможно, понадобится ИВЛ. Туда меня везла скорая, и всю дорогу я был под маской, потому что сатурация была ниже нормы. В Дзержинской больнице меня сразу же направили в реанимацию.
«Когда пришел в себя, видел, как там работают и врачи, и медсестры, и санитарки. Это люди с большой буквы»
В Дзержинской больнице мужчине снова сделали рентген, и, как говорит сам Александр, ситуация была сложная: на тот момент он уже кашлял с примесями крови. В эпикризе указано, что, по данным на 23 апреля, у пациента уже была двусторонняя полисегментарная плевропневмония. После этого медики подключили пациента к ИВЛ.
— Спросили насчет аллергических реакций, предупредили обо всем, что-то укололи — и все. Когда меня сняли с ИВЛ, оказалось, что прошло десять дней. Потом я еще лежал в реанимации, мне ставили капельницы, и, как мне кажется, я начал быстро вставать из кровати, появились силы, кашля уже вообще не было. Когда меня перевели в отделение, первая мысль: надо связаться с домом. Сначала родные сказали, что моя мама на ИВЛ в больнице, но я понял, что это не так: как выяснилось, 30 апреля она в больнице умерла.
Фото: Дарья Бурякина, TUT.BYВ свидетельстве о смерти матери Александра причиной смерти значится код I25.1A — это расшифровывается как «атеросклеротическая болезнь сердца». Хоронили маму, по словам Александра, в закрытом гробу, который к тому же еще был обмотан скотчем.
— Маму похоронила моя гражданская жена и две внучки. Гроб не дали даже вынести из машины и поставить во дворе: он был закрыт и обмотан скотчем. Да, у мамы был сахарный диабет, ей 71 год, но она была крепкая, признаков, что она при смерти, не было. Мой швагер рассказал, что ее положили в больницу 21 апреля, на следующий день после меня. Брали ли у нее тесты на коронавирус, я не знаю, но она мне по телефону говорила, что у нее пневмония.
Зоя Алексеевна Миткевич, мама Александра. Фото: из личного архиваСамого Александра из Дзержинской больницы выписали 15 мая.
— На скорой привезли к дому — я был на карантине и жил один, продукты мне привозили родственники.
Сейчас Александр уже вышел на работу.
— Как вы думаете, что вам помогло выздороветь? — спрашиваем.
— Спасибо врачам в Дзержинской больнице, потому что когда я пришел в себя и сутками лежал в этом отделении, видел, как там работают и врачи, и медсестры, и санитарки. Я восхищался и думал, смог бы и я так работать или нет? Это люди с большой буквы. Больного привозят, его тут же подключают к ИВЛ, санитарки моют, памперсы меняют, переворачивают, кормят, меня медсестры впечатлили — простые труженицы в этих костюмах и масках. Я благодарен там всем.