Речь Тома Стоппарда на Брюссельском форуме

Том Стоппард выступил на Всемирном Брюссельском форуме.

Этой речью, касающейся своей жизни, Беларуси и смещения принципов в мировой политике, он сместил все акценты обсуждения на форуме, где присутствовали лидеры государств, ведущие мировые политики и аналитики. Речь Стоппарда присутствующие признали эпохальным событием за все годы существования Брюссельского форума.

Доброе утро, дамы и господа. Поверьте, я осознаю, какой честью для меня является возможность выступить здесь - я никогда еще не выступал перед столь высокопоставленной аудиторией. Я привык разговаривать со студентами, например, о театре. Поэтому я переполнен эмоциями и удивлением по поводу собственного присутствия у этого микрофона.

Я хотел бы донести до вас определенную идею. Чтобы сделать это, мне придется несколько углубиться в личную историю, поэтому заранее прошу простить мне это своеволие. Я родился Томашем Штрауссом в городе Злин в Моравии, ныне находящемся в Чешской республике, в июле 1937 года. Когда мне исполнилось два года, спасаясь от преследования нацистами, я, мой брат, мои родители - отец был еврейским доктором, работавшим на фабрике Bata в Злине, - все четверо мы были эвакуированы, если можно так назвать, в Сингапур - как раз к Перл Харбору. Когда мне было 4, мы с матерью и братом, оставив отца - женщины и дети в первую очередь - оказались на корабле, направлявшемся в Австралию, который попал под бомбежку. В результате мы оказались в Бомбее. Я провел войну в Индии. Мой отец погиб от рук японцев, и под конец войны в Индии моя мать вышла замуж за британского военного, который и дал мне мое нынешнее имя. Он привез нас - меня, брата и мать - в Англию, и я стал английским школьником.

Может быть, вы уже поняли, какую идею я хотел бы донести до Вас. Она заключается в следующем: я вел привилегированную жизнь. Когда наступили война и другие ужасные вещи, я скрылся за горизонтом - убежал от лагерей, где погибли мои бабушки и дедушки по отцовской и материнской линии, и братья и сестры моих родителей. Я смутно помню запах песка в бомбоубежище в Сингапуре - вот и вся моя война. А потом мы отправились в плавание. В Индии прошли четыре счастливых года моего детства, а затем я очутился в Аркадии - в подготовительной школе в Британии, стране Шекспира и habeas corpus. Иными словами, я никогда не был в положении, когда моя свобода слова, свобода собрания и другие свободы нарушались... Конечно, тут я идеализирую, так, я никогда не был индийцем, когда я был в Индии, и так далее... Но все же - я оказался в стране, где, как мне казалось, то, что делалось неверно, хотя и было прискорбно, но признавалось нарушением идеалов. И когда я сталкивался, соприкасался с обществами, где такие нарушения были не нарушениями, а системой и своего рода идеальным порядком, меня не покидало чувство английского превосходства, хотя я и не был англичанином по рождению.

Я всегда принимал свободу собраний, выражения, профсоюзов... демократию... я как-то смотрел комедию, где герой заявил, что демократия - это не голосование, а подсчет голосов (смех в зале) - я всегда думал, что я в стране, где все эти вещи соблюдаются. Как я понимаю сейчас, моя жизнь и вещи, которые я принимал за должное, - это своеого рода воплощение того, что вы, дамы и господа, представляете идеальной европейской жизнью современности. ... Я уже израсходовал половину отведенного мне времени и вынужден быстро решать, как же мне донести до вас то, что я бы хотел вам сказать.

В Англии в 1956-м я был восхищен новостями из Венгрии, которые доносили газеты - меня восхищали не танки, не русские или венгры, но то, как там работали британские репортеры. В 1968 году, во время акции Варшавского договора против Чехословакии, я чувствовал себя довольно странно, потому что не примерял это на себя. Было печально наблюдать за этим, но я воспринимал это через призму английской чувствительности к действиям, происходившим в далекой стране. В 1977-м я, вместе с представителем Международной Амнистии, ненадолго съездил в Москву и Санкт-Петербург - мы пытались помочь беженцам... тем, кто пытался получить визу и кого советский режим принудительно "лечил" в психиатрических больницах. Я также отправился в Прагу, где познакомился с человеком, который среди живущих людей является для меня героем - господином Гавелом. И я следил за событиями 1989 года, и праздновал их вместе со всеми. Такая у меня была привилегированная жизнь.

И вот я поехал в Минск в 2005 году, чтобы встретиться с объявленной вне закона театральной группой, - я должен теперь вывести на авансцену эту тему, в те несколько минут, что мне отведены, - так вот... То, о чем я говорил, та удача, которая у меня была - то, что в Европе-2011 уже не должно считаться какой-то особенной удачей, предполагается, что это то, что мы все смогли достичь для каждого из нас. Но я смотрю на карту и вижу на ней любопытную аномалию. Ближе к Брюсселю, чем некоторые другие европейские столицы, находится место, где все еще живы пережитки, где все еще торжествует мрачное прошлое. Я знаю, что многие в этом помещении пытались продумать как только возможно, всеми политическими и дипломатическими путями, стратегию действий в отношении Беларуси. Лично меня ситуация повергает в уныние. Я, видимо, более неэффективен в этом отношении, чем кто-либо из присутствующих. Наверное, более вежливо было бы сказать "менее эффективен, чем кто-либо из присутствующих". Но давайте будем с собой откровенными: насколько мы - если я могу себе позволить быть причисленным к собравшимся здесь - эффективны?

В Беларуси присутствует полная палитра репрессий - запрещенные артисты, всякого рода ограничения. С моей точки зрения, это даже не пережитки советского стиля правления - скорее, это любопытный гибрид. До последнего времени люди могли въезжать и выезжать, и существовало большое количество неправительственных организаций, о которых не могло быть и речи в старые времена... Однако, в чем же причина того, что Беларусь для нас является проблемой? Я думаю, частью ответа на этот вопрос является то, что наши собственные стандарты несколько сдвинулись. Когда я говорю об этом с белорусами, в том числе и с теми, кто присутствует в этом зале, беседа часто принимает следующее направление: повсюду в Евросоюзе мы живем в утопии - только не в Беларуси. Это не так. У нас в Европе нету утопии. Если я сейчас начну описывать гипотетическую европейскую страну, в которой не искоренена коррупция, в которой есть монополия на СМИ... то вам пришлось бы выбирать, которую именно я имею в виду - потому что такая страна в ЕС не одна, и я не исключаю при этом мою собственную. Иными словами, когда я говорю, что наши стандарты пошатнулись, я не говорю о том что пошатнулась наша мораль. Скорее, сдвинулись границы того, что позволительно - и они сдвинулись в неверном направлении. До такой степени, что даже страна в таком плачевном положении как Беларусь уже находится в недостаточно полном контрасте с нашими странами. Это одна из причин...

Я не политик, и не дипломат, и мне пора уже заканчивать мое выступление. Я драматург. Я занимаюсь сферой морали. Конечно, есть разного рода пьесы... но искусство в целом занимается моралью. Это шкала моральной чувствительности. Если вы хотите изменить что-то к следующему вторнику, снимите и покажите по телевидению документальный фильм. Я восхищаюсь этим умением. Если вы хотите изменить образ наших мыслей, пишите - если умеете - великую прозу. Выразите это музыкой, рисунком. В любом случае это должно быть искусство.

И основываясь на этом, на этой платформе, я хотел бы сказать, что большая часть энергии, которая тратится на аномалии в Европе, - это энергия, которую вы тратите на защиту собственных интересов. Это естественно, не так ли? Такова большая игра международной политики - заниматься собственными интересами. Вы улучшаете положение других стран, когда это соответствует вашим большим, стратегическим интересам.

Может быть, это не очень мудро, не очень практично, может быть, это наивно с моей стороны, и может быть, даже глупо - надеяться, что люди, подобные вам, могут отбросить все это и понять то, что вам и не нужно понимать, потому что вы уже это прекрасно знаете. Жизнь улучшается за счет конкурса, соревнования в великодушии, благородстве. Я интересуюсь происхождением слов в английском языке, и одно из интересных слов в английском языке - это благородство, вести себя благородно. Оно происходит от "рода", семьи. Мы все понимаем, как это связано. Например, за ужином, когда остался последний кусок мяса, мы его не едим, потому что рядом сидит наш сын, или дядя, или брат - и мы говорим им "возьми, съешь, это для тебя". Это "родство". Если перенести это на соседей - это уже прогресс, на односельчан - еще больший прогресс. Как распространить это друг на друга, когда вы все представляете такие разные страны? Это надежда на невозможное.

Но наш единственный путь выживания - для хороших людей, а не стада - сохранять эту надежду. И бороться за нее. Проигрывать и снова бороться. Большое спасибо за внимание.

Перевод barilotti