Такую историю расскажу!

Путин хотел обсудить мировой порядок, а вышел только «пшик».

Заголовок путинской статьи не должен вводить публику в заблуждение. Текст «75 лет Великой Победы: общая ответственность перед историей и будущим» — не только и даже не столько про историю, сколько про сегодняшний день и день завтрашний, каким они в идеале видятся из-за кремлевской стены. Путин, как в свое время Иосиф Сталин, любит прибегать к историческим аналогиям для обсуждения насущных вопросов. При всех гигантских различиях у сталинского и путинского режимов есть общие черты. К ним относятся особое внимание лидеров к двум темам: глобальной политике и исторической памяти. Ни один советский или российский лидер со времен Сталина не уделял такого внимания формированию единого для всей страны историко-патриотического канона, призванного оправдать и возвеличить власть. В своего рода очерке-размышлении Путина, опубликованном в четверг американским журналом The National Interest, а в пятницу — «Российской газетой», задачи связанные с первой темой решаются через апелляцию ко второй. В материале хватает символизма, психологической манипуляции и красноречивого замалчивания неудобных фактов. Но в конечном счете это довольно ясное высказывание о современности.

Уже тот факт, что статья вышла сначала в Америке, и лишь на следующий день в России, символичен: она написана прежде всего для западного читателя. Ее главные адресаты — президенты США и Франции, а также премьер-министр Великобритании плюс китайский диктатор Си Цзиньпин. Но с товарищем Си у Путина видимых разногласий нет. А с остальными есть.

Выбор партнера для публикации более чем красноречив. The National Interest — издание Центра за национальные интересы. До 2011 года он назывался Центром Никсона за мир и свободу. Его почетный президент — Генри Киссинджер, а исполнительный президент — любимый гость российских государственных телеканалов Дмитрий Саймс, давний и вполне открытый агент влияния Кремля в Соединенных Штатах. Таковым он был назван напрямую в докладе спецпрокурора Мюллера.

Путин любит встречаться с Генри Киссинджером и всегда оказывает ему подчеркнутое уважение. Владимир Владимирович в восторге от «реалистического» подхода бывшего государственного секретаря США к вопросам мировой политики и безопасности. Инициатор (как теперь уже ясно) фатального вояжа президента Ричарда Никсона в гости к Мао Цзэдуну в 1972 году, Киссинджер — сегодня один из главных адвокатов путинского режима на международной арене, агитирующий за всеобъемлющую сделку Запада как с Кремлем, так и с китайскими коммунистами. И все это во имя мировой «стабильности». Цена — не только гражданские права и свободы россиян и китайцев, но и неформальное признание сферы привилегированных интересов Москвы на постсоветском пространстве, а Пекина — в Юго-Восточной Азии. Выращенные Киссинджером эксперты, типа Саймса, без устали пропагандируют эти идеи в СМИ, академическом сообщества и на Капитолийском холме.

Исторические размышления Путина составляют приблизительно две трети текста. Они не новы. Президент России уже не первый год пытается вернуть в обиход советскую версию истории Второй мировой войны:

— в развязывании войны виноваты прежде всего Великобритания и Франция, согласившиеся на раздел Чехословакии в Мюнхене в 1938 году;

— пакт Молотова-Риббентропа — вынужденный шаг;

— страны Балтии не захвачены, а «присоединены» в соответствии с правовыми нормами того времени;

— всю вторую половину 1930-х годов Кремль только и делал, что пекся о коллективной безопасности в Европе и мире, но антисоветски настроенный Запад не дал этому случиться и вынудил советскую диктатуру заключить договоренность с нацистской;

— Сталин не начал «освобождать» Западную Украину и Западную Беларусь, пока польское правительство не бежало из осажденной Гитлером Варшавы в Румынию.

Те, кто, как я, учился в советской школе, до сих пор могут пересказать все это наизусть. Правда, за исключением нескольких деталей, которые раньше не предавались огласке — потому что при Хрущеве и Брежневе стеснялись признаваться в наличии секретных протоколов к советско-германскому договору. Например, о том, как Берлин буквально умолял Москву побыстрее захватить Восточную Польшу, а Сталин выжидал и в результате отхватил намного меньше земли, чем было ранее оговорено с Гитлером. Но, по сравнению с 70-ми и 80-ми, есть и новшество: у Путина Польша выступает чуть ли не как один из виновников развязывания Второй мировой, наряду с Гитлером. При Хрущеве и Брежневе исповедовали более сбалансированный подход — нельзя было обижать “союзников” (на самом деле, оккупированных сателлитов) по Варшавскому договору.

Статья, как обычно и бывает в авторитарных режимах, интересна прежде всего своими умолчаниями. Например, о позорной агрессии СССР против Финляндии в ней нет ни слова. Именно за нападение на финнов Советы были исключены из Лиги Наций, о несчастной судьбе которой Путин много и лицемерно печалится в статье.

Путин вскользь упоминает Сталина в негативном контексте: «Сталин и его окружение заслуживают многих справедливых обвинений. Мы помним и о преступлениях режима против собственного народа, и об ужасах массовых репрессий». Однако в статье нет ни слова о том, как после войны были оккупированы страны Центральной и Восточной Европы, о массовых бессудных казнях, устроенных сталинскими марионетками, о Катыни, о депортациях литовцев, латышей, эстонцев. Вместо этого Путин с его фирменной издевкой пишет, например, такое: «Прибалтийские республики в составе СССР сохранили свои органы власти, язык, имели представительство в советских высших государственных структурах». То есть, когда диктатор убивает своих, то он монстр, когда «чужих» — ничего особенного, так, мол, тогда поступали все.

Путин обвиняет предвоенное польское руководство во всех смертных грехах, чуть ли ни в союзе с Гитлером, клеймит его за нежелание заключить договор с СССР, но при этом молчит о нападении большевистского правительства на Польшу в 1919 году и последовавшей за этим двухгодичной войне. Но в Варшаве именно после нее закономерно боялись каких-либо военных союзов с Москвой. Главное умолчание путинского текста — именно в этом: к 1938 году весь мир уже знал об ужасах советской тоталитарной диктатуры. Весь кошмар диктатуры нацистской вскрылся несколькими годами позже, во время Второй мировой. Но в 30-е годы, выбирая между Москвой и Берлином, Центральная Европа тех лет предпочитала Берлин — хотя бы потому, что нацисты, с тогдашней точки зрения поляков, румынов, венгров не покушались на религию и частную собственность. Это вовсе не оправдание, но это объясняет многие события тех лет. Эти воспоминания неприятны для жителей Центральной Европы — ведь заигрывания с фюрером вели потом не только к потере суверенитета, но и к соучастию части этих обществ в осуществлении Холокоста. Однако Путин сам не устает напоминать нам, что история не имеет сослагательного наклонения. Закономерный ужас всей Европы перед большевистским террором не вычеркнуть из истории точно так же, как не вычеркнуть антисемитское законодательство Венгрии, Болгарии, Румынии или захват чешского Тешина правительством маршала Рыдз-Смиглы (о чем, к слову, в Польше сегодня не умалчивают).

Война у Путина кончается Сан-Францисской конференцией 1945 года, на которой создали Организацию Объединенных Наций. О насильственной советизации Европы и о том, что уже в 1948 году Сталин попытался заблокировать и задушить голодом Западный Берлин — опять ни слова. Сан-Франциско, в интерпретации автора, венчает серию конференций союзников в Тегеране, Ялте и Потсдаме, определивших послевоенное устройство мира. И вот тут Путин подходит к главному, ради чего эта статья написана.

Сначала он — впервые за много лет — посвящает несколько искренних и теплых абзацев важной роли союзников в той войне. Затем костерит почем зря тех, кто пытается пересмотреть итоги Второй мировой (читай — помнит о сталинских преступлениях той поры) и ставит в один ряд Петена, Квислинга, Власова и Бандеру (которого на Западе мало кто знает и образ которого необходим, чтобы оправдать войну с Украиной). Затем Путин слагает настоящий гимн ООН и особенно закрепленному в Уставе организации праву вето, которым обладают пять держав-победительниц Второй мировой. Оно, наряду с ядерным арсеналом, позволяет России, у которой объем ВВП до пандемии COVID-19 был сравним с испанским, сохранять статус мировой державы.

Президент повторяет свой призыв провести саммит глав государств-постоянных членов Совбеза ООН и на нем договориться о том, как совместно управлять миром. Путин продолжает продвигать свою давнюю мысль о необходимости своего рода «новой Ялты» — в глобальном масштабе. Ни санкции, ни международная изоляция, ни то, что военные авантюры Кремля встали все чаще раздражать его сограждан (см. статью Михаила Дмитриева об изменении общественных настроений ), не способно заставить его отказаться от желания закрепить за Москвой зону эксклюзивных интересов — прежде всего, на пространстве бывшего СССР.

В исполненной имперской бравады статье Путин показывает слабость только два раза. Он призывает будущих участников саммита совбезовской пятерки обсудить не только геополитику, но и экономические последствия пандемии для мира. И тут как бы походя бросает: «Недопустимо превращать экономику в инструмент давления и противостояния». В переводе с кремлевского это звучит так: «Снимите, ну, снимите же санкции!»

Но, пожалуй, самая яркая демонстрация слабости осталась незамеченной. Перечисляя тех, кто согласился принять участие в саммите «пятерки», Путин называет полным именем лишь китайского диктатора — «господин Си Цзиньпин». Других — только по фамилии: Макрон, Трамп, Джонсон — именно в такой последовательности эти политики откликнулись на идею Кремля. Более подходящим и дипломатически вежливым был бы привычный в таких случаях алфавитный порядок имен. Но Путин спешит нарочито продемонстрировать, что с Пекином его связывают особые, даже теплые отношения, и одновременно, как школьникам, выставляет другим лидерам оценки по воображаемой шкале лояльности. Ставшее типичным для Москвы дипломатическое хамство, как уже не раз бывало, дает обратный эффект. Оно порождает впечатление неуверенности в себе и желания представить все более заметное превращение Москвы в младшего партнера Пекина как стратегический союз равных.

Саммит, если и состоится, то, скорее всего, закончится ничем. Путинская мечта о «Ялте-2» останется нереализованной. Значит ли это, что он будет готов к новой «маленькой победоносной войне»? Вполне возможно, да. Такие тексты российский лидер обнародует нечасто и неслучайно. В прошлом это для него всегда был повод сказать коллективному Западу: «Я же вас предупреждал, а вы не слушали». Будет ли это прорыв из Крыма к Херсону и Николаеву или захват на несколько часов эстонской Нарвы возмутившейся чем-нибудь «группой российских ветеранов боевых действий» с оружием из очередного «военторга»? Занятие шведского острова Готланд или высадка десанта на Шпицбергене? Все эти варианты активно обсуждаются военными экспертами на Западе не первый год. Может быть, ничего такого и не случится. Но в Кремле все равно хотят, чтобы все верили — угроза реальна.

Путин видит себя наследником Сталина. Конечно же, не Сталина — императора ГУЛАГа и Бутовского полигона. А Сталина — стратега, терпеливо обыгрывающего Запад и перекраивающего карту мира по праву победителя. Сталина — символа Отечества, с именем которого шли в бой отцы, братья и дети зэков Мордовлага и Игарки. Путин видит свою историческую миссию в том, чтобы оставить в наследство стране историю, где главная гражданская доблесть — готовность защитить власть, какой бы эта власть ни была.

Путин льстит Китаю, грозит Западу и все еще надеется: рано или поздно Вашингтон просто устанет с ним бороться, одернет «распоясавшихся» поляков, литовцев, румын и согласится с правом Кремля учить жить Украину, Грузию, Молдову. И вдобавок навсегда перекроет им путь к вступлению в НАТО - в Кремле Альянс видят просто укрупненной версией развалившегося Варшавского договора. Если там все маршировали по команде Москвы, то теперь, по представлением путинского руководства — по окрику из Белого дома.

Этим мечтам не суждено сбыться. Но после двадцати лет правления Путин попросту не способен это признать. «Национальный интерес» России для него давно неотличим от личного интереса. Более того, он, похоже, искренне верит, что по-прежнему очень нужен стране. Он не уйдет и не прекратит попыток взять реванш у Запада. За проигрыш СССР в холодной войне, за свои тактические победы, типа Крыма, оборачивающиеся стратегическими поражениями для России. За свою неспособность понять, что причина этих поражений — в постсоветском моральном вакууме, который не восполнить спецназом, чепигами и хакерами.

Финал авторитарных режимов всегда непредсказуем и полон риска, потому что, за редким исключением, их лидеры всегда пропускают начало заката. Если вдуматься, то статья Путина, на самом деле, вышла именно об этом.

Константин Эггерт, The Insider