Как Путин проиграл коронавриусу

Поддержке главы Кремля среди россиян осталось жить считанные месяцы.

5 марта 2020 года, когда Россия отказалась от новой сделки с ОПЕК, цена на нефть была выше цены отсечения российского бюджетного правила ($42 за баррель). 10 марта, когда Валентина Терешкова внесла поправку о продлении сроков правления Владимира Путина до 2036 года, Италия только принимала решение о введении полномасштабного карантина, а во Франции вовсю шла подготовка к муниципальным выборам. Мировые фондовые индексы уже упали на 15-20% по отношению к февральским максимумам, но все еще находились на уровне годичной давности. Международные организации еще не обновили свои экономические модели и продолжали придерживаться прогнозов о росте мировой экономики в 2020 году. Российское правительство по-прежнему считало, что российский ВВП продолжит расти в 2020 году. Конечно, даже при высоких ценах на нефть и без глобального спада, консенсус-прогноз предполагал, что российские темпы роста будут отставать от мировых. Хотя майский указ Владимира Путина 2018 года и обещал, что российская экономика будет расти быстрее мировой, даже по официальным прогнозам это «сокращение отставания» постоянно откладывалось.

Тем не менее, сегодня начало марта выглядит недостижимым идеалом.

Россия серьезно пострадала и от коронавируса, и от глобального экономического кризиса, и от падения цен на нефть. Июньские прогнозы Всемирного банка и ОЭСР предсказывают сокращение российского ВВП в 2020 году на 6-8%. Цены на нефть в марте уходили в отрицательную область; даже сейчас они около $40 за баррель. Впрочем, самым неприятным сюрпризом стало неадекватное поведение российской власти — Путин ответил на кризис с запозданием, нерешительностью и скупостью. Неудивительно, что его рейтинг упал до невиданных с 1999 года значений: по данным «Левада-центра», в мае 2020 года только 59% россиян одобряли деятельность Путина. В феврале этот показатель находился на уровне 69%. От максимумов 2014-2015 годов (88-89%) не осталось и следа.

Нерешительность Путина, конечно, обусловлена его доковидной приверженностью двум ключевым проектам: празднованию 75-летия Победы и изменению Конституции. Путин не был готов признать реальность пандемии, так как он хотел провести голосование по обнулению сроков 22 апреля и парад Победы 9 мая. Парад Победы критически важен для сегодняшней российской власти — так как Победа во Второй мировой войне является основой легитимности путинского режима. Как мы узнали из недавней статьи Путина в журнале National Interest, именно советскую внешнюю политику 1939-1945 годов Путин считает вдохновением и для аннексии Крыма, и для посткрымских идей о воссоздании ялтинско-потсдамского разделения мира на сферы влияния в XXI веке. Изменения к Конституции также крайне важны — ведь действующая Конституция однозначно говорит о том, что Путин должен уйти в 2024 году, поэтому уже в 2018 году он стал хромой уткой.

Почему Путин до последнего продолжал надеяться на то, что ему удастся провести и Парад, и «общероссийское голосование» по «конституционной поправке» тогда, когда он планировал? В авторитарной системе убежденность лидера в том, во что он хочет верить — это «не баг, а фича». Как показано в знаменитом прошлогоднем сериале HBO «Чернобыль», намеренное сокрытие плохих новостей местными начальниками — это не исключение, а правило — даже если такое сокрытие обходится центральным властям очень дорого. Именно поэтому уханьские власти цензурировали информацию об опасности COVID-19 (что привело к серьезным издержкам для пекинских властей). В демократической стране — Италии или Франции — такое сокрытие было невозможным. В России же у Путина не было подчиненных, которые осмелились бы сообщить ему плохие новости. По слухам, только Сергей Собянин — и только 24 марта — смог убедить Путина в том, что пандемию придется воспринимать всерьез. Поэтому неудивительно, что Кремль запоздал и с карантинными, и с экономическими мерами.

То, что автократам не хватает информации, можно было предсказать. Гораздо более неожиданной стала не замедленная реакция, а скупость российского правительства. Хотя западные правительства выделили для поддержки своих экономик 10-30% ВВП, первый объявленный российским правительством пакет помощи составил всего 0,3% ВВП, последующие меры постепенно выросли до 1, 2 и затем 3% ВВП (из которые лишь около 1% ВВП составили безвозмездные субсидии и гарантии по кредитам, а остальное — отсрочки по налогам и субсидированные кредиты). Казалось бы, в распоряжении Путина был Фонд национального благосостояния размером более 10% ВВП. Очевидно, что более масштабная поддержка семей и малого бизнеса существенно бы повысила популярность режима. Почему же власти решили «не палить резервы»?!

Самое простое объяснение заключается во все том же непонимании Путиным отчаянного положения российских семей и его ничем не обоснованной уверенности в эффективности российской бюрократии. Хотя миллионы российских домохозяйств лишились доходов и 70% россиян не имели сбережений, российские власти могли по-прежнему полагать, что точечные субсидии и повышения пособий по безработице помогут решить все проблемы. Второе объяснение — это то, что Путин в первую очередь заботится о крупных предприятиях и бюджетниках, которых он считает базой своей электоральной поддержки. Если же пострадают индивидуальные предприниматели, малые и средние предприятия, средний класс, то в этом ничего страшного для власти нет — ведь их место на рынке займут те, кто зависит от Путина.

Сегодня трудно определить, какое из этих двух объяснений верно. С одной стороны, сам Путин недавно вполне откровенно назвал предпринимателей «жуликами по определению». С другой стороны, он сам часто сетует на неинформированность власти — например, недавно, проводя совещание после крупного разлива дизельного топлива в Норильске, он возмутился: «Мы что, будем узнавать о чрезвычайных ситуациях из соцсетей?». В мае Путин де-факто признал проблему неспособности бюрократической системы разобраться с тем, кому и как нужно помогать. После массовой информационной кампании оппозиции о «Пяти шагах» Путин наконец принял решение о переходе от «адресной» помощи к недифференцированной поддержке всех семей с детьми на уровне 10 тысяч рублей на ребенка.

Еще один урок, который российское общество извлекло из пандемии — это полный провал политики властей в области здравоохранения. В мае 2012 года вновь пришедший на пост президента России Путин пообещал существенное повышение средних зарплат врачей. Переложив это повышение на плечи региональных властей — и не выделив на это соответствующих ресурсов — федеральная власть фактически предопределила резкое сокращение численности медицинского персонала и расходов на оборудование и средства индивидуальной защиты. Это стоило России тысячи дополнительных смертей от коронавируса.

Впрочем, пандемия подтвердила абсолютную правоту двух решений Путина.

Во-первых, после протестов 2011 года он приоритизировал повышение качества жизни в Москве. Смена авторитарного режима всегда происходит в столице. Поэтому федеральные власти перераспределили и финансовые, и кадровые ресурсы в пользу Москвы. Так как именно Москва — самый международный город России — приняла на себя первый и главный удар пандемии, такое перераспределение помогло избежать катастрофы: если не с точки зрения смертности от коронавируса в России, то с точки зрения последствий для режима.

Во-вторых, путинский режим давно осознал важность контроля над информацией.

Судя по косвенным характеристикам, российская официальная статистика занижает смертность от коронавируса во много раз — но российские граждане об этом не знают. Именно поэтому рейтинг одобрения Путина — пусть и самый низкий за 20 лет — остается выше 50%.

Как долго большинство российских граждан будут продолжать поддерживать Путина? Судя по тому, как отчаянно он торопился провести голосование по поправкам к Конституции, он сам считает, что его популярности остались считанные месяцы.

Сергей Гуриев, «Проект.»